Из записок сельского священника
Ясные пути Промысла Божия о нашем спасении
Пути Промысла Божия о нашем спасении часто бывают для нас темны и непонятны; но иногда они так проясняются пред нашими очами, что надобно быть слепым, чтобы не видеть их, и совершенно безумным, чтобы отвергать очевидные действия Божии в обстоятельствах нашей жизни.
Ввиду современного вольномыслия и отрицания, я не бесполезным считаю предать гласности некоторые статьи из моих записок, в которых видны до очевидности пути промысла о спасении нас грешных. Дела Божии открывати славно (Тов. 12, 11).
1. Нападение волков
Яко Ангелом своим заповесть о тебе сохранити тя во всех путех твоих; на руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою; на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия (Пс. 90, ст. 11, 12, 13).
Бывши лет 14-ти, я обучался в высшем отделении Калужского духовного училища. Как сын многосемейного отца, я нуждался в средствах содержания. Пришла сырная неделя 1848 года, в этот памятный для меня год, я старшим братом, Андреем Петровичем, отправлен был с Корекозевским диаконом Акимом Денисовичем Лихочевым к другому брату Ивану Петровичу — учителю сельского Полянского училища, около г. Перемышля, на масленицу. Но прибыв туда, я уже не застал брата дома; так как учение в сельских училищах кончается ранее духовных, и мой брат, еще накануне моего приезда, сам отправился в гости к товарищу — священнику села Полошкова, на масленицу. Что было тогда мне делать? Родных в том краю у меня больше не было, — и я принужден был, в горести и со слезами на глазах, отправляться обратно в Калугу, и пеший. Переночевав в Корекозеве у о. диакона, поутру я вышел и шел совершенно один до самого леса — Вырки, и благополучно. Но в лесу вдруг напали на меня шесть волков. Переходя из одной стороны леса в другую, чрез большую дорогу они остановились против меня, шагах в пяти, и начали скрежетать на меня зубами, готовясь растерзать меня на части. Не имея при себе никакого орудия для защиты и даже палки, я заплакал и, с детскою верою, обратился за помощью к Господу Богу. В рыданиях я даже кричал: Боже, милостив буди мне, грешному! Господи, спаси мя! Призывал на защиту святых: Николая чудотворца, преподобного Сергия Радонежского, великомуч. Георгия Победоносца. И, верую, дерзновенная молитва моя детская взыде ко Господу: не рассмотрел я издали шедшего ко мне навстречу человека, будучи в слезах, —вышел ли он из леса, — не знаю, — но вдруг вижу, на противоположной стороне, стоит старец седой, на таком же расстоянии от волков, как и я, снял он шапку, и сказал волкам: «Дайте дорогу», — и к удивлению моему один волк сделал один шаг (как показалось мне бывший поболее прочих) с дороги; сделали тоже и другие волки; потом, слышу, начал читать что-то, как соображаю — вероятно, псалом: Живый в помощи... и волки пошли шагом в лес. Господи! что со мною тогда было? Я обрадовался этому старцу, как ангелу-хранителю, ниспосланному с неба. Поравнявшись со мною при встрече, он пожалел меня, и сказал в добавок: «Ну, дитенок, иди же поскорей, как бы еще волки не напали на тебя». Тогда я не пошел, а побежал; но не прошел и десятины, как напали на меня еще два волка; оглянулся назад, — старца уже нет. В глазах у меня потемнело; памяти и рассудка я как бы лишился и шел машинально. Но здесь Господь явил мне спасение свое! (Пс. 90, ст. 16.) Волки, остановившись, дали мне дорогу пройти и спокойно пошли в противоположную сторону леса. И теперь я не знаю и не берусь решить: кто сей был старец: человек ли земной, ангел ли хранитель, угодник ли Божий, — но только явны мне стали пути Промысла Божия, сохраняющего человека во всех путях его!
2. Жизнь на волоске
По всеблагой воле Божией, поступив во священника в село Б-ли, я снова испытал над собою недремлющее око благого Промысла, сохраняющего человека на каждом шагу и избавляющего от великих бед и скорбей. 1858 года, августа 3 дня, я вызван был в город Боровск говорить очередную проповедь. Имея у себя лошадь, и дорогую, но охромевшую от засечки, я поехал на чужой, а на своей приказал работнице, в отсутствие мое, съездить в лес и нарубить веников. И когда она отправлялась, в это время семейные мои: жена, свояченицы и двоюродный брат А. К. Пр. вздумали прогуляться в лес, и поискать грибов. Но утомившись в лесу от ходьбы, жена моя, уже беременная, по предложению брата, согласилась с ним сесть на повозку, наложенную березовыми листьями, а работницу с сестрами отправила пеших домой. Нужно сказать, что лошадь была молодая, хорошо невыезженная, породы сибирской (косяк), — и когда они тронулись с места, листва березовая зашумела, — лошадь, испугавшись шума, начала бить и скакать во весь опор. Правивший ею А. К. чем более натягивал возжи, чтобы удержать ее, тем более она горячилась. Наконец одна возжа лопнула. Чтобы поправить дело, брат соскочил с, повозки, думая остановить лошадь под уздцы, и завозжать; но, увы, в две минуты оказался в полуверсте назади. Тогда, в испуге и отчаянии, и жена моя решилась последовать примеру брата, но к несчастью, зацепилась платьем за ось, и потащилась. Колесо, вертясь около оси, стало завертывать сначала платье, потом и сорочку ее. Как она ни старалась высвободить их из колеса, но все было напрасно. Колесным шином изрезало ей руку и ноги, и наконец притянуло все ее туловище к колесу, и одна нога попала в колесо; вернись колесо еще раз, и нога ее была бы сломана пополам, и ей самой не оставаться бы в живых. Но в этот момент, на самом скаку, посреди чистой и ровной дороги, лошадь вдруг была остановлена, и кем же? Верую, Господи, что ни кем другим, как ангелом-хранителем, которому Ты, милосердый, заповедал сохранять человека во всех путях его.
3. Смерть открывает истину
В 1860 году, в феврале месяце, деревни Александровки (бывшей в то время нашего прихода, а теперь причисленной к селу Прудкову), крестьянка Пелагея Софонова сделалась больна и 7 февраля пасынок ее Петр Гаврилов Глушков приехал за мной с известием, что мачеха его очень больна и просил меня немедленно отправиться к больной. Дорогою, по чрезмерному холоду, мы не разговаривали, и о желании больной, о ее вероисповедании, я не мог узнать, к тому же подозрения особенного к вере больной я не мог иметь; потому что в книгах духовных она не значилась раскольницей; лично ее я, как недавно поступивший на место, еще не знал; а пасынок ее, приехавший за мной, подошел под благословение ко мне и был православный. Хотя деревня Александровка отстоит в 15 верстах, но мы поспешили и приехали скоро. Я вошел в дом, помолился Богу, семейные и соседи подошли под благословение, а больная лежит, смотрю, в святом углу, совсем собранная и приготовленная. Чтобы узнать, в памяти ли больная, я обратился к ней с вопросом о ее болезни, но больная молчит; спрашиваю ее, желает ли она причаститься Св. Христовых Таин, — она опять молчит. Тогда я обратился к семейным и спрашиваю: или она не в памяти, или язык отнялся у нее? Но они ответили: «Она сей час пред твоим приездом говорила, только очень трудна». Дорожа временем, я сию же минуту разложил Св. Дары на столе и начал читать краткое последование ко Святому причащению; семейные молятся Богу, а она все молчит, и не крестится, наконец пришло время исповеди. Думая, что она от слабости в забытьи, и надеясь, что долго ли, коротко ли придет в сознание, я семейным предложил выйти из горницы, а сам стал разводить водой частицу Св. Даров, чтобы приготовить ее к более удобному принятию больной. Вдруг она с сердцем закричала на меня: «Не разводи, не разводи». Никак не ожидая этого, я растерялся, спрашиваю: «Как не разводить? Отчего?!» «Я тридцать лет была не твоя, и умру не твоя, — отвечала она, — а ты вот возьми целковичик, да откажу холст и полотенце, и ступай с Богом, а меня похорони, и домашних моих не притесняй». Эта неожиданность, это понятие о нас — священниках, как о наемниках, и этот первый случай в моей пастырской практике, — до того меня тронули, что слезы полились у меня ручьем, и я не мог слова выговорить. Озадаченная в свою очередь больная таким моим горем, сама смутилась, и спрашивает меня: «Чего же ты плачешь?» «Плачу о твоей погибели; ты на краю гроба, и хочешь отойти грешницей нераскаянною во ад, без причащения Св. Таин, без чего невозможно христианину спастись. «Это мое дело, — был ответ, — за грехи мои тебе не отвечать, что здесь я приготовила себе, то и получу там, а ты бери, что дают, и ступай с Богом; пожалуй, скажи домашним, что справил меня». Горько было мне за ее заблуждение, и досадно за ее понятие о нас — священниках. «Послушай, — говорю ей, — если бы ты положила на один конец стола даже тысячу рублей, а на другом — свою душу, вот тебе Бог свидетель (а сам, указывая рукой на святые иконы, перекрестился), я предпочел бы спасение души твоей и с презрением отверг бы твои деньги. Смотрю, — больная задумалась и потом, спустя немного времени, говорит: «Да ведь не я, а вы погибнете; вы и сами это знаете, но вы закуплены, и дали присягу держаться ереси Никоновой». «Не закуплены мы, и не ереси держусь я, а святой православной греко-восточной веры. Я верую во Едину Святую и Апостольскую Церковь, основанную Самим Христом, в которой доселе действует Дух Святый. Что говорю я правду, ты сама можешь понять: у нас в церкви и чудотворные есть иконы, и чудеса совершаются и мощи святых угодников открываются нетленные и многоцелебные. А у вас ничего этого нет, значит у вас и нет благодати Святого Духа», — и прочие доказательства неправоты их вероучения приводил ей, приспособительно к ее понятиям... Больная слушала со вниманием и видно было ее колебание. Наконец она проговорила: «Ну уже теперь поздно переменять мне веру; от одного берега отстанешь, а к другому не пристанешь», — и сама на несколько минут предалась размышлению. Видя, что благодать Божия коснулась ее сердца, стало оно мягче, и колебание ее происходило собственно из боязни, что она опоздала быть церковной, я привел ей пример разбойника, распятого со Христом, уверовавшего и покаявшегося на кресте, уже при самой смерти. Уверял я и ее, что время еще не потеряно. Милосердый Господь с одинаковой любовью принимает приходящих к Нему с верой и покаянием, и в третий, и в девятый, и во единонадесятый час. Примет и ее сию минуту и спасет от вечной муки во аде, если истинно уверует во Христа и Его Святую Церковь православную! Пример этот к несказанной моей радости решил ее колебание. «Если так, — сказала она, —прими меня грешную. Вижу, что ты говоришь правду, и верю тебе». Обратив благодарный взор свой к Милосердому Господу, не хотящему смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему, я вместо присоединения формального — по чину церковному, предложил ей только два следующие вопроса: «Веруешь ли истинно и нелицемерно во Святую, Соборную и Апостольскую Церковь?» «Верую всею душою» — ответила она. «Проклинаешь ли все ереси, и расколы, и заблуждения свои прежние?» «Проклинаю». После сего я исповедал ее во грехах и удостоил причащения Святых Таин; а чрез полчаса, по отъезде моем, она и скончалась. Слава и благодарение Господу Богу!
4. Новообретенная икона Колоцкой Божией Матери
В 1860 году, июля 9 дня, в нашем селе вдруг неожиданно появилась холера. В этот день утром заболели человека три из мирской богадельни, а к вечеру Богу душу отдали. Потом, со дня на день усиливаясь, начала свирепствовать так, что мы в день хоронили по 10 и по 12 человек. Пригласили доктора из Медыни (Константина Павловича Скопина), фельдшера (Василия Афанасиева Смирнова); привезли они с собою лекарств; фельдшер даже оставлен был доктором на постоянное жительство, до прекращения холеры, и ничто не помогало. Нужно при этом заметить, что холера была в одном нашем приходе, а в соседних не было даже и слуха о ней. Уразумевая из этого особые пути Промысла Божия, и признавая холеру за одно только наказание Божие, как постирающее собственно нас согрешивших перед Богом, прихожане отказались принимать лекарства медицинские, а лучше сочли обратиться за помощью к Господу Богу и Божией Матери, Заступнице рода человеческого. Для сего июля 25 подняли чудотворную икону Боголюбской Божией Матери из села Юрьевского; отслужили мы Божественную Литургию, и потом на площади, около церкви, молебен с акафистом, освятили воду, которой окропили всех прихожан, которые сейчас же, после молебствия, разошлась по деревням. Святую икону нужно было отправлять обратно в село Юрьевское, а не с кем. После продолжительного благовеста к молебну и выносу ее из храма и после напрасных ожиданий я просил вотчинную господскую контору помочь мне, и оной народ выгнан был из деревень насильно. Что же далее? На другой день холера стала действовать еще сильнее. В это время заболела холерой одна женщина деревни Алешиной (Афимья по имени — живая и доселе). В сонном видении ей явился благообразный старец и сказал: «Холера у вас усилилась за то, что многие из вас, во время молебна Боголюбской Божией Матери, рассматривали только венец и ризу на оной, а некоторые и вовсе спали, около церкви, и не было усердствующих отнести ее обратно. Если вы не умели молиться той иконе, — прибавил старец, то молитесь другой иконе Божией Матери, — небольшой, которая лежит в старой деревянной церкви, в правом боку, в ящике, и всеми забыта». Сновидение это повторилось ей и в другой раз, с присовокуплением угрозы, что и она умрет подобно другим, если не отслужит молебна ей. Наутро, — это было в воскресение, дядя ее, крестьянин Никита Денисов, бывший помощником старосты церковного, все подробно рассказал мне, и просил меня сходить с ним в старую церковь и поискать. После утрени пошли. Мы были на хорах, во всех 3-х алтарях, во всех искали углах, и не было ни ящика, ни иконы Божией Матери (а из иконостаса все иконы были перенесены в новый каменный храм). Тогда обратились мы к Богу с молитвой, и я нечаянно опустил руку в ящик, образовавшийся от вынутия местной иконы в правом пределе, между двумя феленками, и к великой радости нашей я вытащил оттуда небольшую икону Божией Матери в апликовой ризе. Тотчас же накопившаяся на ней пыль и грязь были нами обмыты. Икона оказалась Колоцкой Божией Матери, писания греческого и без малейшего повреждения. К Литургии она принесена была в новый храм, зажжены были пред нею свечи — жертвы усердствующих, а по окончании Литургии отслужен был пред нею молебен, на котором, по просьбе помощника старосты церковного, помянули о здравии и спасении «Афимью». К вечеру больная выздоровела.
По распространившемуся о сем слуху стали служить пред сей святой иконой и другие больные, и с верою и усердием прибегавшие к ней выздоравливали. Тогда деревни, в которых сильно действовала холера, стали поднимать ее из храма к себе, и в тех деревнях холера прекращалась; и потом скоро во всем приходе прекратилась. В благодарность за такое благодеяние, оказанное Колоцкой Божией Материю, прихожане сделали на икону новую ризу, устроили приличный киот, с написанием вокруг ее всех 130-ти явлений Божией Матери, и постановили учредить в приходе празднование ей. Но когда Святая Церковь празднует Колоцкой Божией Матери, — из нас никто не знал, а в святцах нет. Между тем знаем, что Можайской Колоцкий монастырь находится от нас не далеко. Поэтому просили своего прихожанина одного, — мещанина города Вереи, за которым находится вышеозначенный монастырь, узнать день ее празднования. К великому удивлению нашему мы узнали, что там празднуют день Колоцкой Божией Матери 9 июля, то есть, в то самое число, в которое у нас началась холера. Тогда ясны стали нам пути Промысла Божия, побудившие нас к прославлению и празднованию Колоцкой Божией Матери.
С того времени сия св. икона сделалась у всех прихожан в большом почитании. 9 июля — в день ее празднования, со всех 20 деревень народ стекается во храм к Божественной службе каждогодно. Божественная Литургия совершается нами с водоосвящением и отправляется молебное пение с акафистом. А в 1871 году прихожане пожелали устроить и устроили в честь ее теплый придел; в 1876 году устроили серебренную ризу.
Помощь святителя Николая
Поступив в село Бобыли на священническое место, мне по наследству от тестя моего, священника Иоанна Виноградова, досталось вместе с святыми иконами и миро от мощей святителя и чудотворца Николая[1]. Не могу сказать о себе, чтобы не веровал я в это драгоценное для дома моего сокровище и не скрою и того, что проявлялось по временам и сомнение в действительности рассказанного мне моими родственниками. Но Господу угодно было меня грешного уверить следующим чудом: 1861 года в мае месяце, помещица (скончавшаяся 12 апреля 1886 года) сельца Дарьинки, Зеленинского прихода, майорша Александра Семеновна Коротнева сделалась больна и так сильно, что не вставала с постели и не могла пить и есть. Воспитанница ее Марья Аркадьевна, выданная в замужество в село Рыбино за Г. Крутикова, узнав о ее болезни, поехала навестить ее, и на обратном пути, по кумовству со мной, заехала ко мне. Войдя в комнаты и молясь Богу, она увидела висящий у святых икон пузырек и спросила у меня: «Это что же у вас, батюшка, в пузырьке висит?» «Миро святых мощей св. Николая Чудотворца», — отвечаю ей. «Ах, батюшка, — воскликнула она, — какая у вас святыня в доме! Мамаша моя очень больна и положительно лежит в постели, продайте мне свечу и позвольте зажечь ее пред святыми мощами за здравие моей мамаши». Конечно, я с удовольствием исполнил ее просьбу, и данная мной свеча сей час же была поставлена и зажжена пред святыми мощами Николая чудотворца. Пока мы провели час в беседе, свеча все горела; потом она отправилась в Рыбино, а свеча по ее просьбе оставалась горящей, пока вся догорела. Чрез неделю Марья Аркадьевна поехала опять навестить больную свою воспитательницу в Дарьино, и к своей неожиданной радости увидала, что Александра Семеновна Коротнева стара оправляться. На вопрос воспитанницы о ее здоровье больная отвечала: «Слава Господу Богу; со мною, Маша, что-то случилось удивительное. На той неделе и в тот день, когда ты уехала от меня, спустя полчаса я почувствовала вдруг такое облегчение от своей болезни, что встала с постели, ходила по комнате, попросила себе есть и пить и хоть за работу садись. Такое состояние продолжалось со мной час времени с небольшим, потом почувствовала усталость опять и легла в постель. Но с тех пор все стало мне лучше и лучше». Тогда Марья Аркадьевна объявила ей, что это именно чудесная милость к ней святителя Николая. «Так как в прошедший раз, — говорила она, —проехав от Дарьи до Боболей (4 версты) не более получаса времени, заехав к священнику о. Егору, и увидав у него мощи св. Николая, зажгла ту же минуту свечу о ее здравии, которая и прогорела около часу времени. Больная г-жа Коротнева, выслушав с благоговением рассказ своей воспитанницы и как истинная христианка, веруя в неистощимое и доселе чудес море от мощей святителя Николая, от всей души Возблагодарила Господа Бога и Его св. угодника и дала обет, по совершенном выздоровлении приехать ко мне в дом и в доме пред мощами св. угодника отслужить молебен с акафистом. В это время приехала навестить ее дочь ее родная, — жена Дорогобужского, предводителя дворянства Смоленской губернии, Юлия Николаевна Арсеньева и, узнав от своей родительницы о прошедшем с ней, в следующий же воскресный день приехала в Бобыли к обедне, а после обедни просила меня отслужить в доме молебен с акафистом св. Николаю Чудотворцу. А чрез недели две и сама старушка Александра Семеновна Коротяева свое обещание исполнила; во время чтения акафиста она стояла на коленях и молилась со слезами св. Николаю Чудотворцу; благодарила его за великую милость и просила оной на будущее время.
С тех пор я стал праздновать 9-го мая как великий и радостный праздник, по достоянию; после утрени поднимаю икону св. Николая и отправляю молебен св. Николаю с акафистом каждогодно.
Пути провидения в жизни человека
В 1863 году в праздник Крещения Господня ходил я с диаконом на дьячковской вакансии Иваном Пахомовым Соколовым с святою водою 7 января в дальних деревнях. По возвращении домой часу в 8 вечера, узнаем, что перед вечером приезжали за мною два крестьянина, — один из деревни Лужной, Феодор Самойлов, чтобы приобщить умирающую от родов жену его, а другой из Анюшина Мануил Матвеев, чтобы приобщить мать его, 70-летнюю старушку, Марию Павлову.
Рассчитывая по своему человеческому соображению, что старые люди постепенно, как воск, тают, и старушка Мария, может быть, поживет день-другой, а во время родов и минута страждущей дорога, я рано утром с тем же диаконом отправился в деревню Лужную на своей лошади, чтобы там приобщить страдающую от родов, а потом ехать в Анюшино. Дороги и в Лужную и в Анюшино очень нам известны и местность с кустиками и перелесками тоже замечательна; поэтому хотя Лужная от Боболей 6 верст, мы никак не предполагали заблудиться. И лишь отъехали от Боболей версту, смотрим — заблудились, очутились около Анюшина. Мы отыскали дорогу, ведущую из Анюшина в Лужную и опять отправились. Но опять заблудились и подъехали к Анюшину, где в самом крайнем доме лежит больная старушка. Не желая более терять времени и рисковать жизнью, мы расположились на волю Божию в причащении больной родительницы Лужневской, — и я поспешил в крайний дом Анюшина приобщать больную старушку. Вошедши в дом, вижу, что больная лежит и охает. Я велел положить ее под святые и начал читать последование краткое ко св. Причащению. Больная молилась, а во время исповеди и св. Причащения даже стояла на ногах. Справивши ее совсем, я пошел из хаты уже довольный тем, что хоть одну успел напутствовать в жизнь загробную. Но лишь из сеней переступил порог на улицу, как сын кричит мне: «Батюшка, батюшка, матушка кончилась!» Возвратившись в хату, я удивился милосердию Божию к нам грешникам и вместе с тем возблагодарил от всей души Промысл Божий, давший мне крюк на спасение рабы Божией Марии, старушке доброй и богобоязненной. А на рассвете приехавши в деревню Лужную, узнали мы, что женщина, страдавшая родами, в эту ночь разрешилась от бремени благополучно и нам осталось только окрестить новорожденного младенца.
После сего явны стали пути Божии, устрояющие спасение нас грешных!
Предсмертное обращение лютеранки в православие
Пред новым 1874 годом поступил в управление Бобольским, графини Строгоновой, имением дворянин Эдуард Федорович Лангаммер, урожденец г. Дерпта — немец и вероисповедания лютеранского. Семейство его состояло из жены, родом из Швейцарии, и дочери. Его дочь Надежда, 19-ти лет, здоровьем, по словам родителей, сначала пользовалась полным, но незадолго до приезда в Бобыли стала чувствовать боль в горле и покашливать. В Бобылях же болезнь ее усилилась в два-три месяца до того, что она перестала выходить из комнаты; и, несмотря на советы врачей, болезнь ее не проходила. И вот в утро 19-го апреля 1874 года, когда я пришел к г. управляющему, застал у него доктора г. Малоярославца. Он и сам г. управляющий были в затруднительно-скорбном положении. На вопрос мой о здоровье, г. управляющий отвечал, что дочь их опасно больна, а доктор прибавил мне, что даже безнадежна. Попросив позволения навестить больную, я нашел ее сидящую на постели и по-видимому не безнадежную на выздоровление; она очень спокойно разговаривала со своей матерью и прислугой — нянюшкой старушкой. Первым моим приветствием были слова: «Доброго здоровья желаю Вам, Надежда Эдуардовна. Я, услышав, что Вы очень больна, пришел навестить вас». «Очень благодарна за посещение, здоровье-то мое плохо поправляется, вот и Малоярославецкого доктора пригласили (а прежде Медынского все приглашали) и все, должно быть, пользы не будет. Удивительное дело — отчего они не могут понять мою болезнь и пособить» (говорила она по-русски, точно, как природная русская, но родители не совсем-то говорили по грамматике). «Ах, Надежда Эдуардовна, — говорю я ей, — если бы вы были нашего греко-российского вероисповедания, я бы посоветовал вам принять духовное лекарство. И видя, что больная сидит спокойно и разговаривает без затруднения, и слушает разговор, не стесняясь, я рассказал ей, что у меня в приходе, в деревне Брюховой, одна женщина, как заболит, сейчас же посылает за мною; я ее исповедую, приобщу Св. Таин и вскоре она выздоравливает. Это она мне несколько раз сама высказывала. Посоветовал бы я вам полечиться тем же духовным лекарством, если бы вы были православная». «Отец Георгий, — говорит она, — я желала бы у вас приобщиться св. Таин». Но ведь Вы лютеранка и мне невозможно Вас приобщить. У вас ведь исповеди нет, а без исповеди устав нашей Церкви запрещает приобщать; потом вы приобщаетесь у себя только видов Тела и Крови Христовой, а не Самого Существа; Таинств у вас только два признаются, а прочие вы считаете за обряды, напр. Священство, Брак и др.» «Послушайте батюшка, я ведь воспитывалась в Курской православной гимназии, все учение Православной Церкви я хорошо знаю и почитаю и готова хоть сей час принять православие. Но разве виновата я за веру отцов моих». «В таком случае, — говорю ей, — позвольте спросить согласия у Ваших родителей». «Сделайте милость, отец Георгий, я вами очень буду обязана». Родители тотчас же дали согласие, потому что, при взаимных посещениях в свободные от дел вечера, между нами много было спора о вере, и они уже довольно все были подготовлены к присоединению к Св. Церкви. Одна только приверженность к вере отцов удерживала их до времени. Г. доктор, довольный исходом моего разговора, просил меня, как можно поспешить, потому что ее минуты изочтены. Сделавши в кратких вопросах и ответах присоединение, я исповедал ее, причастил Св. Таин и чрез пять минут, надевши себе на шею, по обряду православному, принесенный крест, она скончалась тихо и мирно, как-бы прилегла только отдохнуть. По кончине ее родители ее обратились ко мне с следующими словами: «Ну, о. Георгий, теперь она Ваша; скажите, что мы теперь должны делать с ней, как хоронить и как поминать; мы все исполним по Вашему совету». Действительно, все исполнили. Утром и вечером каждый день приглашали меня служить большие панихиды по ней; вынос тела ее был совершен собором к литургии заупокойной, и после отслужили 40 заупокойных литургий по ней, в полгода и год. А день рождения ее и память ее 17 сентября поминовение совершали до выбытия своего; за упокой ее родители пожертвовали богатые облачения для священника и диакона в церковь, а чрез недолгое время сам Эдуард Федорович принял православие с именем Евграфа.
Страждущих благодушно Господь не оставляет Своей милостью
В селе Боболях у крестьянина Егора Гаврилова, по фамилии Ганкина, была дочь Ольга 11-ти лет, имевшая два горба и на груди, и на спине; роста она была очень маленького и здоровья плохого, постоянно страдала удушьем, в первых числах апреля 1885 года ей особенно понездоровилось и 3-го апреля бабка ее Фекла Егорова приходит ко мне с просьбою прийти к ним и приобщить эту больную девочку. Я велел ей пока приготовить ее ко Св. Таинству и обещался чрез полчаса прийти, но по уходе Феклы сей час же приехали за мной в деревню Каминово приобщать больную Акулину Егорову, жену бывшего Ильинского старшины Афанасия Федорова. Когда я, приобщивши Акулину, приехал домой, около дома стояла еще подвода с требой в другую деревню. И так я, проездивши весь день в суетах и трудах, и забыл про больную девочку Бобольскую. Наутро 4-го апреля означенная Фекла опять приходит за мной приобщать ее внучку-девочку. «Ах! Прости меня, Христа ради, Фекла», — говорю ей, — вчера я был все в требах и отлучке и забыл про твою больную; сию же минуту приду. Когда я пришел в ее дом, больная девочка сидит в св. углу за столом. «Что, — говорю ей, — Ольга, ай умирать собираешься?» «Да батюшка», — отвечает она. «Небось измучилась ты в своей болезни и не рада жизни». «Что же делать, видно так Бог дал мне, Его Св. воля; Господь терпел и нам велел», — отвечает она. Видя ее тяжкую болезнь и также разумные ответы, я удивился ее безропотному терпению и только исповедал, и приобщил, в сию же секунду она скончалась. Все удивились и прославили Бога.
______________
[1] Предание о мире святителя и чудотворца Николая, хранящемся в моем доме Боровского уезда, в селе Рощинской Слободе, была одна богаделка — Карнеевна. По рассказам тамошних старожилов, она была женщина богобоязненная и много странствовала по святым местам. В одно из странствований она сошлась в дороге с знаменитой странницей, оставившей свое высокое положение, которая была и в Иерусалиме, и в Бар-граде, откуда несла с собою в пузырьке и миро от мощей святителя Николая. По расположению к Карнеевой она разделила это драгоценное сокровище с нею пополам. Карнеевна же, умирая, передала хранившееся у нее миро своему духовному отцу, священнику села Рощи о. Симеону. По смерти о. Симеона это драгоценное сокровище досталось зятю его, священнику села Рощи Ивану Ивановичу Протасову — брату родному моей тещи, а от него перешло тестю моему, священнику села Боболей Иоанну Виноградову.