Недолго судил Господь пастве Таврической находиться под управлением и руководством своего незабвенного архипастыря, Преосвященнейшего епископа Михаила. В декабре 1895 года прибыл он в Тавриду с самоотверженной готовностью нести бремя святительского своего служения, не замедлил заявить себя архипастырем мудрым, ревностным, неуклонно твердым в благоустроении церковных дел своей епархии. Бодр был дух его, но в теле его давно уже таился зачаток злого недуга, который еще много лет назад заставил почившего оставить север России, где так блестяще занялась заря его служебного поприща. Жил он 4 года в Афинах, жил потом на юге России. На юге же, именно, в Симферополе широко начала было проявляться его архипастырская деятельность. В своей, полной энергии, неустанной деятельности, почивший сначала не хотел было замечать обнаружений своего недуга. Но последний более и более усиливался, бороться с ним становилось уже очень нелегко. В м. сентябре прошедшего года почивший с трудом совершил последнюю свою в Симферополе литургию в Крестовой церкви и отбыл на зиму, по совету врачей, в г. Ялту. Мягкий климат южного берега Крыма значительно оживил больного. Всю зиму безостановочно занимался он епархиальными делами, несколько раз совершал Божественную литургию во временно устроенной им на даче церкви. Крепла надежда на полное восстановление его телесных сил. В мае нынешнего года архипастырь прибыл в Симферополь, дабы отсюда отправиться в Топловский монастырь для лечения там кумысом. Но надежды на благие последствия от этого лечения не оправдались: здоровье архипастыря там столь расстроилось, что он решил раньше предположенного времени возвратиться в Симферополь. Мысль о близости смерти с этого времени часто стала занимать владыку, и он торопился выездом из монастыря. «Святители, — говорил он, — умирали при кафедрах своих; там же и мне должно ожидать смерти». В предчувствии скорой кончины почивший еще до отъезда в Симферополь сделал необходимые предсмертные распоряжения. Скудные остатки своих денежных средств он определил на содержание своей матери, глубокой старушки, теперь, в лице почившего сына архипастыря, пережившей последнего из детей своих. Возможные остатки от этого назначения он определил употребить на приобретение и раздачу народу брошюр и листков религиозно-нравственного содержания, сокрушаясь при этом, что за болезнью мало приходилось ему учить свою паству проповедническим словом. Библиотеку свою почивший завещал в Симферопольское духовное училище.
Тяжесть болезненного одиночества посильно старались смягчить своим присутствием при постели больного некоторые из земляков почавшего и бывших сотоварищей. Дважды приезжал в монастырь, подолгу жил там и сопровождал больного в Симферополь протоиерей из города Ялты В. М. Соколов, этот поистине самоотверженный утешитель почившего архипастыря за все время его болезни в Крыму. Сам тяжело больной, к тому же многосемейный, он в бытность владыки в Ялте, неотлучно находился при больном, ухаживал за ним, развлекал его в одиночестве, нес при нем секретарские обязанности, и переходил в свой дом тогда лишь, когда на смену ему прибывал кто-либо из других, близких к почившему, лиц.
Милостью Божьею нелегкий и неблизкий переезд из монастыря в Симферополь совершился благополучно: 10 июля болящий архипастырь прибыл в Симферополь. Успокоился он духом, когда увидел себя в стенах архиерейского дома и сказал, что здесь он будет ждать смерти и никуда уже не выедет. Отказывался он от всякой, предлагавшейся ему, медицинской помощи и только после долгих настояний допустил один докторский визит.
Чувствуя, что силы слабеют, и заботясь в то же время, чтобы не оказалось застоя в течении епархиальных дел, владыка в конце июля решился просить себе помощника в управлении епархией и пожелал иметь близ себя Преосвященного Никона, епископа Вольского, викария Саратовской епархии. Желание больного архипастыря вскоре было исполнено, и 29 июля Преосвященный Никон уже прибыл в Симферополь, а 1-го августа прибыл в Симферополь навестить больного Преосвященный Антоний, епископ Чебоксарский, ректор Казанской духовной академии. Прибытие двух архипастырей, бывших близкими почившему еще в петербургский период его жизни, было отраднейшим для него событием и поистине усладило последние дни его жизни. Сохраняя и при угасании телесных сил замечательную ясность мысли, почивший святитель находил великое утешение в беседах с окружавшими его постель архипастырями и другими, близкими ему, лицами. Вспомянуто было многое доброе из прошлого, немало велось бесед о текущих событиях церковной жизни. Но среди разнообразных бесед чаще и чаще почивший начинал говорить о близости своей кончины и чем далее, тем спокойнее смотрел в лицо смерти. Еще до приезда архипастырей выражалось больным желание, чтобы совершено было над ним Св. Таинство Елеосвящения. Желание его было исполнено, по приезде архипастырей, во главе с которыми собором священнослужителей и было совершено Св. Таинство в день Преображения Господня, в тот знаменательный в жизни почившего день, в который он, 4 года назад, был хиротонисан в епископа. Началось совершение Таинства в З 1/2 часа дня, до какового времени почивший не принимал пищи. С глубоким благоговением, осеняя себя крестным знамением, воспринимал болящий свящ. помазание. До слез трогательно было видеть и слышать как он слабевшим уже и взволнованным голосом троекратно воззвал к совершителям Таинства: «Благословите, отцы святии, простите мя грешнаго». «Слава Богу, слава Богу!» — сказал болящий по совершении над ним Таинства: «Я теперь спокоен, желаю от души и вам дойти до такого состояния, в котором сознаешь, что сделал, что мог. Меня любили, любили в Полтаве, и здесь. Благодарю Бога моего за это! Любил и я, но подвига любви не совершил: для меня это было удовольствием, а не подвигом… Мало я сделал в благодарность за эту любовь... Сгорал, как горю и теперь». На это Преосвященным Антонием было замечено, что истинная любовь в этом-то и состоит; она не сознается как тягость, а именно как удовольствие, как отзвук полной гармонии духа.
До соборования болящий приобщался Св. Таин Христовых каждую неделю, а по совершении елеосвящения он пожелал приобщаться ежедневно и делал это неопустительно, по окончании литургии в крестовой церкви.
С 15 августа дыхание больного стало более затруднительным, очень мало стал он есть, мало стал и пить, тогда как пред тем от сильного внутреннего жара жажда ощущалась постоянно. Во время ночи он почти уже не засыпал: место сна заступали минуты забытья, соединенного с бредом. Постель больного не оставлялась уже и в ночное время... Вечером под 16 августа Преосвященным Никоном было предложено больному послушать чтение Св. Евангелия. С радостью выразил он готовность к слушанию, и присутствовавшими поочередно читалась Божественная книга, к великому утешению болящего, который, слушая чтение, часто осенял себя крестным знамением. Это чтение продолжалось и в следующие дни.
Ночь под 19 августа прошла также почти без сна, если не считать минут забытья с бредом. Хотя особенно резких перемен в ходе болезни с вечера, по-видимому, и не замечалось, однако, самим больным ясно уже сознавалась близость исхода его из сей жизни. В предчувствии этой близости вечером почивший приказал принести две панагии, каковые и отдал на молитвенную о себе память двум, бывшим при нем, архипастырям, причем сказал несколько слов соответственно личности каждого из них. Но не предвиделось еще ясно присутствующими, что ночь эта была для больного последней. Среди забытья говорились им отрывистые, неясно выговариваемые, слова, слышались и молитвенные к Господу воззвания.
В 6 часов утра больной умылся, спросил память каких святых в этот день (19 августа) празднуется. Немного спустя он сам продиктовал ответную телеграмму одной из высокопоставленных особ, с глубоким участием относившейся к почившему. Затем, не дожидаясь, как в предшествовавшие дни, окончания литургии, он позвал духовника, исповедался и причастился запасными Св. Дарами. Такую поспешность почивший сам объяснил, сказав: «Сегодня я умру». Но причащении он выслушал благодарственные молитвы, прочитанные Преосвященным Никоном. При этом, ослабев вниманием, он не слышал молитвы Пресвятой Богородице, спросил, почему не читана она, и просил еще ее прочитать.
В начале 8-го часа больному представилось, что Преосвященный Никон принимает лекарство. Достойно замечания это потому, что Преосвященный Никон, действительно, принимал лекарство, но раньше и в другой комнате. В забытьи представлялись больному то обеды поминальные, то обрывки из разных бывших деловых отношений. Очнувшись, он говорил: «Все кажется мне, все кажется, это нехорошо». Спросил затем больной, сколько раз ударяют в колокол, когда умирает епископ, спросил Преосвященного Никона, нет ли у него затруднения в делах. Между тем дыхание больного стало более и более затруднительным; звуки голоса его стали глухи, едва слышимы. Чувствовал больной, что смерть уже витает около него, что доживает он последние минуты. Подозвав к себе смотрителя дух. училища, он едва уже выговорил следующие слова: «Прошу, передайте друзьям, чтобы не удалялись…» Преосвященный Антоний начал читать молебный канон на исход души. Умиряющий, крестясь слабой рукой, обратил молитвенный взор к св. иконе. Дыхание становилось редким и прерывистым. Окончилось чтение канона; было начало 11-го часа. Взор умирающего, тускнея, становился неподвижно-сосредоточенным. Последовал глубокий и тяжелый вздох, вызвавший слезу на глазах умирающего; за ним — два-три вздоха тихих, едва заметных; прошло несколько минут ожидания; взор умирающего совсем потускнел, не последовало еще ни вздоха, ни движения... Ясно было, что чистая душа святителя оставила тело и перешла в те горние обители, куда стремилась она и при жизни. По предложению Преосвященного Антония ректором семинарии прочитано было последование по исходе души. Прошло несколько минут, и редкие удары колокола, о чем лишь за час пред тем вспоминал почивший, возвестили жителям города, что лишились они своего любимого архипастыря, так недолго украшавшего собою Таврическую кафедру.
При участии тотчас прибывших священнослужителей тело почившего приготовлено было, по чину, к облачению в святительские одежды и перенесено в комнату, смежную с крестовой церковью, бывшей местом его келейной молитвы. Там совершено было облачение почившего в святительские одежды, там предварительно и положено было его тело, с лицом, обращенным к открытой двери в храм и ъ св. алтарю. Вслед затем обоими архипастырями, в сослужении с прибывшим городским духовенством, совершена была первая панихида. Масса народа сразу наполнила крестовую церковь, чтобы помолиться об упокоении души любимого архипастыря, проститься с ним и попросить его благословения из горних обителей, куда переселилась чистая душа его.
По окончании панихиды Преосвященным Антонием начато было при гробе почившего чтение Св. Евангелия, продолженное потом Преосвященным Никоном и за ним непрерывно продолжавшееся священнослужителями города. В 7 часов вечера того же дня торжественно совершена была архипастырями другая панихида. И в следующие до погребения дни ими совершались панихиды утром, по окончании архиерейского служения литургии, и вечером — после всенощного бдения.
20-го числа, после утренней панихиды, тело почившего архипастыря было положено в гроб и перенесено из дома в крестовую церковь. В 3 часа того же дня при гробе почившего совершена была панихида от лица прибывших в храм корпораций духовных семинарии и училища и епархиального женского училища. В этот же день, по окончании всенощного бдения, состоялось торжественное перенесение тела почившего архипастыря в кафедральный собор, при громадном стечении народа, наполнявшего собой до крайней тесноты не только обширный соборный храм, но и прилегающие к нему площади и улицы. Пред началом следовавшей по перенесении тела панихиды сказано была речь епархиальным миссионером, священником П. Тихвинским. 21 числа, пред началом утренней панихиды, пред гробом почившего произнесена была речь протоиереем И. Тяжеловым, членом духовной консистории. Того же числа вечером при гробе почившего обоими архипастырями, при участии множества священно служителей, торжественно совершено было последование парастаса.
На 22 августа назначено было погребение тела в Бозе почившего архипастыря. Совершение погребения Святейшим Синодом поручено было Преосвященному Никону, епископу Вольскому. Им совершена была в день погребения Божественная Литургия. В конце литургии произнесено было слово Преосвященным Антонием, ректором Казанской духовной академии. Отпевание совершено было обоими архипастырями, при участии настоятеля Бахчисарайского скита, архимандрита Исидора, священнослужителей города и многих, прибывших из уездов, всего в количестве свыше 30 человек. Пред началом отпевания произнесена была речь ректором семинарии, протоиереем В. Знаменским, бывшим товарищем почившего по семинарии. В конце отпевания, пред чтением разрешительной молитвы, Преосвященный Никон обратился к молящимся от лица почившего святителя с следующими словами из его завещания Таврической пастве: «Прошу прощения у всех, кого обидел делом, словом или помышлением, намеренно или ненамеренно. Если кто имеет что-либо против меня, от всей души прощаю. Прошу молитв, чтобы Господь во всем простил меня и воспринял в Свою милость. Призываю благословение Божие на всю паству с ее пастырями. Заповедую ей любить больше жизни Церковь Православную, любить свой приход с храмом и школой при нем, почитать пастырей и вести жизнь по заповедям Божиим в тишине и мире. Прошу всех помолиться, да помилует меня Господь и да восприимет в Свои светлые кровы». При прощании с почившим сказано было несколько прочувствованных слов признательности и молитвенных благожеланий протоиереем М. Бензиным от лица духовенства г. Севастополя.
Торжественно-умилительное совершение отпевания закончилось к двум часам дня.
Место для погребения указано было еще при жизни самим почившим архипастырем. И словесно, и письменно — в своем завещании — он выразил волю, чтобы тело его погребено было в кафедральном соборе, с левой стороны, в соответствии с находящейся на правой стороне могилой бывшего Преосвященного Таврического Гурия. Когда, по окончании отпевания и обнесения вокруг храма, гроб поднесен был к могиле, была произнесена последняя при гробе речь смотрителем духовного училища А. И. Леонтьевым. Вознесено было затем Господу последнее заупокойное моление в виду гроба, тело почившего предано было земле, гроб закрыт был, опущен в могилу, и вскоре своды могильного склепа скрыли от взоров присутствовавших дорогие останки почившего святителя. На месте его упокоения поставлен аналой и на нем икона святителя Михаила, первого митрополита Киевского, небесного покровителя усопшего архипастыря.
По окончании погребения представителям духовенства, городских учреждений и обществ в архиерейском доме была предложена поминальная трапеза. Кроме того в дни погребения, 9-й и 40-й предположены поминальные обеды для бедных города.
Далеко за пределы Тавриды разошлась весть об усилившейся болезни почившего архипастыря и из разных мест получались болящим письма и телеграммы с выражениями глубокого сочувствия, сострадания и сердечно-молитвенных благожеланий. Изволила осведомляться о болящем Ее Величество, Королева Эллинов Ольга Константиновна в следующей телеграмме на имя г. начальника Таврической губернии: «Как состояние здоровья Преосвященного Михаила? Если возможно, передать ему мой самый теплый сердечный привет, просьбу заочно благословить меня».
«Прошу принять мое участие, — писал о. архимандрит, ныне епископ Острожский, Серафим, — в переживаемом тобою страдании; давно уже мысль моя непрестанно обращена к тебе. Искренний и неизменный почитатель».
Быстро распространившаяся весть о кончине архипастыря также отозвалась многими откликами глубокой скорби о тяжелой потере не для одной только Тавриды.
Вот некоторые из них.
«Искренно скорблю, что в день предания земле горячо чтимого и горько оплакиваемого мной и всей губернией Преосвященного епископа Михаила я не имею возможности быть на погребении. Мысленно я с Вашим Преосвященством (телеграмма на имя Преосвященного Никона, епископа Вольского) и Преосвященным Антонием и со всем духовенством Таврической епархии, сердечно деля скорбь всех вас в эти дни тяжелого испытания и страшного горя. Светлая память, оставленная по себе усопшим, да послужит всем нам утешением. Губернатор Лазарев».
«Скорблю о преждевременной кончине Преосвященного Михаила, даровитейшего и любимейшего моего ученика. Архиепископ Димитрий».
«Поклоняюсь гробу почившего епископа Михаила; вечная память. Епископ Иларион.
«Великий сердечный друг академической нашей юности, первоначальник нового иночества, почил... Ужасно скорблю... Уповаю, душа его во благих водворится. Светлая память о нем да будет светочем в жизни академического монашества. Архимандрит Иоанн».
«Сердечно скорбим о тяжелой, незаменимой для всех нас, утрате. Выразите наше сочувствие матушке Владыки. Щепетов (инспектор Калужской врач. управы)».
Не будем приводить многих других подобных же отзывов, исходивших от глубоко опечаленных любящих сердец. Не иначе откликнулся бы на скорбную весть о преждевременной кончине владыки Михаила и всякий, кому близко известна светлая личность почившего. Не теперь, в минуты крайне еще острой скорби о почившем, восстановлять полностью его высокий духовный образ. По времени у многих оживут и точнее определятся воспоминания о почившем святителе за разные периоды его жизни, и светлая память о нем останется для всех, ищущих духовного совершенства, ярким светочем, высоким, влекущим к себе, примером и вместе источником утешения в скорби о тяжелой утрате.