В многодетной семье священнослужителя Дрегольского погоста Тихвинского уезда Михаила Финикова не только старший сын Владимир стал священником, но и второй сын, которого звали Леонид, тоже избрал путь служения Богу. Причем свой выбор он сделал тогда, когда представители духовенства и члены их семей уже подвергались гонениям: они лишались избирательных и других гражданских прав и облагались неподъемными налогами; церковные дома, в которых они жили, передавались местным властям; их подвергали обыскам, арестам и заключениям в тюрьму. А в Дрегли не избежал репрессий даже памятник царю Александру II, стоявший рядом с церковью. В мае 1918 г. он был снят, «чтобы приспешники, проходя мимо памятника, не осеняли себя крестным знамением и своим поведением не затемняли головы малосознательных граждан волости»[1].
Будучи грамотным человеком, за плечами которого было духовное училище и несколько классов духовной семинарии ― учебных заведений, дававших достаточно хорошее образование, Леонид мог бы, пусть и с трудом, найти применение своим знаниям и умениям и в других сферах профессиональной деятельности. Но он выбрал непростую судьбу священнослужителя.
Что на сегодняшний день об этом человеке известно?
Леонид Михайлович Фиников родился 25 июня (8 июля) 1898 г. в с. Дрегли, где его отец был настоятелем храмов свт. Николая Чудотворца и свт. Димитрия Ростовского. Как и его старший брат Владимир, Леонид окончил сначала Тихвинское духовное училище, а затем учился в Новгородской духовной семинарии, полный курс обучения в которой завершить не успел. В 1917 г. он был переведен в 5 класс, а 1 декабря 1918 г. семинария была закрыта[2].
Вернувшись в родительский дом, он с 1918 г. учительствовал в Вергишинской школе[3], а в 1921 г. ― в Дрегольской школе Жуковской волости Тихвинского уезда[4]. Следующий год стал началом его церковного служения: в 1922 г. он стал псаломщиком, что подтверждается записью в клировой ведомости Дрегольской церкви[5].
В том же году или чуть раньше он женился. Его женой стала дочь священника Никольского погоста Тихвинского уезда Анатолия Матвеевича Покровского Екатерина (23 ноября /6 декабря 1902 г.[6] ― 1 января 1984 г.). В деревне Заручевье до сегодняшнего дня сохранился дом, из которого молодой Леонид Фиников повел Екатерину под венец.
Своими корнями его жена была связана не только с родом священно- и церковнослужителей Покровских, но и с родом Рождественских. Ее мать ― Людмила Валериановна ― была дочерью священника Богоявленского собора г. Демянска Валериана Васильевича Рождественского и внучкой священника Ильинско-Сясьского погоста Тихвинского уезда Василия Григорьевича Рождественского.
Старшим братом Екатерины был будущий священномученик Николай Покровский, в 1924 г. сменивший у Престола Никольской церкви своего отца, вышедшего за штат. Он был одноклассником старшего брата Леонида Владимира не только по Тихвинскому духовному училищу, но и по Новгородской духовной семинарии. Вероятно, они были друзьями. Николая Покровского расстреляют 3 декабря 1937 г. В июле 2002 г. он будет прославлен в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской[7].
Двоюродным братом Екатерины по материнской линии был протоиерей Измаил Рождественский, начинавший свое священническое служение в 1920 г. в тихвинском Спасо-Преображенском соборе и оставивший о себе в городе добрую славу. Он тоже будет приговорен особой тройкой УНКВД к высшей мере наказания и расстрелян 14 октября 1937 г. В октябре 1981 г. Архиерейским Собором РПЦЗ о. Измаил Рождественский причислен к лику святых[8].
В молодой семье Леонида и Екатерины Финиковых один за другим появлялись на свет дети: Людмила (1923 г. р.), Авенир (1925 г. р.), Серафим (1928 г. р.), Нина (1931 г. р.). Последним родился Михаил (05.07.1935 г.) уже после того, как отец Леонид вернулся из ссылки.
Жила семья Леонида Финикова в одном доме с его родителями и его подрастающей сестрой Лидочкой, которая была младше его на 22 года. Их дом, принадлежавший ранее церкви, после революции был муниципализирован, за проживание в нем нужно было платить, а денег у Финиковых почти не было. К 1921 году они жили в основном за счет личного труда на земле, оставленной в их пользование[9].
Вследствие антирелигиозной пропаганды люди с каждым годом все меньше обращались в церковь с заказом церковных треб (крещение, венчание, отпевание), которые являлись одним из основных источников доходов священников, а ставки налогов, которыми обложили священнослужителей, были непомерно высокими. Оплачивать их было просто нечем. За их неуплату Финиковых раскулачили. Все хозяйство, которое Леонид вел совместно с отцом, было отобрано: дом, 2 коровы, нетель, 3 лошади, 5,40 га земли[10].
В местной газете шла травля священников, от которой пострадал и о. Михаил Фиников: о нем вышло несколько злобных статей, что не могло не отразиться на семье в целом. В доме, где они жили, неоднократно производились обыски. Отец Михаил несколько раз был арестован и заключен в тюрьму: в 1919 г., в 1920 г. и в 1925 г.[11] Вся ответственность за мать, младшую сестру и свою собственную семью в тяжелое и тревожное время его отсутствия полностью лежала на Леониде.
В 1922 г. советская власть спровоцировала в Церкви раскол. Часть тихвинских священников уклонилась в обновленчество. Противостоящий обновленцам старший брат о. Леонида Владимир, протоиерей Знаменской и приписной к ней Пантелеймоновской церкви г. Тихвина, в 1923 г. был арестован и через два месяца пребывания в тюрьме осужден на 3 года условно. Карательные органы держали в поле зрения и всех остальных членов семьи Финиковых.
Впервые о. Леонид был арестован 23 января 1931 г., на следующий день взяли под стражу и его отца. Затем арестовали двух их родственников: Николая Бухарина и Николая Семчихина, первому из которых приписывали организацию в с. Дрегли контрреволюционной группировки. Отца и сына Финиковых обвинили в том, что, узнав от Николая Бухарина, гостившего у них весной 1930 г., «о существовании контрреволюционной организации "РКС"», членом которой тот якобы являлся, они не сообщили об этом органам власти.
Во время допросов о. Леонид признал, что в личных разговорах Николай Бухарин действительно говорил о существовании в России какой-то антисоветской организации, но вступать в нее ему не предлагал. Да о. Леонид и не смог бы этого сделать, так как сан священника не позволяет членства в какой-либо партии. По его словам, о высказываниях Николая Бухарина он не донес власти потому, что «не придал его рассказу значения, т. к. считал это простой болтовней...»[12]
Сам Николай Бухарин категорически отрицал участие в какой-либо антисоветской организации и, тем более, создание в Дрегли контрреволюционной группировки. Вот его слова: «Действительно, будучи в феврале 1930 г. в с. Дрегле в семье Финиковых в присутствии Михаила, Леонида и их жен я хвастанул о создании организации не хуже поповской, просто я трепанулся, не думая, просто зря сказал, необдуманно, не вдаваясь ни в какие лишние подробности»[13].
Следователь вынужден был признать, что следствию не удалось доказать создание в с. Дрегле низовой ячейки «РКС», «ввиду упорного запирательства обвиняемых», но якобы была доказана попытка ее создания.
Совещание при Коллегии ОГПУ от 18 ноября 1931 г. постановило: «Финикова Леонида Михайловича выслать через ПП ОГПУ в Севкрай сроком на три года, считая срок с 23 /1-31 г.»[14] Туда же был выслан и Николай Семчихин. Это была так называемая «вольная высылка». Его отца сослали в Казахстан, а Николая Бухарина заключили на 3 года в концлагерь. Где Леонид Михайлович отбывал срок ― неизвестно: точных сведений о месте отбывания наказания в материалах архивного уголовного дела нет.
На целых три года он был оторван от семьи. На руках его жены, 27-летней Екатерины Анатольевны, оставались семилетняя дочь Людмила, пятилетний сын Авенир, двухлетний малыш Серафим и крошечная дочь Нина, которой на момент его ареста была всего неделя от роду. Одному Богу ведомо, как они тогда выжили. Все хозяйство Финиковых к тому времени было конфисковано, а их большой дом отдан под клуб[15].
За то время, пока Леонид Фиников был в ссылке, его отец ― протоиерей Михаил Фиников, который проходил с ним по одному уголовному делу, скончался. Его похоронили в ограде церкви Космы и Дамиана в г. Галиче Костромской губернии, куда он был переведен из Алма-Аты за два месяца до своей кончины. На похоронах отца Леонид, по понятным причинам, быть не мог. На память ему осталась только фотография, которую ему прислал его брат Владимир, указав на ее оборотной стороне тех, кто присутствовал на отпевании отца, и добавив основные сведения о семье на тот момент.
По возвращении в 1934 г. из ссылки о. Леонид служил священником Дрегельской церкви свт. Димитрия Ростовского. Храм свт. Николая Чудотворца после Октябрьской революции был разграблен, а потом долгие годы использовался в качестве районного отделения Дрегельской МТС. Усилиями жителей с. Дрегли и близлежащих деревень церковь свт. Димитрия Ростовского была отремонтирована и приведена в порядок. Она все еще отличалась великолепным убранством, и в ней оставалось много ценностей[16].
Но ситуация была тревожной. То и дело приходили сведения о закрытии храмов и аресте священников. Еще в январе 1934 г., когда о. Леонид только что вернулся из ссылки, на территории Тихвинского района была «вскрыта контрреволюционная группа, состоящая из духовенства, бывшего монашества и актива верующих, руководителем и идеологом которой являлся епископ Валериан Рудич»[17]. Тогда арестовали 12 человек, среди которых были священники А. Е. Саульский, И. Р. Сарв, И. П. Воинов, Л. М. Голубев и диаконы Г. А. Марковский и Власов, а также бывшие монахини Введенского женского монастыря и члены церковного актива.
В мае 1936 г. вновь арестовали старшего брата Леонида протоиерея Владимира Финикова, служившего до середины апреля в Троицкой церкви с. Чудово. Дальнейшая судьба о. Владимира родным не была известна. Только в марте 1992 г. его потомки получат справку о его реабилитации, в которой сообщалось, что он скончался в лагере в 1942 г.
В августе 1937 г. до Дрегли донеслась весть о том, что снова начались аресты священников. 30 июля 1937 года был подписан секретный приказ НКВД № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов», который положил начало Большому террору. Под смертоносный каток репрессий, развернувшихся в стране, попали практически все священнослужители тихвинского благочиннического округа, служившие в храмах Тихвинского, Капшинского, Ефимовского и Дрегельского районов.
1 августа 1937 г. начальник управления НКВД по Ленинградской области комиссар госбезопасности 1 ранга Л.М. Заковский издал «Оперативный приказ» № 00117. Он предусматривал начать «операцию по репрессированию» 5 августа[18].
Уже 7 августа были арестованы священник Явосемской церкви Алексей Стефановский и священник к тому времени закрытой Хундальской церкви иеромонах Елеазар (Сафонов), 11 августа ― священник Никульской церкви Антоний Полисадов и священник Пашеозерской церкви Михаил Пядин. Через месяц их расстреляют.
В сентябре аресты священнослужителей проходили уже чуть ли не каждый день: 2 сентября увели из дома священника Лучиногорской церкви Николая Безсонова и диакона этой же церкви Николая Яковлева; 4 сентября заключили под стражу священника Пярдомльской церкви Михаила Ивановского; 8 сентября ― священника Волокославской церкви Владимира Веселовского; 12 сентября ― родного брата Екатерины Финиковой, жены о. Леонида, священника Заручьевской церкви Николая Покровского; 18 сентября ― священника кладбищенской церкви Иова Многострадального, благочинного Тихвинского округа Иоанна Сарва; 19 сентября ― священника Липногорской церкви Семена Павлова; 21 сентября ― священника к тому времени уже закрытой Димитровской церкви Капецкого погоста Иоанна Азевича; 22 сентября ― священника Черенской церкви Василия Абакумова; 29 сентября ― священника тихвинской Пантелеймоновской церкви иеромонаха Арсения (Дмитриева) и священника тихвинской церкви Всех Святых ― Емилиана Панасевича. Всего в сентябре арестовали 11 священнослужителей. Все они будут приговорены к высшей мере наказания ― расстрелу.
В октябре органы НКВД принялись и за обновленцев. 18 октября взяли под арест архиепископа Череповецкого и Тихвинского Николая Елпидинского и священника Пашекожельской Никольской церкви Дмитрия Синайского; на следующий день был арестован священник Большого монастыря Петр Дамаскин, еще через неделю ― священник этого же монастыря Николай Захаров.
В ноябре вновь последовали задержания членов канонической Церкви. 3 ноября арестовали священника Сенновской церкви Василия Канделяброва, 15 ноября ― игуменью Тихвинского Введенского монастыря Иоанникию (Александру Яковлевну Кожевникову).
Ко второй половине ноября на свободе, кроме Леонида Финикова, оставались священник тихвинской Иовской кладбищенской церкви Михаил Сретенский, священник Дымской церкви Василий Философов (они будут арестованы в феврале 1938 г. и расстреляны в марте), священник Ругуйской церкви иеромонах Савва (Смирнов), который скончается в декабре 1937 г., и священник Озерско-Никольской церкви Иоанн Ливанский (дальнейшая его судьба на данный момент неизвестна). Иеромонах закрытого Дымского монастыря Иов (Измаилов), который в сентябре 1937 г. был еще жив[19] и продолжал совершать богослужения в домах верующих людей, в последующие месяцы был «злодейски убит в глухом болотистом месте по пути в рабочий поселок Багерный»[20].
Отец Леонид до конца жизни оставался в лоне канонической Церкви. Об этом свидетельствует упоминание его имени в алфавитном списке клира Ленинградской области на 1 мая 1937 г., составленном митрополитом Ленинградским Алексием (Симанским)[21]. В этом списке Дрегольская церковь отнесена к Тихвинскому району. Слово «район» здесь скорее подразумевает «благочиние», так как с. Дрегли в 1931–1938 гг. являлось центром самостоятельного Дрегельского района. Принадлежность Дрегельской церкви к Тихвинскому благочинию подтверждается и показаниями благочинного Иоанна Сарва. Во время допроса 18 сентября 1937 г. на вопрос следователя: «Расскажите о ваших связях по Тихвинскому и другим районам» он перечисляет всех священников Тихвинского, Капшинского, Ефимовского и Дрегельского районов, с которыми был связан. В Дрегельском районе он называет только двух священников ― Черенской церкви Василия Григорьевича Абакумова и Дрегельской церкви Леонида Михайловича Финикова[22]. Другие храмы, расположенные в Дрегельском районе (Кременичский, Неболчский, Полевичский и Хилинский) входили в то время, видимо, в другой благочиннический округ.
Отец Леонид прекрасно понимал, что совсем скоро пробьет и его час. Его арестовали 17 ноября. По словам его младшей дочери Нины, арест случился не ночью, когда все спали, как это было тогда принято, а днем или вечером: «Отец сидел у стола и вышивал скатерть. Увидел в окно, что к ним идут, и сказал: "Ну вот, и за мной пришли". Это были его последние слова». Скатерть, которую отец в тот день вышивал, она бережно хранит до сих пор. «Это был добрый, заботливый, работящий человек. Он не брезговал никакой работой по дому, а также вязал и вышивал. В доме было много полотенец, вышитых его руками», ― вспоминает дочь. И вот такого доброго и заботливого мужа и отца вновь оторвали от семьи. Екатерина Анатольевна опять осталась одна с пятью малолетними детьми: младшему Мише было два с половиной года, старшей Людмиле ― 14 лет.
По делу проходили тогда 6 человек, объявленных контрреволюционной группой. Кроме священника Леонида Финикова, в нее были включены бывшие крестьяне-середняки: колхозник колхоза им. Ворошилова А. Р. Кожевников, кладовщик того же колхоза А. И. Смирнов-Иванов, кузнец того же колхоза Н. И. Ковалев, колхозник колхоза «Революция» А. А. Беляев и уже не работавший «по старости» бывший «крестьянин-кулак» О. Ф. Бывальцев.
Леонид Фиников обвинялся в том, что якобы «...будучи враждебно настроен против Соввласти, являлся активным участником к.-р. кулацкой группы, проводил среди населения к.-р. агитацию, направленную на срыв мероприятий Соввласти, распространял провокационные слухи о войне и скорой гибели Соввласти, с целью срыва полит. мероприятий на селе под видом религиозных убеждений, призывал колхозников соблюдать все религиозные праздники...»[23].
Поскольку следствие по подобным делам часто велось с активным применением пыток, число «признавшихся» было очень высоким. Избивали ли жестоко отца Леонида, лишали ли его в течение нескольких суток сна, угрожали ли ему расправой над близкими, но он «виновным себя признал»[24]. Он подтвердил, что не только являлся участником контрреволюционной группы, но и был одним из ее руководителей. Правда, не исключено, что признательные показания были уже заготовлены заранее, и под ними требовалась только подпись арестованного.
На вопрос следователя о конкретных фактах его антисоветской деятельности ответ был таким: «Моя антисоветская деятельность заключается в том, что я как служитель культа, общаясь с населением, в разговорах населению доказывал, что советская власть колхозами разорила деревню, что колхозами оторвала крестьян от религии, и что поэтому якобы крестьянам живется плохо. При этом в целях отвлечения населения от колхозных работ, призывал население соблюдать религиозные праздники и не ходить на колхозные работы. Так, например, в религиозный праздник Покров день 1937 г. Я же во время исполнения религиозных обрядов исповедей говорил, что в колхозах работать грех.
После утверждения новой Конституции я в 1937 г. со многими окружающими агитировал о том, что советская власть больше не будет вести антирелигиозной работы, что советская власть разрешила религиозную пропаганду, и что снова будут открыты церкви. При этом я призывал население ходить в церковь и соблюдать религиозные праздники.
Проводимой антисоветской агитацией я преследовал цель создать у населения недовольство колхозами, так как я лично исхожу из того, что колхозы явились основным могильщиком религиозной жизни в деревне»[25] (стиль и орфография сохранены. ― Прим. автора).
На следующий вопрос: «Какие Вам известны факты антисоветских выступлений со стороны других участников группы?» о. Леонид не стал никого оговаривать, ответив: «Вместе с участниками нашей группы мне среди населения бывать не приходилось, поэтому конкретных фактов антисоветской деятельности привести не могу»[26].
Постановлением особой тройки УНКВД ЛО от 3 декабря 1937 г. А. Р. Кожевников, А. И. Смирнов-Иванов, А. А. Беляев и О. Ф. Бывальцев были осуждены на срок 10 лет лишения свободы, Н. И. Ковалев приговорен к 8 годам заключения. Леонида Михайловича Финикова приговорили к высшей мере наказания ― расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 5 декабря 1937 г. в г. Ленинграде. Местом его захоронения стала Левашовская пустошь, находящаяся вблизи пос. Левашово Выборгского района Санкт-Петербурга.
О том, что их отец расстрелян, дети узнали из опубликованного в газете «Вечерний Петербург» мартиролога «Левашовская пустошь» только в ноябре 1993 г. К тому времени о. Леонид Фиников был уже 25 лет как реабилитирован по постановлению Президиума Новгородского областного суда от 15 мая 1968 г.
В протесте прокурора Новгородской области, основанного на жалобе сына осужденного Иванова-Смирнова ― М. И. Иванова и поступившего в Президиум Новгородского областного суда 7 мая 1968 г., в частности говорилось: «Постановление тройки подлежит отмене, а дело прекращению по следующим основаниям.
В деле отсутствуют доказательства, подтверждающие, что из числа осужденных существовала в 1937 году контрреволюционная группа.
Расследование проведено необъективно, так как свидетели были опрошены после ареста обвиняемых, показания свидетелей изложены неконкретно, в общих выражениях. Причем в целях искусственного создания обвинения против незаконно арестованных, их показания были сфальсифицированы.
Так, допрошенные свидетели в 1937–1940 годах Соловьев И. С., Сумерин Н. В., Кутузов В. С. и другие подтверждали, что Кожевников и другие арестованные высказывали антисоветские настроения среди населения. Однако на допросах в апреле 1968 года от своих прежних показаний отказались и заявили, что им об антисоветской деятельности осуждённых ничего неизвестно, протоколы допросов они подписали, не читая их»[27].
Вот так в 1937 г. органами НКВД вершились дела и решались судьбы невинных людей.
Жена священника Леонида Финикова Екатерина Анатольевна, несмотря на все трудности, прожила долгую жизнь. Во время Великой Отечественной войны она как неблагонадежная была выселена вместе со всеми детьми в Кировскую область. Оттуда вся семья, за исключением Авенира, вернулась сначала в Дрегли, а потом переехала в г. Ломоносов. Всю свою жизнь Екатерина Анатольевна посвятила воспитанию детей и внуков, которые выросли достойными людьми. Каждый из ее детей на своем рабочем месте честно служил Отечеству: старшая дочь Людмила работала на авторемонтном заводе, Серафим ― столяром на стройке, Михаил ― на разных предприятиях рабочим. Младшая дочь Нина, которой сейчас 90 лет, мечтала стать учительницей, но как «дочь врага народа» не смогла получить педагогическое образование, поэтому почти 40 лет была помощником воспитателя в детском саду. 17-летний Авенир ушел в 1943 г. на фронт. За подвиг, совершенный 12 сентября 1943 г., он был представлен к медали «За боевые заслуги», но получить ее не успел, так как был убит в бою 8 октября 1943 г., не дожив до своего совершеннолетия около двух месяцев.
____________
[1] Известия Новгородского Совета Депутатов. 1918. № 157. 13 июня.
[2] Петров Е. А. От духовной семинарии к пединституту (по материалам государственного архива Новгородской области) // Известия Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. 2008. Выпуск 80. С. 484.
[3] Смурова Л. О., Смирнова Т. П. Приходы Любытинского района Новгородской области (ХIХ – начало ХХ века). Великий Новгород, 2020. С. 341.
[4] ЦГИА СПб. Ф 1941. Оп. 1. Д. 17. Л. 8.
[5] ЦГИА СПб. Ф 1941. Оп. 1. Д. 17. Л. 22.
[6] ЦГИА СПб. Ф.19. Оп. 127. Д. 2030. Л. 61 об. – 62.
[7] Иванова М. Тихвинские новомученики. Введенский женский монастырь г. Тихвина. 2020. С. 7–15.
[8] Старшинина С. В. Храмы и люди на сломе эпох. Церковная история Тихвина. СПб.: Свое издательство, 2021. С. 49.
[9] ЦГИА СПб. Ф. 1941. Оп. 1. Д. 17. Л. 7.
[10] Архив УФСБ РФ по Новгородской обл. Д. 1а/12162. Л. 70.
[11] Архив УФСБ РФ по Новгородской обл. Д. 1а/12162. Л. 70.
[12] Архив УФСБ РФ по Новгородской обл. Д. 1а/12162. Л. 58 об.
[13] Архив УФСБ РФ по Новгородской обл. Д. 1а/12162. Л. 74.
[14] Архив УФСБ РФ по Новгородской обл. Д. 1а/12162. Л. 87.
[15] Смурова Л. О., Смирнова Т. П. Приходы Любытинского района Новгородской области (ХIХ – начало ХХ века). Великий Новгород, 2020. С. 359.
[16] Смурова Л.О., Смирнова Т. П. Приходы Любытинского района Новгородской области (ХIХ – начало ХХ века). Великий Новгород, 2020. С. 359.
[17] Нестор (Кумыш), иеромонах. Новомученики Санкт-Петербургской епархии. СПб.: Сатис, Держава, 2003. С. 202.
[18] Алфавитный список клира Ленинградской области на 1 мая 1937 г. / Митрополит Ленинградский Алексий (Симанский); изд. подгот.: А. А. Бовкало, А. К. Галкин. СПб. 2014. С. 8.
[19] Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской обл. Д. П-61995. Л. 59.
[20] Цит. по: Пономарёв Д., свящ. Антониево-Дымский монастырь в первые годы советской власти. СПб., 2017. С. 23.
[21] Алфавитный список клира Ленинградской области на 1 мая 1937 г. / Митрополит Ленинградский Алексий (Симанский); изд. подгот.: А. А. Бовкало, А. К. Галкин. СПб. 2014. С. 143.
[22] Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской обл. Д. П-61995. Л. 59 об.
[23] УФСБ РФ по Новгородской обл. Д. 1а/9537. Л. 119.
[24] УФСБ РФ по Новгородской обл. Д. 1а/9537. Л. 119.
[25] УФСБ РФ по Новгородской обл. Д. 1а/9537. Л. 98 об.
[26] УФСБ РФ по Новгородской обл. Д. 1а/9537. Л. 98 об.
[27] Архивная копия: протест прокурора Новгородской области в Президиум Новгородского областного суда от 7 мая 1968 г.