Существует ли религиозное чувство?
Известно, что человек познает существующий вокруг него мир при помощи органов чувств: предметы и их свойства воздействуют на нас, и энергия внешнего раздражения передается по нервным путям в головной мозг, где и возникают ощущения — чувственные образы этих предметов и явлений. В зависимости от характера внешних воздействий различаются и виды ощущений. Осязательные ощущения отражают механические, тепловые свойства предметов; слуховые — звуковые колебания и вибрации; зрительные — световые, электромагнитные колебания; вкусовые и обонятельные — химические свойства вещей.
Особый вид представляют ощущения, которые с помощью анализаторов, находящихся внутри тканей и органов, отражают изменения, происходящие внутри организма. Перечисленные ощущения бесспорны, но можем ли мы категорически утверждать, что ими исчерпывается наше познание окружающего мира, и тем самым исключить наличие дополнительных чувств, ощущений, о которых наука пока не имеет точных данных. Существующий вокруг мир настолько многообразен и многогранен, что будь у нас не пять, а двадцать пять чувств, то и тогда для них нашелся бы объект познания, открытия все новых и новых явлений в природе. В принципе это возможно.
Существует ли религиозное чувство или ощущение Бога? Почти все верующие люди на вопрос об основании их веры отвечают: «Я чувствую, что Бог есть», или «не вижу, не слышу, не осязаю, но тем не менее ощущаю Его бытие». Религиозное чувство — одно из главных оснований веры в Бога. Его называют ощущением, интуицией, сверхсознанием, мистическим восприятием, духовным зрением и т. п., но сущность этого чувства одна — непосредственное ощущение Бога. Это, может быть, шестое, может быть, сотое чувство, реально существующее и завершающее познание человеком мирового бытия. Для тех, кто отчетливо не испытал этого чувства, хочется привести несколько фактов различного духовного опыта.
В 1922 году в Петрограде профессор А. И. Введенский[1] сделал доклад в философском обществе на тему: «Судьба веры в Бога в борьбе с атеизмом», в котором он развивал мысль о том, что вера в Бога не исчезнет никогда, и, как на одно из оснований этого указывал па то, что «многие верующие непосредственно ощущают Бога». Таковы христианские святые — религиозные подвижники. Это ощущение Бога часто охватывает человека при созерцании звездного неба, а также при богослужении. «Я и сам,— говорил Введенский, —в молодости переживал это чувство, теперь же оно у меня ослабло, атрофировалось, не знаю почему, — но оно у меня было»
Русский философ-христианин Владимир Соловьев[2] в своей книге «Оправдание добра» (1897) так характеризует религиозное чувство и его значение для веры в Бога: «Действительность Божества есть вы вод из религиозного ощущения, а содержание этого ощущения то самое, что ощущается. Отнимите эту ощущаемую действительность Высшего Начала, и в религиозном ощущении ничего не останется. Его не будет больше. Но оно же есть, значит и есть То, Что в нем дано, Что в нем ощущается. Есть Бог в нас, значит - Он есть!» Н. Страхов[3] писал: «...Мы вправе отважиться на смелые слова, что мы верим в Бога, потому что Его зрим, хотя Его нельзя видеть нашими глазами...» Известный американский психолог профессор Уильям Джемс[4] написал книгу «Многообразие религиозного опыта» (1910), в которой собрал многочисленные высказывания людей разного звания и положения, свидетельствующие о переживаемых ими состояниях непосредственного ощущения Бога. Джемс пишет о них: «...В специфической области религиозного опыта для многих людей предмет их веры является не отвлеченным понятием, а реальностью, постигаемой непосредственно, почти в чувственном восприятии. Каково бы ни было действительное значение таких переживаний, несомненно, что они представляют собой один из основных видов человеческого опыта... Как содержанием зрительных ощущений является свет, слуховых — звук, содержанием религиозного ощущения является существование Высшего Существа — Бога. В тех, кто пережил этот опыт, никакие рассудочные доводы не могут вызвать сомнения в реальности Его.
У них есть знание, ибо во время ослабления напряженного состояния их личной воли они действительно почувствовали участие высших сил».
В конце книги Джемс говорит: «Наши собственные "рациональные" верования основываются на доказательствах, по природе своей совершенно схожих с теми, какие приводятся и мистиками в оправдание их верований. Подобно тому, как наши чувства для нас являются совершенно достоверной гарантией известных нам фактов, явлений, так и мистическое состояние, доставляя непосредственное ощущение реальности тем, кто пережил их, является доказательством действительного существования вещей, постигнутых мистическим опытом... Мистические ощущения протекают без участия наших органов чувств, являясь, как и они, непосредственным источником познания».
Если сравнить пять физических чувств с окнами здания, позволяющими наблюдать разные стороны окружающего нас бытия, то религиозное чувство можно уподобить окну, пробитому сверху. Через это окно мы не узнаем нового о земле, зато наблюдаем необозримые просторы неба. Как ни одно из чувств не противоречит другому, а лишь дополняет его, так и религиозное ощущение не противоречит остальным ощущениям, а дополняет их, проливая свет на область мира духовного, на такие вопросы смысла жизни и смерти, которые без религиозного освещения остались бы загадкой навеки.
Конечно, далеко не все согласны принять религиозное ощущение как источник знания о Боге. <...> Современное общество настолько далеко от совершенства, что религия ненавистна ему своими требованиями исполнять нравственные законы, жить по Божиим заповедям: ...люби ближнего твоего, как самого себя...[5] и т. д. И все ученые и не ученые, выступающие против религии, против религиозного чувства, против достоверности существования Бога, приводят доводы и доказательства, подобные тем, какие мог бы привести крот против существования зрения: раз у них нет ощущения Бога, значит нет его и у других.
Объектом органов чувств является предметный, материальный мир. Объектом религиозного ощущения является нечто духовное — Божество, Которое может быть познаваемо непосредственно человеческим сознанием — этой, по определению материалистической философии, формой духовного освоения человеком действительности.
Нелепо требовать для религиозного ощущения наличия какого-то определенного органа, как нелепо требовать и того, чтобы звук познавался глазами, а свет — ушами... Нет никакой необходимости в вещественном органе для религиозного ощущения еще и потому, что объект его по своему существу способен устанавливать непосредственный контакт с нашим сознанием. Благодаря этому достоверность религиозного чувства стоит неизмеримо выше достоверности остальных ощущений. Зрительные, слуховые, осязательные ощущения перерабатываются, трансформируются сознанием, так как наши органы чувств, в силу их несовершенства, дают нам неполный, бессвязный, разрозненный, а иногда не совсем верный поток этих ощущений, восприятий. Осознать их, выйти за пределы чувственного опыта, постигнуть сущность предметов и явлений, то есть представить их такими, какие они есть на самом деле, помогает разум. Таким образом, если существует различие в степени достоверности наших чувств со стороны самих «механизмов» ощущений, то оно говорит в пользу религиозного ощущения, воспринимаемого непосредственно разумом, безо всякой корректировки.
Религиозное чувство в той или иной степени присуще всякому нормальному человеку. Полная утрата его некоторыми, лишившимися его по той или иной причине, не является доказательством отсутствия этого ощущения вообще. Ведь существование на свете множества слепых и глухих не доказывает того, что слепота и глухота являются нормальным состоянием человека. Все, ощущающие Бога, с полным правом могут утверждать Его бытие, а не обладающие религиозным чувством, не испытавшие религиозного озарения, совершенно не вправе отрицать существование Бога. «Почему не все имеют этот опыт? — писал А. Введенский. — Физику открыты не все тайны природы, и богослов знает не все, но как физик знает, что материя существует, так и мы знаем, что есть Бог. Почему же многие люди не верят в Бога, почему у них нет религиозного ощущения? Да потому, что очень многие живут бездумно, бесцельно, подчинив свою жизнь сиюминутным целям, материальным интересам, служат ложным идеалам. Люди не хотят задуматься об истинном смысле человеческого существования, о истинных целях и назначении жизни человека, о смысле всего миробытия. Подчинив свою жизнь Достижению преходящих радостей жизни, люди сами заглушают в себе религиозные чувства. У многих это чувство есть, но они не подозревают о нем, так как не обращают на него должного внимания, как бывает, например, с человеком, занятым своими мыслями и делами, своими проблемами и разговорами, который не видит и не слышит, что делается вокруг него. Потому и неудивительно, что многие не ощущают Бога, хотя признаки существования Его присутствуют повсюду. Внимание человека, поглощенного суетой жизни, направлено и устремлено совсем не в ту сторону, поэтому он и не находит Его».
Если в глаз попадает соринка, глаз слезится, плохо видит, а иногда и заболевает надолго, так что теряет способность видеть вообще. То же происходит и в духовной жизни: если в душу проникает нравственная грязь, если человек совершает аморальные поступки или находится во власти страстей, таких, как тщеславие, гордость и т. п., — естественно, что он теряет способность созерцать Бога. «Только чистая вода может отражать солнце», — говорит восточная мудрость. Недаром Христос Спаситель придавал нравственной чистоте исключительное значение в деле познания Истины — Бога: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят[6]. Грех — основная причина, препятствующая нашему ощущению Бога, чистота души — вернейшее условие его достижения. «Очистим свои чувства, — говорит прп. Иоанн Дамаскин, — очистим чувства и тогда узрим Христа, блистающего неприступным светом воскресения» (Тр. пасхального канона. Гл. 1. Песнь 1).
Религиозные переживания атеистов (положительная форма)
Не все верующие имеют религиозное ощущение, а обладающие этим чувством испытывают его крайне редко, и это вполне попятно. Если бы обыкновенный человек непрерывно ощущал Бога ясно и отчетливо, то его организм просто не вынес бы этого, подобно тому, как наш глаз не может долго смотреть на солнце.
Большинство неверующих, атеистов, считают, что у них совсем нет религиозного чувства. И все же есть основание утверждать, что это чувство присуще почти всем людям, как верующим, так и неверующим, только в разной форме или степени. В течение многолетней службы в приходе мне как священнику приходилось много раз посещать на дому людей, которые официально были известны как ярые враги религии, а на пороге вечности, перед смертью, просили исповедать их и причастить Святых Таин. В эти минуты чувство веры, заглушенное всем образом их жизни, как бы снова пробуждалось в них.
В период моей работы в экстренно-хирургическом отделении мне постоянно приходилось видеть тяжелых больных; порезанных, извлеченных из-под колес машин, трамваев, поездов, перенесших сложные операции. И я был свидетелем, как многие из них — молодые, интеллигентные, образованные люди, занимавшие видное место в обществе, — призывали Бога, прося Его о помощи. Никому из тех, кто видел их здоровыми, — на улице, на работе — и в голову бы не пришло, что эти люди могут так жарко молиться. Но в самые тяжкие минуты, перед лицом смертельной опасности, они отбрасывали ложный стыд и страх перед окружающими и открыто обращались к Богу. И это не было проявлением обычной слабости или страха: если человек твердо не верит в Бога, он будет просить помощи только у врачей. А поскольку эти люди обращались к Богу, — значит верили, что Он есть, что Он слышит их.
Все это говорит о том, что у многих в сердце заключено религиозное чувство, только в скрытом состоянии. Марксист-ленинец А. Луначарский, атеист, часто выступавший против религии, все же не мог, по-видимому, окончательно вытравить из своего сердца религиозного настроения. В своей книге «От Спинозы до Маркса» он пишет, что в философии Спинозы[7] он видит «религиозное настроение пантеизма, этого великого мирочувствования, которому, действительно, предстоят своеобразные, может быть, возрождения... Вся прелесть, вся эмоциональная сила спинозизма заключается в этом мироощущении. Замирают звуки земли... На высотах пантеизма все это превратилось в один величественный аккорд, в один широкий вздох неизмеримой всеблаженной груди...» Невольно вспоминаются слова В. Соловьева: «На русской почве более чем где-либо сознательное отрицание (Бога) связывается с бессознательными религиозными переживаниями».
В наши дни многие атеисты тоже невольно придерживаются религиозных представлений. Так, мечтая о будущем, о коммунизме, большинство представляет коммунистическое общество как совершенное, хотя еще основоположник марксизма Ф. Энгельс указывал, что «совершенное общество, совершенное государство может существовать только в фантазии». Но в людях заложено представление о совершенстве как идеальном образе бытия. Однако эти представления, полученные из неотчетливых, смутных ощущений совершенства — Бога, атеисты приписывают обществу, природе, наделяя их Божественными признаками, которых они не имеют и иметь не могут.
Современные атеисты считают верующих людей темными, отсталыми, примитивными в умственном отношении. А верующий человек смотрит на атеиста как на дикаря нравственного, который, стоя на самой низкой ступени религиозного развития, ощущает реальность Божества, но, не видя около себя конкретного носителя Божественных свойств, относит эти свойства к видимой ему природе и, обоготворяя материю, делает из нее своеобразного идола, которому слепо поклоняется. Материя у атеиста — причина всего, она — немыслящая материя — создала себя и мыслящего человека.
Существует немало людей, которые посвящают свою жизнь какой-либо идее, считая ее высокой, великой, священной, идеализируя ее и благоговея перед ней, жертвуют во имя нее своей свободой, счастьем и жизнью. Религиозный характер таких представлений доста точно ясен. Другие, наоборот, подвержены всевозможным суевериям. В книге «Жизнь Иисуса Христа» Ф. Фаррар пишет: «Суеверие обыкновенно идет рука об руку с неверием, завзятые неверы часто верят в гадания, и люди, не верующие в Бога, верят в сны и духов». В основе всех суеверий лежит то же религиозное ощущение, только искаженное, изуродованное.
Далее, многие атеисты в своих теоретических построениях самостоятельно приходят к религиозным выводам. Снова сошлемся на Луначарского, который в своей работе «Религия и социализм» пытался доказать, что социализм — это ничто иное, как новая религия.
Мир, окружающий человека, беспределен и неисчерпаем. Бесконечно число его связей, взаимоотношений и отношений, безгранично сложна его структура. Но люди всегда стремились познать истину, и это настойчивое желание ее обрести есть ничто иное, как искание Бога. Человеческое познание не в состоянии не только понять все явления материального и духовного мира сразу, но и дать абсолютно полное, исчерпывающее объяснение любому отдельному явлению. Наши знания носят относительный характер. Материалистическая философия, признавая ограниченность человеческих знаний, относительный характер научных истин, выдвинула и соответствующие понятия — абсолютной и относительной истины. Последнее — это знания, которые отражают действительность неточно и могут быть в дальнейшем изменены, а под абсолютной истиной подразумевается сумма относительных истин. Но ведь абсолютное — это безусловное, не подлежащее сомнению, изменению в человеческом бытии — это Бог. Бог — абсолютная истина, Он непознаваем, вопреки утверждениям обратного.
Люди нередко живут по каким-то образцам, имея перед собой идеал — чаще историческое лицо, иногда современника. Они наделяют эту личность совершенными моральными качествами, поклоняются своему герою, обожествляя его. И в этом случае наблюдается своеобразное проявление религиозного чувства — тяга к абсолютному, к Богу. Человек, как и вся природа, — творение Божие и несет на себе отпечаток Его совершенства. Этот образ Божий в человеке и определяет в нем религиозное чувство. По существу, всегда, когда мы видим красоту, величие в природе, в человеке, в искусстве и восхищаемся ими, мы невольно возносимся к Источнику этой красоты и величия, Создателю прекрасного мира, отражающемуся в нем «как солнце в малой капле вод» (Г. Державин «Бог»). Ощущение Бога вкладывается в нас Его бытием. Бытие Бога определяет веру в Него. Если Бог есть в сознании людей — Он существует.
Сущность тоски — искание Бога
Ощущение Божества наряду с положительной направленностью, описанной выше, которое как «праздник без меры и предела, каким владеет верующий», по словам А. Введенского, бывает отрицательным по своему проявлению, как «непрерывная тоска по Богу, постоянное искание смысла жизни, судорожная погоня за призрачным счастьем».
Подобные факты тоски и отчаяния у неверующих людей отмечаются на протяжении всей истории человеческого общества. Философ конца IV и начала V века блж. Августин[8] писал: «Для Себя сотворил Ты нас, Господи, и сердце наше мятется —мается, пока не успокоится в Тебе».
Какие тяжелые переживания испытывает человек, когда глохнет или слепнет! Он лишается весьма многого из того, чем прекрасна жизнь, и, будучи не в состоянии возместить свою потерю, грустит, тоскуя о ней. Так и люди, лишенные положительного чувства Бога, испытывают тоску; задумываясь о смысле жизни и видя пустоту ее, тяготятся ею, мечутся по жизни, не зная, чем заполнить ее, и мучаются. Вот что писал об этом состоянии Лев Толстой в своей «Исповеди»: «Я почувствовал, что то, на чем я стоял, подломилось, что мне стоять не на чем, что того, чем я жил, уже нет, что мне нечем жить... Вопрос мой, тот, который в пятьдесят лет привел меня к мысли о самоубийстве, был самый простой вопрос, лежащий на душе каждого человека, от глупого ребенка до мудрейшего старца, тот вопрос, без которого жизнь невозможна, как я и испытал это на деле. Вопрос состоит в том, что выйдет из того, что я делаю нынче, что буду делать завтра, — что вый дет из всей моей жизни? Иначе выраженный вопрос будет такой: зачем мне жить, зачем что-нибудь делать? Еще иначе выразить вопрос можно так: есть ли в моей жизни такой смысл, который бы не уничтожился неизбежной, предстоящей мне смертью?.. Во все времена этого рода, когда я почти всякую минуту спрашивал себя, не кончить ли мне петлей или пулей, во все это время, рядом с теми ходами мыслей и наблюдений, о которых я говорю, сердце мое томилось мучительным чувством. Чувство это я не могу назвать иначе, как исканием Бога. Я говорю, что это искание Бога было не рассуждение, но чувство, потому что это искание вытекало не из моего хода мыслей, оно было прямо противоположно им, но вытекало из сердца. Это было чувство страха, сиротливости, одиночества среди всего чужого и надежда на чью-то помощь...»
Философ Лотце[9] писал: «Наша душа стремится познать как действительность то Высшее, о чем позволено ей иметь неясное предчувствие, и только на существовании Его может успокоиться ее стремление...» Один из крупнейших немецких мыслителей XX столетия Фр. Паульсен[10] сказал: «Я не мог бы жить, не мог бы дышать в мире, который бы был ничем иным, как чудовищным, бесчувственным и бездушным механизмом, находящимся в постоянном бесконечном движении, неизвестно куда и зачем. Поэтому я не могу верить, что он таков, поэтому я верю, что он есть проявление Всемудрого и Всеблагого, даже если глаза мои не могут видеть Его, а рассудок мой не может Его постичь!» Иммануил Кант[11] писал: «...мы должны мыслить и нематериальную сущность, рассудочный мир, и Высочайшее из всех Существ... потому что только в них, как вещах самих в себе, разум находит полноту и удовлетворение». «Тоска есть потребность души, и душа томится по личном Боге», — утверждал Людвиг Фейербах[12] в своей книге «Сущность христианства» (1841).
Искание Бога знакомо не только философам, но и поэтам. Кто не знает пушкинских строк:
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.
Известный безбожник XIX века Ф. Ницше дошел до такого от чаяния, что однажды в книге «По ту сторону добра и зла» признался: «Мысль о самоубийстве — большое утешение... она помогает переживать многие мучительные ночи», а другой не менее известный отрицатель Бога, современный философ Ле-Дантек[13] заявляет: «...Коли нет Бога, единственная реальность — самоубийство, револьвер». И действительно, многие так и не нашедшие Бога, отчаявшись, кончали жизнь самоубийством. <...>
В своей работе «Бог ли Христос?» (1926) А. Введенский подчеркивал, что тоска, порождаемая бессмысленностью жизни, исчезает с обращением к Богу: «Ведь жизнь страшна. Страшит жизнь своей бессмыслицей, не мирится сознание с тем, что это кончится, что мы лишь актеры на жизненной сцене. А ведь если нет Бога, если нет внутренней правды Божественной жизни, жизнь бессмысленна.
В жизни должен быть неземной смысл, должен быть божественный порыв. Этого порыва человечество жаждет, к божественному порыву стремится и в холодных книгах Канта, и в прекрасных созвучиях Скрябина, и в иных моментах. И всюду это кончается ничем, всякая земная радость отравлена горечью. Лишь в Христе находим мы безусловный ответ на то, зачем мы живем.
Читая Евангелие, нельзя не почувствовать тихого света и невечернего зова Господня. Христос ждет. "Я, — говорит, — стою у двери сердца и стучу. Кто отворит, войду и буду вечерять с ним и он со Мной". Так говорит таинственная Божественная книга. Откройте же Двери своего сердца, и Христос войдет к вам! Ибо сердцем, жаждущим Бога, познается Божество Христово».
Многие считают, что между тоской, грустью и исканием Бога нет никакой связи. «Не в Боге дело, не нужен Он нам, — говорят они, — вот, например, люди тоскуют о смерти близкого человека, а если бы он был жив, не было бы и тоски и грусти...» Но ведь всем известно, что человек не вечен, смертен и раньше или позже умрет, однако все равно тоска не оставляет пас. Как правило, ближайшим поводом для возникновения этого чувства являются причины житейского порядка. Но корень тоски лежит гораздо глубже, чем кажется некоторым. Получив желаемое избавление от временной скорби, человек испытывает радость, но неполную и ненадолго, до нового тяжелого момента в жизни. Значит, тоска не прошла совсем, а лишь утихла, как утихает боль в незалеченной ране от анестезии, и при случае вспыхивает с новой силой.
Иногда чувство подавленности, неудовлетворенности появляется у человека от несоответствия его мечты жизненной действительности. Ему кажется, что стоит достичь той или иной цели или избежать беды, угрожающей ему, как он будет вполне счастлив. Но вот цель достигну та, несчастье миновало, а человек снова не удовлетворен, опять испытывает душевный дискомфорт. Новые цели открываются перед ним, новые жизненные невзгоды встречает он на своем пути — и так без конца.
Пусть даже жизнь его становится лучше и лучше, ему все мало, потому что всегда хочется большего. Человек никогда не успокаивается на достигнутом, испытывая вечную неудовлетворенность настоящим. Он познает мир, изучает законы природы, строит машины, создает новые формы общественного устройства, постоянно обогащает свою жизнь материальными и культурными ценностями, то есть развивается, движется, — и нет этому шествию вперед конца. «Часто вставал передо мною вопрос, — писал проф. Милль[14], — положим, что все твои желания удовлетворятся, что все учреждения, которых жаждет душа твоя, осуществятся, и что же, будет ли тебе от этого радость? Будет ли счастье? И из глубины душевной слышался на это неотвратимый ответ: не будет».
Что же движет обществом на пути его развития? Человеческий разум жаждет познать истину, человеческая воля стремится к идеальному добру, к всеобщей любви, человеческие чувства влекутся к пре красному, к совершенной красоте, но абсолютная Истина, идеальное Добро, идеальная Любовь и совершенная Красота — это Божии свойства, это Сам Бог. Именно нравственное совершенство, богоподобие являются истинной целью развития общества, а стремление к богоподобию, желание обрести в себе Бога есть движущая сила всей истории человечества.
Человек без Бога при всем своем внешнем благополучии не может быть счастлив, ибо он не удовлетворен жизнью и стремится к чему-то неопределенному для него. И это тоже говорит о том, что так или иначе, в той или иной форме религиозное чувство есть у большинства людей, даже неверующих, хотя это определение не совсем точно. Неверующих в действительности нет, все люди во что-то верят, чему-то поклоняются. Борьба учений против религии «не есть борьба разума против веры, а только борьба одной веры против другой» (В. Соловьев).
Высшая форма религиозного ощущения и критерий религиозной истины
Религиозное чувство, присущее большинству людей, если его не контролировать, может давать искаженные образы. Джемс в своей книге «Многообразие религиозного опыта» рассказывает, как один молодой человек, почувствовав радость Божественного присутствия, побежал домой и стал спрашивать домашних, не светится ли у него лицо, как у Моисея на Синае. И очень был удивлен, что до Моисея ему далеко. У этого молодого человека центр тяжести религиозного ощущения был не в Боге, а в себе: созерцая Бога, он любовался собою, чудовищно преувеличивая свое значение и впадая в самообольщение.
Всевозможные мистические секты, хлысты, например, также являются ярким примером того, к чему приводит не контролируемое соборным разумом Церкви искаженное религиозное чувство. Искусственно взвинчивая нервную систему и доходя до экстаза, представители этих сект начинают в бреду произносить бессмысленные речи, уверяя при этом себя и других, что они пророчествуют от имени Духа Божия. Иногда искажение религиозного чувства, религиозного сознания носит пантеистический характер, то есть, ощущая Бога, люди обоготворяют и внешний, предметный мир, о чем также рассказывает Джемс в своей книге.
Значит, личного, индивидуального религиозного опыта не достаточно, он не гарантирует от заблуждений. Для правильного познания Бога, для проверки верности своего религиозного ощущения необходимо соотнести его с более совершенным религиозным опытом. Как при оценке какой-либо картины, желая знать ее истинную художественную ценность, мы обращаемся, не довольствуясь лишь своим собственным мнением, к мнению художника, специалиста, к людям с более развитым вкусом, которые способны глубже оценить картину; как при прослушивании новой незнакомой музыкальной пьесы нам во многом помогают пояснения музыковеда с более развитым слухом, который гораздо тоньше пони мает музыку, различает в пей то, что не всегда сразу доступно обыкновенному человеку, — так и в религии: кроме личного ощущения Бога чрезвычайно важно знать, что представляют собой религиозные чувства в своем совершенном виде — в религиозном опыте святых и пророков.
Религиозное чувство обычных людей, как правило, лишь утверждает существование Бога. Пророки же ощущали многое, недоступное Для простых людей. Они путем озарения узнавали прошедшее и будущее, «слышали» волю Божию и с полным правом свидетельствовали: так говорит Господь!
Пророк Моисей получил на горе Синай «в громовах и молниях» (при раскатах грома и сверкании молний) от Бога закон для своего народа, нравственный закон, который люди должны исполнять, чтобы быть достойными встретить грядущего Христа - Спасителя их. «Медленноязычный» Моисей, находясь в религиозном вдохновении и испытывая ощущение присутствия Бога чрезвычайно сильно и ясно, получил способность принять данный Богом закон лишь после того, как, «отряхнув тину от умственных очей», увидел духовным зрением Сущего — Бога. Боговидец Моисей положил начало Священному Писанию, оно Богодухновенно, то есть написано под влиянием вдохновения свыше. Священное Писание — истинное слово Божие и источник высшего религиозного зрения.
Подобное вдохновение свыше ощущалось, переживалось всеми библейскими авторами, а подвижник IX века Симеон Новый Богослов, переживший не раз состояние высшего духовного экстаза, описывал свое состояние ощущения присутствия Божества так: «Бог не является в каком-либо очертании или отпечатлении, но является как простый, образуемый светом безобразным, непостижимым и неизреченным. Больше этого я не могу ничего сказать. Впрочем, являет Он Себя ясно, узнается весьма хорошо, видится чисто невидимый, говорит и слышит невидимо, беседует естеством Бог с теми, кои рождены от Него богами по благодати, как беседуют друг с другом, лицом к лицу, любит сынов Своих, как Отец, и любим бывает ими чрезмерно, и бывает для них дивным некиим видением и страшным слышанием, о которых не могут они говорить как должно, но опять, и молчать не могут»[15].
Не перечисляя всех случаев религиозного ощущения, записанных в Библии, перейдем к великому христианскому учителю - первоверховному апостолу Павлу. Какое место отводил ап. Павел религиозному чувству, видно из следующих слов его речи в афинском ареопаге[16]: Бог, сотворивший мир и все, что в нем... произвел весь род человеческий для обитания его по всему лицу земли... дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся и существуем…[17]В послании к коринфянам ап. Павел описывает свое живое религиозное чувство: Не полезно хвалиться мне, ибо я приду к видениям и откровениям Господним. Знаю человека во Христе, который назад то му четырнадцать лет (в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю — в теле, или вне тела: Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать[18].
Этот признак неизреченности, то есть невозможности передать свое состояние словами, является одним из основных признаков религиозного восприятия. Глубоко проникая в божественные тайны, излагая свои познания и чувства письменно и устно, исправляя неверные религиозные представления заблуждающихся, обогащая Церковь своим личным опытом возвышенных религиозных переживаний, апостол Павел предостерегал от самообмана тех, кто думал, что они познали все в полной мере. Он писал: ...мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. <...> Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан[19].
Но как бы ни велики были откровения, данные пророками, апостолами, — этими великанами духа, — своего завершения религиозное чувство достигает лишь во Христе. Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца[20]... — говорил Христос. — Я и Отец — одно[21]. Отвечая не верящим Ему фарисеям, Христос сказал: Кто из вас обличит Меня в неправде? Если же Я говорю истину, почему вы не верите Мне? И вы не познали Его [Бога], а Я знаю Его; и если скажу, что не знаю Его, то буду подобный вам лжец. Но Я знаю Его...[22] Это ощущение Бога сопровождало Христа всюду. На Голгофе же Он испытал состояние богооставленности: ...Боже Мой, Боже Мой! — воскликнул Он. — Для чего Ты Меня оставил?[23]Глубокий смысл этого состояния богооставленности заключается в том, что грехи всего мира, добровольно принятые Иисусом Христом на Себя, были так велики, что на какое-то время отдалили от Него Бога, до тех пор, пока не совершилось искупление рода человеческого. Если в человеке отдаление от Бога порождает тоску, то как это было тяжело Богочеловеку Христу! Страдания Его были воистину страшными, беспримерными. Будучи предан за грехи наши, Христос воскрес для оправдания нашего (ап. Павел)[24].
Христос ощущал присутствие Бога Отца всегда совершенно явственно, как Свое Существо. Здесь чистая форма религиозного ощущения, живого религиозного чувства достигает максимальной степени идеального выражения. Выше этого религиозное ощущение пойти не может, ибо люди не в состоянии познать Бога, как себя. Христос, будучи Богочеловеком, один только способен иметь ощущение Бога несомненное и полное. Отсюда и непререкаемый авторитет Христа вообще и в вопросах Богопочитания в частности. Здесь и заложен критерий религиозного чувства, религиозной истины: что в наших религиозных ощущениях согласно с опытом и учением Христа, то означает истинное, а что противоречит Его опыту — является искажением живого религиозного чувства.
Кто имеет религиозное ощущение, тот убежден в бытии Бога, а у кого нет такого чувства, тот не способен почувствовать реальность Его существования, как глухой не способен услышать звучание музыкального произведения. Вот почему верующие и не считаются с «проверкой» религиозных истин, которой их подвергают атеисты.
Чтобы не только логически, теоретически поверить в Бога, но и «на опыте внутренне ощутить присутствие во всем Бога», не надо искусственно взвинчивать свои нервы, как это делают сектанты, или впадать в полную отрешенность от жизни, полную пассивность, погружаясь в себя и уставившись в одну точку, вызывать в себе состояние нирваны, как это делают индусы [буддисты].
К познанию Бога нужно идти путем нравственного совершенствования. Постоянное стремление воспитывать себя, сдерживать свои страсти, не совершать проступков, а совершив, искренне в них покаяться; твердая решимость идти по стопам Христа, выполняя Его заповеди, терпя всякого рода человеческие скорби во имя Бога; деятельная любовь к своему ближнему — вот что приближает нас к Богу, а Его к нам, и многие, творя это, ощущают радостное живое чувство Божественного присутствия, «душу зажигающее и заставляющее сердце трепетать несказанно».
В этом смысл человеческой жизни — и не в мертвых, сухих книгах, не в пустых доказательствах философских наук надо Его искать, а в сердце своем, в душе, очищенной подвигом жизни во имя Бога. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят! [25]
________________
[1] Введенский А. И. (1856–1925) — русский философ и психолог. Профессор Петербургского университета, председатель Санкт-Петербургского философского общества (с 1899). В 1920-е годы активно выступал на философских диспутах против материалистической философии и атеизма в защиту веры. Работы на эту тему: «О видах веры и ее отношении к знанию» (1894); «Условия допустимости веры в смысл жизни» (1896); «Судьба веры в Бога в борьбе с атеизмом» (1922).
[2]Соловьев В. С. (1853–1900) — русский философ, поэт, публицист, один из главных представителей религиозно-философской мысли в России.
[3] Страхов Н. П. (1828–1896) — русский философ, публицист, литературный критик, член-корреспондент Петербургской Академии Наук. В своих работах «Значение гегелевской философии в настоящее время» (1860), «Мир как целое» (1872) обосновал религиозно-идеалистическое воззрение на мир, неославянофильскую доктрину, идею о человеке как центре мироздания.
[4] Джемс У. (1842–1910) — американский психолог и философ, один из основателей прагматизма.
[5] Лев. 19, 18 (Мф. 5, 43; 19, 19; 22, 39; Мк. 12, 31).
[6] Мф. 5, 8.
[7] Спиноза Б. (1632–1677) — нидерландский философ-пантеист.
[8] Блж. Августин, еп. Иппонийский (354–430) — христианский философ и теолог, виднейший представитель патристики.
[9] Лотце Р. (1817–1881) — немецкий философ, врач, естествоиспытатель.
[10] Паульсен Ф. (1846–1908) — немецкий философ, сторонник волюнтаризма.
[11] Кант И. (1724–1804) — родоначальник немецкой классической философии.
[12] Фейербах Л. (1804–1872) — немецкий философ.
[13] Ле-Дантек Ф. (1869–1917) — французский биолог, автор известной в свое время книги «Атеизм» (1907).
[14] Милль Д. (1806–1873) — англ. философ, психолог, социолог.
[15] Прп. Симеон Новый Богослов. Творения. В 3 т. Т. 2. М.: Типо-литография И. Ефимова, 1890. С. 483.
[16] Ареопаг — высший орган судебной и политической власти в древних Афинах.
[17] Деян. 17, 24; 27.
[18] 2 Кор. 12, 1–4.
[19] 1 Кор. 13, 9–10; 12.
[20] Ин. 10, 15.
[21] Ин. 10, 30.
[22] Ин. 8, 46; 55.
[23] Мф. 27, 46.
[24] Рим. 4, 25.
[25] Мф. 5, 8.