Многие тихвинцы знают или хотя бы слышали о прославленных тихвинских новомучениках, день памяти которых ежегодно отмечается в нашем городе 3 декабря, в день их расстрела в 1937 г.
Но почти никому не известны имена священнослужителей, ставших жертвами репрессий на шесть с половиной лет раньше. Сегодняшний рассказ о них.
Участники дела (Обвиняемые)
«Дело о служителях религиозного культа» поступило Уполномоченному Тихвинского района от Тихвинского райисполкома 9 января 1931 г. По его названию понятно, что в нем содержалось обвинение священнослужителей. Им ставилось в вину, что они «систематически исповедовали идеи иосифлянского религиозного течения, тем самым привлекали на свою сторону массы верующих и своими убеждениями внедряли идеи иосифлянства среди них»[1].
Что же такое иосифлянское религиозное течение, и почему за участие в нем люди подвергались суду? Оно возникло в Русской Православной Церкви в конце 1927 года в ответ на провозглашение готовности Церкви к сотрудничеству с советской властью, выраженное в «Послании к пастырям и пастве», в так называемой Декларации, которую выпустил митрополит Сергий (Страгородский) совместно с членами Временного Священного Синода. Декларация была встречена в штыки частью духовенства и многими мирянами. Они были не согласны с провозглашенным лояльным церковным курсом по отношению к богоборческому Советскому государству.
Духовным руководителем этого протестного течения стал митрополит Иосиф (Петровых), по его имени его сторонников стали называть иосифлянами. Центром иосифлянского движения был Ленинград, а в Ленинграде — кафедральный собор Воскресения Христова (Спас-на-Крови).
Сторонники этого течения выступали против поисков правовых отношений с государственной властью, перемещений и назначений архиереев в угоду властям и против запрещения во время богослужений молений об архиереях, заключенных к тому времени в лагеря. Они требовали возвращения на Ленинградскую кафедру митрополита Иосифа и прекратили возносить молитвы за гражданскую власть. При этом иосифляне, как пишет историк М. В. Шкаровский, не придерживались особенных обрядов и не пытались создать самостоятельную параллельную Церковь. По его словам, их борьба показала силу нравственного сопротивления русского народа утверждавшемуся тоталитарному режиму и явила целый сонм святых новомучеников и исповедников[2].
Когда Святейшим Патриархом был избран Алексий I, большинство из оставшихся в живых представителей иосифлянского течения воссоединились со Священноначалием Русской Православной Церкви. В середине 1990-х гг. Московский Патриархат перестал считать их раскольниками, и начались прославления иосифлян в лике святых[3].
По показаниям свидетелей, допрошенных по тихвинскому «делу служителей религиозного культа», которые они дали 19 и 21 января 1931г., иосифлянское течение в Тихвине возникло примерно в феврале 1930 г. Инициаторами и руководителями этого движения все свидетели назвали священников Николая Васильевского и Василия Войка, иеромонаха Пимена (Бутылкина) и дьякона Владимира Порожецкого, служивших в то время в кладбищенской церкви Иова Многострадального.
Один из свидетелей сообщил, что всем тихвинским священнослужителям было объявлено, что, в случае несогласия с митрополитом Сергием, «лица, учинившие раскол в религиозном направлении, а тем более с идеями иосифлянства», подлежат немедленному запрещению к служению. Зная обо всем этом, «указанная выше церковная группировка, настойчиво продолжала служить в Иовской церкви и проповедовать иосифлянское течение». О политических настроениях обвиняемых он сказать ничего не мог, так как с В. Войком, В. Порожецким и Пименом (Бутылкиным) он никогда не вел разговоры на подобные темы. С отцом Николаем Васильевским он разговаривал и слышал от него недовольство современной жизнью. По его словам, отец Николай говорил ему: «как трудно стало жить, ничего не стало, налоги за все берут большие, прямо не знаю, что будем делать дальше и как жить»[4]. Вот такая «антисоветская агитация» была со стороны священника, за которую его потом приговорят к расстрелу.
Второй свидетель, благочинный Тихвинского округа (помощник епископа, исполняющий административные обязанности в церковном округе), отметил, что, несмотря на его предупреждения, вышеназванные священники «видя, что у массы верующих имеется большое желание посещать иосифлянскую церковь и, надеясь на большие заработки, продолжали служение в Иовской церкви г. Тихвина, уклонившейся в иосифлянский раскол». При этом он подчеркнул, что «в это время Васильевский был уже за штатом, но в дальнейшем он также по большим праздникам продолжал у них служить»[5]. Когда благочинный потребовал от обвиняемых по делу священнослужителей окончательного решения, к какому течению они себя относят, то они, обсудив этот вопрос на «двадцатке», ответили, что останутся иосифлянами. «Двадцаткой» назывался тогда коллективный орган руководства приходом из двадцати прихожан Церковные двадцатки в те годы были необходимым условием для заключения договора с властью о пользовании храмом и храмовым имуществом. Под таким договором должно было стоять не менее 20 подписей.
Третий свидетель, казначей «двадцатки», дал показания, что давления с ее стороны, по его мнению, на духовенство не было, священнослужители сами хотели поминать за богослужением Иосифа. «Если когда верующие и высказывались за это, то только небольшая часть из гр-н г. Тихвина и то из среды бывших господ»[6].
Первый арест по этому делу случился 6 января, — накануне Рождества Христова, одного из главных и любимых христианами праздников.
Когда священник Николай Васильевский собирался пойти на ночное праздничное богослужение, в дверь его дома неожиданно постучали. В руках пришедших был ордер на обыск. Никаких компрометирующих материалов непрошеным гостям найти не удалось, но хозяина дома, тем не менее, взяли под стражу и повели в сторону тюрьмы по пути, который был знаком отцу Николаю до мельчайших подробностей. Дело в том, что тюрьма, или как ее тогда по-новому называли — Дом заключения (Домзак), находилась в стенах бывшего Введенского женского монастыря, служению в котором было отдано более 40 лет его жизни.
14 января были взяты под стражу священник Василий Войк и диакон Владимир Порожецкий. Последнего из обвиняемых, иеромонаха Пимена (Бутылкина), арестовали только 7 февраля.
Что удалось узнать об этих священнослужителях за время поисковой работы? Больше всего информации нашлось о протоиерее Николае Васильевском. О его жизни удалось уже издать небольшую книгу, которую можно купить в лавке Введенского женского монастыря. В данной же статье приведем только краткие сведения о каждом из участников этого дела по состоянию на 1931 г.
Священник Николай Борисович Васильевский родился 8/21 августа 1857 г. в семье священника в деревне Озеревы Тарантаевской волости Тихвинского уезда. Как уже отмечалось выше, более 40 лет он был священником Введенского женского монастыря, а затем два года служил в церкви Иова Многострадального. 1 января 1930 г. он, по состоянию здоровья и по преклонному возрасту, подал в отставку и был уволен за штат. Тем не менее, по праздничным дням он продолжал принимать участие в богослужениях. Жил он на улице Римского-Корсакова в доме № 20.
7 января в Домзаке, куда после ареста был доставлен 73-летний отец Николай, его осмотрел врач и поставил следующий диагноз: «бронхиальная астма, порок сердца, атеросклероз. Нуждается в стационарном лечении (и постороннем уходе — приписано карандашом рукой другого врача), к физическому труду не годен»[7].
Священник Василий Васильевич Войк родился 5/18 января 1872 г. в семье мелкопоместного дворянина в деревне Нестерово Деревской волости Тихвинского уезда. Спустя год после окончания Новгородской духовной семинарии он женился на дочери священника Тихвинского Введенского женского монастыря Стефана Зверева Лидии и затем долгих 30 лет служил в этой обители. Его дом под номером 30 стоял на улице Пролетарской (ныне Гагарина).
На момент ареста отцу Василию было 59 лет. Жительница Тихвина А. В. Иванова (1941 г.р.) сообщила, что ее мама, В. М. Кострюкова (1912 г.р.), рассказывала ей о том, как арестовали отца Василия Войка. По ее словам, он тогда был очень болен, не мог сам идти, и его выносили из дома на носилках.
Диакон Владимир Петрович Порожецкий родился в 1885 г. в Новгороде в семье священнослужителя. После окончания духовного училища до 1906 года он был послушником в одном из монастырей, затем семь лет служил на флоте, после чего целый год болел. В годы Первой мировой войны он с 1914 по 1917 г. был в действующей армии.
На момент ареста отец Владимир Порожецкий служил диаконом в церкви Иова Многострадального и жил рядом на кладбище в сторожке. При медицинском осмотре в Домзаке врач написал такое заключение: «Нервное расстройство, падучая болезнь, грыжа» и рекомендовал ему легкий физический труд.
Дата рождения иеромонаха Пимена (в миру — Петра Дмитриевича Бутылкина) — 18/31 августа 1868 г. Родители его были крестьянами деревни Усадище Куневичской волости Тихвинского уезда. Когда ему исполнился 31 год, он поступил на испытание в Тихвинский Богородичный Успенский мужской монастырь. Спустя пять лет, 4 февраля 1904 г., он стал послушником этой обители. Период послушания был прерван русско-японской войной, во время которой он находился в действующей армии. После демобилизации он вновь вернулся в Тихвинский Большой монастырь, где 11 августа 1911 г. был пострижен в монашество.
Уже после революции, 26 июня 1918 г., он был рукоположен в иеродиакона, а 27 июня 1918 года — в иеромонаха. В монастыре он проходил послушания старшего просфорника и свечника. В церкви «На Крылечке» иеромонах Пимен служил молебны и следил за порядком. «Отличных качеств, способен и усерден» — такая характеристика была дана ему в клировой ведомости монастыря за 1920 год[8].
После передачи храмов монастыря обновленцам он его покинул и служил в других церквях города. На момент ареста иеромонах Пимен проживал, видимо, у родственников на улице Сиверской (ныне Социалистической) в доме № 23.
Тюрьма
Как сказано выше, все обвиняемые священнослужители после ареста были доставлены в тихвинский Домзак, или, как его еще называли, Исправительный трудовой дом (Исправтруддом), расположенный во Введенском женском монастыре. (Сейчас в этом здании хранится архив Дома-музея Н. А. Римского-Корсакова).
Согласно архивным данным, этот монастырский корпус был построен перед началом Первой Мировой войны — в 1913 г. В описи здания он именуется Бажановским корпусом, видимо, по фамилии благодетеля, выделившего средства на его строительство. До революции в нем были кельи монахинь. Сейчас это здание с наименованием «Восточные (Юго-Восточные) каменные кельи» является частью ансамбля объекта культурного наследия «Введенский монастырь в г. Тихвине»[9].
В этом корпусе с 1922 г. и размещался Исправтруддом. На первом этаже были кухня, комната для стражи, изолятор, кладовая, помещение для дежурного и одна камера. Остальные камеры находились на втором этаже. Исправтруддому принадлежали еще два жилых здания, стоящих рядом на правой стороне от входа в монастырь: одноэтажное (частью каменное и частью деревянное) и двухэтажное деревянное. Их давно уже нет, но тихвинские старожилы ещё помнят эти дома.
Исправтруддом был рассчитан для содержания в нём «10-ти срочных, лишенных свободы; 45-ти следственных, лишенных свободы, и 25-ти принудработников»[10]. При этом предполагалось, что в нем должны были содержаться только те, кому был уже определен срок лишения свободы, и те, кто находится под следствием. Приговоренные к принудительным работам, скорее всего, проживали в колонии «Агапитово» на станции Черенцово и занимались там сельскохозяйственным трудом.
Однако арестов было так много, что уже в марте 1923 г. начальник Исправтруддома обращается с ходатайством к начальнику Череповецкого Губуправления местами заключения о переводе части заключенных в другие места, так как вверенный ему Исправдом к тому времени был уже переполнен, превышая штатную вместимость на треть. Он писал: «в камерах наблюдается тяжелый воздух, что с наступлением весеннего периода может грозить распространением заразных болезней. Кроме того продовольствие получается в сметном порядке на 60 человек, остальную же треть содержать не представляется возможным»[11].
Через два месяца, в мае 1923 г., он пишет письмо помощнику прокурора по Тихвинскому уезду, в котором говорит о необходимости отдельного помещения для размещения находящихся в заключении женщин. Для решения этого вопроса он предлагает перевести канцелярию Исправтруддома в помещение бывшей гостиницы Введенского монастыря[12], которая располагалась сразу же за его стеной, что впоследствии и было сделано: в апреле 1924 г. тихвинский историк И. П. Мордвинов писал в своем дневнике: «Привели меня в канцелярию тюрьмы, в дом монастыря за оградою»[13].
Ходатайство начальника Тихвинского Иправтруддома к начальнику Череповецкого Губуправления о переводе части содержащихся под арестом в другие места, видимо, не было удовлетворено, так как их число с каждым месяцем росло. Так, на 15 октября 1924 г. их было 100 человек[14], на 15 ноября — 102 человека[15], на 15 декабря — 117 человек[16], в феврале 1925 г. — уже 125 человек[17], что превышало допустимое число заключённых в два раза.
В декабре 1930 г. многие, содержащиеся в Домзаке, были полностью или условно освобождены. Поэтому на 1 января 1931 г. общее количество заключенных составляло всего 45 человек. Но буквально с первых дней наступившего 1931 года последовала новая волна репрессий. 6 января, когда был арестован бывший священник Введенского женского монастыря отец Николай Васильевский, заключенных было уже 85. То есть за пять дней их число увеличилось на 40 человек. Через неделю, 14 января, в день заключения под стражу отца Василия Войка и дьякона Владимира Порожецкого, количество заключенных, по сравнению с 1 января, возросло в три раза и составляло 135 человек. К концу месяца в камерах находилось уже 160 человек, лишенных свободы[18]. Если воздух в камерах был тяжелым при 90 заключенных, как писал об этом начальник Иправтруддома в 1923 г., то что же можно говорить о январе 1931 г.?! Воздуха просто не было. Заключенным явно не хватало мест не только для того, чтобы лечь, вытянувшись в полный рост, но и удобно сесть. Кроме этого, была, конечно же, нехватка продуктов, потому что выделенные на них средства рассчитывались на меньшее количество человек.
«Ввиду массового поступления лишенных свободы в Домзак в январе месяце» и «ввиду крайней перегруженности работой канцелярии Домзака» там не успевали заполнять личные карточки на подследственных[19]. Следует отметить, что абсолютное большинство лишенных свободы в тот месяц были арестованы по статье 58-10 УК РСФСР — антисоветская агитация.
О переполненности тихвинского Домзака свидетельствует и переписка, которая велась в феврале 1931 г.
15 февраля 1931 г. начальник Домзака Свиридов обращается в народные суды Тихвинского, Пикалёвского и Ефимовского районов: «Ввиду большого переполнения в Тихвинском Домзаке прошу воздержаться от направления в Домзак лишённых свободы до вступления приговора в законную силу»[20].
25 февраля 1931 г. он получает из Управления местами заключения и принудработ Ленинградской области предписание: «Прошу немедленно сообщить, чем объясняется Ваш запрос Конвойному полку об отправке 40–45 чел. л/св. и направление только 29 чел., вследствие чего присланный арестантский вагон пошел наполовину пустой»[21].
В ответ он пишет: «Сообщаю, что ввиду большого переполнения Домзака, рассчитанного на 45 человек л/свободы, наличие которых доходило до 200-х человек и опасений, согласно заключения врачей, возникновения эпидемических заболеваний, намечено было к отправке 45 человек л/свободы, из коих и было направлено в «Лендомзак» 29 человек и на ст. «Званка» в распоряжение Волховского Оперсектора ОГПУ — 8 человек. Таким образом, на Ленинград было направлено 37 человек, а не 29. Кроме того, в Лендомзак подлежало направлению еще 4 человека л/свободы, но, по выяснению дела, они были направлены в Вологду»[22].
Судьбы
Вернемся к судьбе участников «Дела служителей религиозного культа». 14 февраля 1931 г. начальник Тихвинского Исправтруддома получает из Волховского оперативного сектора ОГПУ предписание следующего содержания: «Прошу выдать арестованных граждан:
1. Бутылкина Петра Дмитриевича
2. Василевского Николая Борисовича
3. Шиженского Александра Андреевича
4. Харитоновского Василия Андреевича
5. Чистякова Василия Ефимовича
сотруднику Волховского Опер. Сектора Рубаеву для сопровождения их в гор. Ленинград.
Начальник Опер. Сектора ОГПУ Соколов»[23].
На оборотной стороне этого документа расписка Рубаева в том, что он в тот же день, 14 февраля, принял пять человек. Ошибка, допущенная в этом документе в написании фамилии отца Николая Васильевского, так и останется в его уголовном деле.
Известно, что постановлением тройки ОГПУ от 10 февраля 1931 г. Николаю Борисовичу Васильевскому и Петру Дмитриевичу Бутылкину была определена высшая мера наказания — расстрел. Видимо, такой же приговор был вынесен и всем другим заключенным, внесенным в этот список. 18 февраля 1931 г. отец Николай был расстрелян. Место приведения приговора в исполнение не указано. Когда и где был казнен иеромонах Пимен (Бутылкин) неизвестно.
В день расстрела отца Николая окончательно решилась судьба еще двух обвиняемых по этому делу. 18 февраля в 3 часа дня начальник Тихвинского Исправтруддома получил под грифом «срочно-секретно» инструкцию следующего содержания: «На основании распоряжения Волховского Оперсектора ОГПУ от 18-го сего февраля Тихвинское Райотделение ОГПУ предлагает Вам подготовить к отправке сегодня же с ночным поездом под конвоем на станцию Званка м.ж.д. нижеследующих лиц, содержащихся под стражей в/в Вам домзаке:
1. Баранова Петра Петровича
2. Пареевского Степана Платоновича
3. Флерова Илью Тимофеевича
4. Мельникова Владимира Антоновича
5. Войк Василия Васильевича
6. Порожецкого Владимира Петровича
7. Вихрова Николая Пантелеймоновича
8. Городецкого Василия Никитича
каковых и сдать в распоряжение нач-ка Волховского оперсектора ПП ОГПУ в ЛВО.
Перед отправкой выше поименованных лиц Вам надлежит пропустить через баню и произвести последним медсаносмотр, о результатах сделать соответствующую отметку в личных делах, каковые направить с арестованными в Оперсектор. Об исполнении настоящего предложения поставьте нас в известность сегодня же, т. е. 18/II-31 г.»[24]. В Ленинградском областном архиве в г. Выборге сохранилась расписка ответственного дежурного Оперсектора ОГПУ о приеме восьми человек и их личных дел[25]. Заключенных посадили в вагон поезда, который пошел по направлению на Север.
Постановлением Тройки ПП ОГПУ в Ленинградском военном округе от 10 февраля 1931г. В. В. Войк был приговорен к 10 годам лишения свободы, а В. П. Порожецкий — к 5 годам. Отбывать срок наказания они были отправлены в СЛАГ ОГПУ (г. Кемь) — Соловецкие лагеря особого назначения. В Кеми, на территории Автономной Карелии, находился только пересыльно-распределительный пункт.
Спустя два года Постановлением Коллегии ОГПУ от 22 февраля 1933 г. В. В. Войк был освобожден из-под стражи и выслан на оставшийся срок в Северный край. В ссылке он служил настоятелем церкви Апостолов Петра и Павла в селе Вирма Сорокского района Карельской АССР. Когда в июле 1937 года церковь была закрыта властями, он проводил службы на дому. В декабре 1937 г. он был вновь арестован и 10 января 1938 г. расстрелян.
В. П. Порожецкий был освобожден из-под стражи чуть раньше — 4 ноября 1932 г. Он был лишен права проживания в 12 п. СССР, Уральской области и местности, из которой был выслан. Через 5 лет Владимир Петрович вернулся в Тихвин, где спустя год скончался.
Известна и судьба еще одного человека из этого списка — Николая Пантелеймоновича Вихрова (о нем газета писала в № 21 от 28 мая 2020 г.). Он провел в заключении 3 года и 16 дней. Повторно он будет арестован в феврале 1938 г. и приговорен по ст. 58-10 к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Ленинград 6 марта 1938 г.
Заключением прокуратуры Ленинградской области от 5 октября 1989 года все участники Тихвинского дела служителей церковного культа были реабилитированы.
_______________
[1] Архив УФСБ России по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области. АУД П-77556. Л. 1.
[2] Шкаровский М. В. Иосифлянское движение Русской Православной Церкви, особенности положения среди других церковных течений. URL: https://spbda.ru/publications/18-yanvar-2011-ieromonah-ioasaf-tandibilang-nujno-pokazyvat-kak-pravoslavie-menyaet-jizn-cheloveka-intervyu-s-ieromonahom-ioasafom-v-miru-markus-tandibilang-nastoyatelem-hrama-svyatogo-ravnoa/
[3] Шкаровский М. В. Проблемы прославления в лике святых новомучеников-иосифлян. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Iosif_Petrovyh/problemy-proslavlenija-v-like-svjatyh-novomuchenikov-iosifljan/ (дата обращения: 02.05.2020)
[4] Архив УФСБ России по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области. АУД П-77556. Л. 3 – 3 об.
[5] Там же. Л. 4 об. – 5.
[6] Там же. Л. 6 об.
[7] Архив УФСБ России по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области. АУД П-77556. Л. 47.
[8] ГА НО (ГА Новгородской обл.). Ф. 481. Оп. 1. Д. 951. Л. 7 об.
[9] Ломакин Ю. А. История Введенского женского монастыря в Тихвине // ЛитРес : Самиздат, 2020. С. 141.
[10] Ленинградский областной государственный архив в г. Выборге (далее — ЛОГАВ). Ф. 2544. Оп. 1. Д. 253. Л.107.
[11] ЛОГАВ. Ф. 2544. Оп. 1. Д. 6. Л. 125.
[12] ЛОГАВ. Ф. 2544. Оп. 1. Д. 6. Л. 206.
[13] ЦГИА. Ф. 2253. Оп. 1. Д. 13. Л. 82.
[14] ЛОГАВ. Ф. 2544. Оп. 1. Д. 49. Л. 8.
[15] ЛОГАВ. Ф. 2544. Оп. 1. Д. 49. Л. 9.
[16] ЛОГАВ. Ф. 2544. Оп. 1. Д. 49. Л. 16.
[17] ЛОГАВ. Ф. 2544. Оп. 1. Д. 49. Л. 32.
[18] ЛОГАВ. Ф. 2544. Оп. 1. Д. 253. Л. 2.
[19] ЛОГАВ. Ф. 2544. Оп. 1. Д. 253. Л. 9.
[20] ЛОГАВ. Ф. 2544. Оп. 1. Д. 251. Л. 44.
[21] ЛОГАВ. Ф. 2544. Оп. 1. Д. 252. Л. 62.
[22] ЛОГАВ. Ф. Р-2544. Оп. 1. Д. 252. Л. 63.
[23] ЛОГАВ. Ф. Р-2544. Оп. 1. Д. 252. Л. 31.
[24] ЛОГАВ. Ф. Р-2544. Оп. 1. Д. 252. Л. 45 – 45 об.
[25] ЛОГАВ. Ф. Р-2544. Оп. 1. Д. 252. Л. 46.