Настоятель Вознесенской церкви протоиерей Иоанн Иаковлевич Образцов : [Некролог].
16-го сентября 1903 года скончался в С.-Петербурге один из видных представителей столичного духовенства, родом тверяк — протоиерей Иоанн Иаковлевич Образцов, после продолжительной и очень тяжкой болезни.
В последние годы, занимая пост настоятеля Вознесенской церкви, он, почти все время своей 39-летней пастырской деятельности, провел в центре столицы — у Спаса на Сенной, одновременно занимая должности законоучителя в разных учебных заведениях средних и высших, начиная с немецко-Петропавловской школы, Александровского кадетского корпуса, Петровского коммерческого училища и, наконец, в Филологической гимназии и Филологическом институте. Целых 20 лет состоял протоиерей Образцов членом Учебного Комитета при Святейшем Синоде.
Крупная личность покойного выделалась всегда во всем, к чему приникал его просвещенный ум, оставляя на всяком его деле след недюжинных способностей. Приехав в столицу из глухих углов Бежецкого уезда, Тверской губ. (уроженец села Котова) он вынес из своей родной деревни и сохранил на всю жизнь патриархальную любовь ко всему, что напоминало ему родину. В каждом тверяке он видел родича, так что сохранившаяся у него до старости поговорка «братцы» была не привычкою языка только, но тем же, чем были его всегда распростертые объятия землякам. При настоящих охлаждениях человеческих отношений, такой тип любвеобильного человека заставлял иногда с удивлением и благословлением относиться к усопшему Иоанну Иаковлевичу. Сам вышедший из бедной сельской среды (он был сын сельского дьячка) всегда и везде, где он видел бедность, сиротство, столь горькое в нашей духовной среде, он являлся и защитником, и покровителем, и советником. Глубокую основу этого христианского расположения создало в нем покровительство ему его дяди, также протоиерея и настоятеля Вознесенской церкви Я. Я. Предтеченского, и брата — священника той же церкви М. Як. Предтеченского. Это покровительство столичных родственников, по его рассказам, было не покровительство свысока, а покровительство отца, друга, всегда радовавшегося успехам покровительствуемого племянника. Имея высокий круг знакомства среди духовенства, дядя протоиерея Иоанна Иаковлевича и племянника своего, тогда еще студента академии, — вводил в этот круг духовной интеллигенции, уча его примером высоких духовных сановников, давая ему возможность и вне школы слушать высокие уроки и наставления. Поступая в духовную академию (в 1859 году) он добровольно уступает казенную вакансию своему беднейшему сироте-товарищу, по совету дяди, чтобы дать возможность этому сироте получить высшее образование. И этот сирота впоследствии делается одним из полезнейших профессоров одной из академий, заплатив товарищу самой горячей, редкой в настоящее время, дружбой. Крепкие семейные начала, какие только можно еще видеть в старых духовных семьях, были в нем живучи, составляли предмет высокого наслаждения и — отец и мать с их потребностями, их простым бытом, родные близкие и дальние, свои-ли, или женины, это было постоянною заботливостью покойного Иоанна Иаковлевича, были постоянными предметами помощи от него материальной, помощи нравственной, помощи путем просьб, рекомендаций, иногда неотступных пред высшими лицами помочь своему родному — это какой-то культ был в жизни покойного протоиерея. И как он любовался всегда тем, что срасталось с его сердцем и в этом высоко-христианском чувстве далек был той стыдливости за низкое свое происхождение, какое иногда часто видно в людях нынешнего века.
Пишущему эти строки памятен факт, когда отец покойного — сельский дьячок, по случаю женитьбы сына на внучке одного из столичных протоиереев должен был явиться среди столичного общества, среди людей разного звания и положения, одним словом среди людей, от которых иногда слабые и не серьезные люди скрывают своих бедных родственников, которые могли бы шокировать далеко ушедших по образованию и воспитанию деток — вот в такое-то общество покойный Иоанн Иаковлевич сам ввел своего батюшку — сельского дьячка, в длинном грубом сюртуке до пят, в смазных сапогах, с заплетенною косою — ввел и с смеющимися, любовными глазами сказал вслух всего общества: «вот у меня тятя-то какой!». Может быть это на первых порах общество смутило, увидавшего в своей среде мужичка; но этот «тятя» через какие-нибудь ½ часа овладел всем обществом, своею простотой, умом и уменьем держать себя. Вот какие люди воспитывали покойного!
В школе, особенно в академии — Иоанн Иаковлевич перенес эту семейную, заветную любовь к своему кругу и на новую свою семью — товарищей. Весь курс XXV (С.-Пб. Духовная Академия) это была крепкая, завидная семья. Эта семья распадалась и расчленялась, разрываемая только смертью. Помню время далекое, когда собирались у покойного протоиерея товарищи и я видел тут покойного ректора универ. Владиславлева, еще молодого студента, едва вернувшегося из-за границы, Т. В. Б., Н. И. Барсова, талантливого товарища Немшевича, покойного свящ. Лондонского, В. Евг. Попова, Абрамович, прот. Тагалов, впоследствии заграничный протоиерей и проч. Приезжал-ли кто из товарищей из провинции — у Ивана Иаковлевича ему пристанище и чисто родственный приют. Помню случай, когда товарищ земляк, приехав искать счастья в Петербург с семьей и почти 2 года, пока стал на ноги, поддерживал его Иван Иаковлевич материально — и все это делалось с веселым лицом, без всякого признака недовольства, а средства были иногда и скудные и добывались тяжелым трудом.
В период первых лет священнической деятельности покойного протоиерея Иоанна Иаковлевича были по преимуществу годами приходской деятельности, где он являлся всегда со словами назидания везде, где требовалось энергичное, веское слово священника. Почти на первых порах, кажется в 1866 году, Петербург посетила холера; он не только не отказался заведывать по требоисполнению ближайшим к Сенной холерным отделением и исполнять там требы среди умиравших, среди извержения больных, обливаемый часто этими извержениями, но еще и в церкви, во время богослужения меры предосторожности, распубликованные от полиии являлись предметом для его вдохновенных, со Словом Божиим в устах, он овладевал молящимся и возбуждал в народе высокое уважение к власти, заботящейся о здравии его. Дальнейшее проникновение речей покойного в Общество совершалось тем же путем газетным, которые на своих столбцах помещали его проповеди. Как ни одно явление общественное не оставалось забытым в его речах и проповедях, так всякое семейное торжество в домах его духовных детей всегда сопровождалось живым, сердечным словом, которое не только всегда ценилось обществом, но и являлось крепкою цепью, связующею пастыря с паствою. Особенно талантливы были его речи надгробные; там являлся покойный непобедимым ни по мысли, ни по силе производимого впечатления, ни по точности обрисовки характера умершего и его деятельности. Многие вероятно помнят его речь над гробом товарища Р. Унив. М. И. Владиславлева, где он могучим словом безбоязненно указал присутствующим последовательность событий общественных, сведших усопшего ректора в могилу. Не забудется надолго и речь над покойным Нелисовым, (управляющий Гимназией при Филологич. Институте) исполненную нежной любви и искренней правды к этому действительно замечательному по честности человеку. Строго уважая печатное слово, покойный протоиерей Иоанн Иаковлевич почти ничего не печатал из своих работ ученых[1] и речей и, произнося экспромты, он часто уже вечером не мог воспроизвести сказанное, да и написанное не всегда уже отличалось тем высоким полетом мысли, той образностью, которая была у него в минуту произношения им речи. Шестидесятые года, когда покойный Иоанн Иаковлевич начинал свою священническую карьеру —, были временами всяких починов, высокохристианских стремлений, порывов деятельности, для людей чутких к вопросам общественным — и Иоанн Иаковлевич в свою духовную карьеру внес этот дух. Его отзывчивость на всякое горе, на всякую радость в семьях — живые, чуждые старых традиционных приемов проповеди, заставили приглядываться к нему, как священнику; почти первый же год священства он делается законоучителем главного немецкого училища Св. Петра. Это училище, руководимое серьезным высокообразованным директором Штейманом, дружески приняло в свою коллегию молодого, даровитого священника, который скоро завоевал симпатию всех, и русских, и немцев, даже пасторов. — Ученики его — православные — обожали, он естественно делался и учителем в школе, и желанным гостем у их родителей, — и духовником своих питомцев. Как преподаватель, покойный был не только увлекательным лектором, но и самым исправным учителем: — пропустить урок для него было немыслимо — так было высоко его мнение о законоучительстве; по этой аккуратности Иоанн Иаковлевич как раз подходил под стать своих коллег-немцев. Эти первые шаги его педагогической деятельности, так радовавшие его, были в тоже время началом его жизненных невзгод. Чем более окрылялся его дух учительства, тем тяжелее было у него в семье. Любимая жена его, кроткое существо, гордившееся своим мужем-умницей и тихо в молитве открывавшая свое счастье и радость Господу, — заболевает опасно после перенесенного летом 67 г. плеврита. Страдания любимого существа, устроившего ему тихий, семейный уголок, часто вдохновлявшего его своею ласкою, своей улыбкой, продолжалось 4 года.
В это время устроился Филологический Институт и при нем гимназия. Штейман сделался директором Института, который и повлек за собою даровитого законоучителя, но скромность Иоанна Иаковлевича воспротивилась этому, и он указал на давно известного ему своим умом и ученостью протоиерея Знаменского, а сам остался законоучителем лишь при гимназии Института. Вблизи протоиерея Знаменскаго, который смотрел на Иоанна Иаковлевича как на своего непременного заместителя, началась у покойного новая работа — постановка новой гимназии, не многочисленной по количеству учащихся, но имевшей целью внушить обществу уважение и к Институту, и к его детищу — гимназии. Войдя в комплект талантливых первых преподавателей гимназии при Филологическом Институте, Иоанн Иаковлевич блестяще исполнил свое законоучительское дело. Многие представители высшей нашей аристократии отдавали детей своих в гимназию и по тому серьезному религиозно-нравственному настроению, какое они выносили из гимназии и обнаруживали в жизни, являясь к своему бывшему законоучителю в приходскую церковь на Сенную на исповедь, указывает, что связь учителя с учениками была тесная — нравственная. Получил начало Александровский Кадетский корпус и туда поставить твердо и правильно дело призвали Иоанна Иаковлевича.
К этому времени Министр Народного Просвещения граф Д. Ан. Толстой призвал Иоанна Иаковлевича быть законоучителем его сына. Эти уроки были столько же уроками, сколько и беседами сановника с лицом, которому известны прошлые судьбы церкви Русской. На этих беседах граф являлся не обер-прокурором, а простым собеседником, поведая иногда Иоанну Иаковлевичу смущавшие его горестные случаи церкви Христовой. Помню, покойный рассказывал с теплым чувством благодарности к покойному графу Д. Ан. о том, как он однажды с газетою в руках вбежал почти в комнату, где занимался Иоанн Иаковлевич с сыном графа, со словами: «Иван Яковлевич! Какое горе постигло церковь: не стало Митрополита Макария!» Это было 6 Июня 1882 года. И вместо урока полилась хвалебная речь графа о почившем Святителе. Покойный глубоко ценил это доверие, какое обнаружил граф к нему, — простому священнику. Лишась жены в 1871 году, Иоанн Иаковлевич как бы хотел затопить свое горе усиленным, неустанным трудом. Он работает и в Архиве Святейшаго Синода; он законоучительствует в Александровском корпусе; он законоучитель в гимназии при Филологическом Институте и после смерти прот. Знаменского является его преемником и по кафедре богословия в Институте. Наконец в 1883 году Иоанн Иаковлевич призван был к многообразной, тяжелой и ответственной работе в Учебный Комитет при Святейшем Синоде. Связанный узами дружбы с покойным председателем Учебного Комитета А. И. Парвовым — Иоанн Иаковлевич, в первой плеяде своих товарищей по комитету, составлял достойное их дополнение. Отличенные не только доверием Обер-Прокурора Святейшего Синода, но и отмеченные не дюжинными талантами, его товарищи составили дружную семью работников, одушевляемые проницательностью и острым умом протоиерея Парвова. Покойный сам говорил пишущему эти строки: «стыдно не работать с такими работниками, какие окружают меня», и действительно, работал покойный, как говорится, не покладая рук. Его более или менее специальные знания по Церковной Истории и соединенных с нею предметов для отзывов сосредоточивали в его руках этот отдел церковных наук для составления отзывов о вновь выходящих книгах. Отзывов писал покойный много и отзывы были обстоятельны[2]. Они писались в сознании долга своего пред целым обществом учащих и тружеников-авторов. То сознание, что человек трудился над книгою, что она есть плод его, может быть, целой жизни, никогда не покидала покойного Иоанна Иаковлевича, так что в те годы, когда недуги его по-видимому могли бы заставить его отнестись к этому делу легче, он и тогда работал до устали, заявляя, что может быть эта книга-труд, добытый кровавым потом. Чтение сочинений на премии всегда особенно озабочивали покойного. Честный до идеальности, отличавшийся высоким благородством души, Иоанн Иаковлевич хотел присудить награду тому именно, который выделяется из ряда, а потому тщательность приготовления отзывов об этих сочинениях усугубляла его труды. Окружающие покойного Иоанна Иаковлевича лица замечали довольно быстрое ослабление зрения от чтений рукописей при разнообразном освещении и в годы его болезни советовали ему оставить труды по комитету, но Иоанн Иаковлевич всегда указывал на труды в Учебном Комитете, как на труды почетные, лестные для него, труды его облагораживающие, и всегда был чужд соображений своих трудов в Комитете с вознаграждениями за него. Здесь-то, служа в Комитете, Иоанн Иаковлевич укрепил в себе сознание высоты и важности печатного слова и, зная по опыту, что требуется от книги, чтобы она была любимою, святою и глубокочтимою вещью, никогда не брался за перо, чтобы путем составления учебника, собрать себе достаток. Его высокоталантливые объяснения в классе так и остались в живых и внимательных сердцах учеников его, возращая семена добрые веры, а это гораздо выше всяких учебников и учебных пособий, в большинстве несущих выгоду материальную авторам и — сомнительную читателям.
Вторую весьма не малую страницу жизни покойного Иоанна Иаковлевича занимает его деятельность как приходского священника. — Поступив в 1865 году в приход Спаса на Сенной, один из самых, так называемых «черных» приходов, покойный знал, что от него потребуется много и самой разнообразной работы; он смотрел этой работе прямо в глаза, он не уходил от нее, нес ее во всем ее разнообразии. — Этот труд тяжелый, черный, многообразный угадывался обществом, и слух о нем доходил до самых высоких сфер петерб. общества. Один случай из жизни покойного показывает, что и при Императорском Дворце было известно об этом тяжелом труде. Однажды Государь Император Александр III, по своему обычаю, приехал в Алексан. Кадетский корпус и вошел в класс на урок Закона Божия. На уроке ученики покойного Иоанна Иаковлевича отвечали отлично. Государь видел, что священник, предложивший ему список и предоставивший таким образом самому Государю спрашивать лучших и худших, ведет свое дело на чистоту. Он заинтересовался законоучителем и пожелал узнать, где он служит: «У Спаса на Сенной, Ваше Императорское Величество,» — отвечал покойный. «Там ведь, батюшка, у Вас очень людно» — заметил Государь, дав понять, что Он знает состав прихода и, следовательно, знает, какие труды должен нести священник у Спаса на Сенной. Видя, что требоисполнением не может быть исчерпана вся ответственная деятельность священника у Спаса на Сенной, Иоанн Иаковлевич, с присущей ему широкой деятельностью, стал побуждать видных деятелей прихода к так необходимому в этой местности роду благотворительности, в форме устройства приюта для бедных прихода, какого-нибудь приюта и обучения для детей. Добрые сердца отозвались, собратии по церкви явились готовыми помогать делу устройства благотворительных учреждений и вот в 1873 году открыто Спасосенновское благотворительное общество, которого секретарем явился Иоанн Иаковлевич, составляя ежегодно обстоятельные, деловые отчеты. Благословение Божие видимо почило на этом прекрасном деле. Несколько лет учреждению этому приходилось помещаться в наемном доме, но после того как к делу приходской благотворительности близко и сердечно стал деятель-прихожанин А. Д. Водеников — явился и свой собственный дом, в котором помещается приют со школою, содержимые с редкою сердечностью к детям, — богадельня для престарелых и пр. Лучшая часть прихода согревалась этим христианским делом и наперерыв несла труды свои на пользу благотворительного общества. Уходя на место настоятеля в церковь Вознесения Господня, Иоанн Иаковлевич с высоким чувством благодарности ко Господу, благословившему его начинания, видел, что начатое им дело стоит крепко — нерушимо. На новом месте своего служения Иоанн Иаковлевич уже с силами, подточенными болезнью, опять явился неустанным производителем новых работ по устройству дома, по переделке храма, благо устроения в нем освещения. — Знания, приобретенные им на Сенной, помогали ему и у Вознесения, где он являлся живым членом строительной комиссии; в какие-нибудь 5–6 лет воздвигает постройки, улучшает помещения и самый храм.
Общительный, веселый, простой в обращении, умевший увлечь своим добрым расположением всякого, Иоанн Иаковлевич был популярен среди своих прихожан и на Сенной и у Вознесения. Многочисленные его почитатели в письмах к родным выразили свою глубокую скорбь, свое сиротство духовное после его смерти.
А чем был Иоанн Иаковлевич в храме? Кто бывал свидетелем его молитвы, тот никогда не забудет его сердечной, искренней, со слезами молитвы. В его молитве не было какой-либо искусственности, он возглашал просто, молился истово, заботясь об исполнении церковного устава. Его высокий тенор всегда выделялся из всех голосов священнослужащих, тот тенор, который так знаком всем, кто слушал его проповеди и речи. Как на особенную черту его христианско-религиозного чувства братства, должно указать на то, что он никогда не забывал почтить молитвою кого-либо из своих усопших знакомых, священников или мирян и всегда являлся помолиться у гроба знакомого ему и, особенно, у родственника, и не только помолиться, но и почтить его словом, — указать на заслуги, утешить сирот.
В последние годы жизни Иоанна Иаковлевича Господь послал ему испытание — тяжелую болезнь, мучавшую его различными осложнениями. Года 4 тому назад замечалось у покойного значительное отложение из крови сахара; затем появилась на правой ноге закупорка артерии, осложнившаяся омертвением пятки. Неоднократные операции немного помогали делу; развился склероз артерий, который ослабил организм покойного Иоанна Иаковлевича. 18 Июня настоящего года, предчувствуя скорую кончину, Иоанн Иаковлевич торопил отъездом с дачи (близ ст. Сергиево) и действительно: 2 месяца были постепенным умиранием труженика. Сподобившись в этом 2-х месячном периоде 4 раза принятия Св. Таин и приняв таинство Елеосвящения, Иоанн Иаковлевич тихо угас 16 Сентября в 4 часа дня.
Высшее епархиальное начальство в лице преосвященных Константина, Антонина и Алексия — Экзарха Грузии, почтило усопшего, совершив над ним панихиды, заупокойную литургию и отпевание. Окруженный тесною толпою своих духовных чад и родственников он был опущен в могилу на Смоленском кладбище, рядом со своею любимою женою.
Да воздаст тебе Господь сторицею, как верному своему рабу в царствии в небесном, а нас не оставит Своею милостью — даст подобных деятелей на ниве Божией!
Протоиерей Василий Маренин.
___________________
[1] Покойный напечатал только две статьи в журналах «Братья Лихуды» и «Гавриил Дамецкий и диакон Дамаскин», составлявших часть его обширного труда на степень магистра: «Киевские ученые в Великороссии».
[2] У его домашних хранится как святыня благодарность, какую выразил покойному Г-н Обер-Прокурор Св. Синода, за некоторые отзывы.
Начальство, издали следившее за трудами Иоанна Иаковлевича, ценило эти труды, удостоив покойного редкой для белого духовенства награды ордена Св. Анны 1-й степени.