Читая различные биографические очерки, посвященные архиепископу Михаилу, поражаешься, насколько мало говорится в них о его епархиальной деятельности! Тому есть объективные причины. О работе в Духовной Академии вспоминают хотя бы по той причине, что он у многих преподавал, а уж тем более потому, что его лекции оставляли чрезвычайно яркое впечатление — об этом говорили все его слушатели и собеседники. Об отношении владыки к экуменической деятельности (в широком смысле межцерковного общения, а не в узком смысле объединения христиан в одной юрисдикции) хорошо известно благодаря его участию в богословских собеседованиях, об этом написано уже достаточно много. Даже о детстве, молодости и светском периоде жизни владыки мы знаем достаточно, поскольку и сам владыка Михаил в беседах с близкими людьми и в многочисленных интервью часто вспоминал прошлые года. А вот о деятельности во главе Астраханской и Вологодской епархий сам владыка практически не говорил, людей, которые могли бы об этом рассказать, остается все меньше, а документы не опубликованы.
Восполнить этот пробел позволяет неожиданная находка части циркуляров, сочиненных влады-кой во время управления Астраханской епархии. «Сочиненный» — это самая подходящая характеристика для этих, в высшей степени необычных документов. К сожалению, те 60 циркуляров, на основе которых написана данная статья, это не полное их собрание. Судя по некоторым внутренним отсылкам, отсутствует целый ряд любопытнейших текстов. Но и то, что есть, позволяет почувствовать образ владыки Михаила как епархиального архиерея.
Главное отличие циркуляров, написанных владыкой Михаилом, заключается в их содержании. Подавляющее большинство этих документов посвящено различным вопросам, связанным с православным богослужением. Общее впечатление от знакомства с церковно-административным письменным наследием владыки — за 12 лет управления Астраханской епархии архиерей посредством циркуляров обучил подчиненное духовенство основам практической приходской литургики.
Подобное вмешательство в литургическую жизнь Астраханской епархии было совершенно необходимо, так как иногда можно было наблюдать совершенно дикие искажения богослужебного благочиния. Например, «в некоторых храмах внедрилась недопустимая практика совершения священником крещений одновременно с совершаемым им же вечерним богослужением» (№ 4 от 29 июня 1977). Вообще нужно отметить, отправление треб было одной из тех сфер жизни епархии, которая постоянно привлекала внимание владыки Михаила.
Совершение таинства крещения было одной из наиболее важных тем циркуляров архиепископа Михаила. Поскольку в любой епархии не является редкостью, когда священники удаляют родителей из храма на время совершения крещения над их малолетними детьми, владыка Михаил как мог боролся с этим гражданским и церковным правонарушением (№ 159 от 31 октября 1968; № 4 от 15 августа 1974 (в подборке отсутствует), № 4 от 9 июля 1979). Он напоминал, что «крещение малолетнего допускается Церковью только как члена христианской семьи, которого родители желают приобщить к сокровищам веры, сделать его членом Церкви, к которой принадлежат сами, сначала бессознательно воспринимающим благодать Святого Духа, а в дальнейшем — сознательно» (№ 8 от 13 сентября 1978. С. 1). Это безупречно логичное заключение не оставляет оснований для крещения втайне от родителей или в случае, если родители — неверующие люди. Владыка также взывал к гражданской сознательности прихожан, убеждая их в том, что противодействие крещению со стороны советских органов подпадает под статью 143 Уголовного Кодекса СССР, и церковные люди, имея осознанную гражданскую позицию и обладая правовой грамотностью, могут к ней апеллировать. В циркуляре № 8 от 13 сентября 1978 года владыка Михаил фактически гарантировал прихожанам, что регистрация крещений в храме не будет сообщаться в государственные учреждения (речь, конечно, идет о КГБ и КПСС). Кроме того, владыка указывал, что «сама боязнь за последствия совершенного святого дела является переживанием, недостойным православного христианина... Если родители согласны крестить своего ребенка только тайком, значит они сами не чувствуют себя убежденными православными христианами: как же они могут сделать православным христианином своего ребенка?» (№8 от 13 сентября 1978. С. 1). Этот аргумент может быть востребован и сегодня, так как желание крестить своего ребенка отдельно от других не только не соответствует образу церкви как единого Тела Христова и Его семьи (1 Кор. 12, 27; «кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь» Мф. 12, 50), но и демонстрирует чувство брезгливости, недостойное христианина.
Для борьбы с подобными нарушениями архиепископ Михаил предписал составить графики совершения треб, которые должны вывешиваться на дверях храма, причем время совершения треб не должно совпадать с временем совершения утренних и вечерних богослужений. Соответствующие объявления необходимо было делать с амвона тогда, когда их слышит большинство прихожан — «за вечерним богослужением — перед началом канона, а за Литургией — перед выносом чаши для причащения мирян» (№ 4 от 29 июня 1977). Особенным теплом веет в этом циркуляре от фразы: «Если кто из прихожан с просьбой о совершении требы обратится во время общественного богослужения, следует предложить принять в нем молитвенное участие, а требу совершить по окончании службы».
Однако циркуляры на богослужебные темы далеко не всегда издавались в ответ на нарушения в исполнении богослужебного устава. Часто владыка Михаил имел в виду просто «в меру своих сил попечение о дальнейшем упорядочении богослужений в церквах вверенной ему епархии». В циркуляре № 1 от 19 марта 1978 года речь идет о богослужениях Великого Поста (аналогичные отсутствующие у нас циркуляры: № 19 от 23 февраля 1969 о богослужениях Страстной и Светлой седмиц; № 3 от 11 апреля 1973 о том же; № 1 от 6 апреля 1974 о том же; от 22 марта 1975 о том же для одноклирных приходов). Архиепископ Михаил регламентировал возжигание лампад в храме и характер колокольного звона (о практике возжигания лампад и звона во внепостный период говорилось в недошедшем до нас циркуляре № 3 от 24 мая 1976), запретил пение в посту благовещенской стихиры «Совет Превечный», поскольку оно «нарушает великопостный характер богослужений». Требуя от духовенства совершения Преждеосвященной литургии хотя бы раз в неделю в течение всего Великого Поста, владыка озаботился тем, чтобы совершение этого богослужения было правильным и разослал почти всем священникам епархии «Практическое пособие к совершению литургии Преждеосвященных Даров» прот. Г. Иванова. Как минимум одну такую службу духовенство было обязано совершить в вечернее время (как это положено по уставу), о чем гласил текст и еще одного недошедшего до нас циркуляра № 1 от 8 марта 1976 года.
Забота о правильности литургической жизни основывалась владыкой Михаилом не только на желании повысить грамотность вверенного ему духовенства, но также на том, что богослужение обладает высоким просветительским потенциалом, который необходимо привлекать, повышая церковную культуру прихожан. Так, владыка напоминал духовенству о «распространенном среди мирян, граничащим с суеверием заблуждении, что отпевание якобы обеспечивает вечное спасение человека, даже если он жил нечестиво и умер без покаяния» (№ 11 от 10 декабря 1978. С. 1). Как всегда, его обоснование того, что «этих случаях отпевание в духовном отношении для усопшего бесполезно, а для живых вредно, ибо поощряет их ложную надежду на возможность спасения без личного покаяния и исправления», поразительно внятно и исчерпывающе логично. Такое вмешательство архиерея приносило большую пользу духовенству, которое могло сослаться на авторитетное и великолепно обоснованное мнение правящего епископа в обращении к малоцерковной пастве. Если в советское время в силу естественной стесненности духовенство не имело возможности использовать эти тексты с максимальной пользой для церкви, то теперь это вполне возможно. Аргументация владыки Михаила была такова. «С чисто гражданской точки зрения отпевание человека, не желавшего иметь ничего общего с Церковью, представляет собой надругательство над его памятью: пока он был жив, верующие родственники, естественно, считались с его взглядами; даже если жизнь усопшего христианина протекала в пьянстве, разврате и лжи, они стеснялись упрекнуть его или предостеречь, а теперь, когда он бездыханен, считают возможным делать над его останками все, что хотят они, но чего совсем не желал он», чем греховный образ жизни получает дополнительное поощрение (№ 11 от 10 декабря 1978. С. 1). Он предлагал «Неоднократно, время от времени разъяснять прихожанам в проповедях и в частных беседах, что для вечного спасения необходимы покаяние и исправление пока человек еще жив: в случае смерти без покаяния, в состоянии ожесточения, на отпевание надеяться нельзя; оно никак не может исправить неизбежные результаты упорного личного нежелания обратиться к Богу Отцу нашему через Спасителя Иисуса Христа» (№ 11 от 10 декабря 1978. С. 2).
Большое внимание владыка Михаил уделял практике произнесения проповеди в храме. Этой теме было посвящено несколько циркуляров, из которых в нашем собрании сохранились два — № 2 от 22 января 1973 года и № 2 от 29 апреля 1977 года, где упоминаются и другие послания архипастыря, которые отсутствуют в нашем собрании. В целях упорядочения проповеднической практики и повышения эффективности благовестия с церковного амвона владыка Михаил предписал духовенству несколько правил: проповедовать не более 15–20 минут (и произносить не больше одной проповеди за одним богослужением), вводить разнообразие в содержание проповедей, относиться к проповеди как «продукту личного творчества» (№ 2 от 29 апреля 1977. С. 2), исключать из проповеди недостоверные церковные предания, не допускать обличения конкретных людей, а также объяснять смысл и значение богослужения и его отдельных частей.
К этому владыка присовокуплял просьбу проповедовать на «миротворческие темы». Понятно, что это было одним из условий существования Церкви в атеистическом Советском государстве, однако сам архиепископ Михаил вполне серьезно относился к этой сфере деятельности Церкви, отнюдь не считая ее только ширмой, за которой Церковь имеет возможность действовать в своих интересах. Слова, которыми он сопровождал призыв не уклоняться от этой темы, звучат не казенно: «Тот счастливый факт, что по милости Божией, усилия нашей страны, других миролюбивых народов и всех людей доброй воли обеспечивают всему миру и в частности нам всем длящийся уже более тридцати лет период мирной, созидательной жизни, не должен рассматриваться как основание для самоуспокоенности и беспечного благодушия. Известно, что борьба за мир, взаимопонимание и дружбу между народами является... святым долгом всех честных людей. Русская Православная Церковь рассматривает эту борьбу, как одну из своих важнейших и первоочередных задач, помня завет Великого Пастыреначальника и Совершителя веры Господа Иисуса Христа: «Блаженны миротворцы, ибо они нарекутся Сынами Божиими» (Мф. 5, 9). Его верный ученик св. апостол Павел призывает нас: «Если можно, имейте мир со всеми людьми» (Рим. 12, 18)» (№ 2 от 29 апреля 1977. С. 3–4).
Проповедническая деятельность вообще часто подразумевалась архиепископом Михаилом как один из наиболее важных элементов церковной жизни и должна была присутствовать почти во всем, что делает священник. Так, к разряду проповеди владыка относил и совершение богослужения, особенно чтение Священного Писания. «Четкость, ясность, неторопливость и достаточная громкость», в совокупности с использованием русского перевода Писания за богослужением (№ 2 от 22 января 1973. С. 1) или хотя бы заменой малопонятных церковносла-вянских слов русскими синонимами должны были, по мысли астраханского архиерея, способствовать повышению церковной грамотности, а следователь-но, были составной частью проповеди. Поэтому владыка, требуя произнесения проповеди «на чистом русском языке», настоятельно советовал пользоваться цитированием Писания только в русском переводе, за исключением разве что хорошо известных фрагментов, «легко понятных по их близости к русскому языку» (№ 2 от 22 января 1973. С. 1). Чтение текстов Священного Писания на русском языке для повышения их назидательного значения благословлялось во время совершения треб, а также в паремиях на вечерних богослужениях (см. также № 1 от 19 марта 1978). При этом важным владыка считал и самый факт разъяснения верующим необходимости такой практики. Архиепископ Михаил даже организовал закупку в Издательстве Московской Патриархии Библий и настоятельно рекомендовал настоятелям покупать эти издания для использования в богослужебной деятельности, ставя в пример тех, кто уже успешно ими пользовался (Указ № 17 от 22 мая 1977), а в марте 1978 года даже разослал необходимые тексты Священного Писания из богослужебных чинов на русском языке, «которые должны быть вклеены в требники и использованы при совершении тех или иных треб и таинств» (№ 28 от 14 марта 1978).
Зримое воплощение христианской веры, с позиции владыки Михаила, имело две разновидности, тесно связанные друг с другом, но не тождественные — это богословско-проповедническая (миссионерская) и дисциплинарно-социальная (церковно-богослужебная) деятельность. Разница между ними состояла в том, что первая является личным долгом каждого убежденного христианина, и на ее реализации мало сказывается церковность человека. Право проповедовать Христа и Его ценности владыка оставлял и за инославными церквями (такая позиция кристаллизовалась в ходе участия архиепископа Михаила в богословских собеседованиях с католической и лютеранскими церквями и нашла себе новое применение в конце жизни, когда владыка иногда проповедовал в петербургских лютеранских собраниях), и за околоцерковной интеллигенцией. Дисциплинарная составляющая, связанная с определенной социальной позицией, характерна для Церкви. Если первая нами подробно описана в первой части данной главы, то теперь необходимо обратиться ко второй.
Церковная дисциплина мыслилась владыкой как лично мотивируемое убеждение в необходимости выполнения предписаний церковного устава (как богослужебного, так и юридического). Так, богослужебная тематика циркуляров отчасти относится и к социальной роли Церкви. Богослужения необходимо неукоснительно и правильно соблюдать (циркуляр № 7 от 7 июля 1978), причем так, чтобы они не мешали (или, тем более, не противоречили), а дополняли и придавали смысл тому, что происходит в стране и обществе.
К числу циркуляров на эту тему относится любопытный циркуляр № 3 от 22 мая 1977 года. В нем говорится о «безобразиях, творимых "нищими", занимающимися попрошайничеством у входа в некоторые из храмов». Их поведение свидетельствует, что они не только, как правило, пьяницы, не испытывающие настоящей нужды в хлебе насущном, но и по сути — не христиане, поскольку творят бесчиние в храме. Владыка выступил против «ложного мягкосердечия и плохой традиции» части прихожан, которые своим подаянием помогают «нищим» погрязать в пьянстве. Кроме того (и отчасти эти слова не потеряли своей актуальности и до сего дня), социальное обеспечение нищих взяло на себя государство, что лишает нищенство всякого «морального состояния». Социально деструктивной категории «нищих» владыка противопоставил «родственников и знакомых, действительно нуждающихся в реальной помощи делом, словом и молитвой», так что помощь им «явится настоящим исполнением евангельских заветов любви и милосердия».
Случаи проявления публичного церковного бесчиния вызывали у архиепископа Михаила быструю и порой довольно резкую реакцию, но сама эта реакция по своему содержанию могла быть достаточно неожиданна. Так, к одному из священников епархии в связи с регулярным употреблением им крепких спиртных напитков и жестоким отношением к домашним была применена мера — длительное запрещение в священнослужении со снятием последней награды. Поводом послужило то, что священник не исполнил наложенной на него епитимьи в связи с непристойным поведением на приеме по случаю престольного праздника кафедрального собора: «совершенно не употреблять никаких крепких напитков вплоть до ближайшего праздника Св. Пасхи». Тем же указом был объявлен выговор и его супруге, псаломщице одного из храмов Астрахани, за то, что «скрывая от церковного руководства недостойные поступки своего мужа... нанесла определенный ущерб церковному делу (которое для нее как для христианки и церковной труженицы должно быть ближе к сердцу, чем семейные привязанности)», поскольку, покрывая недостойное поведение супруга, она тем самым поощряет его их повторять (указ от 31 декабря 1977).
Чтобы церковное благочиние не вошло в конфликт со светскими общественными праздничными мероприятиями, владыка предпочитал организовывать богослужебную жизнь в епархии так, чтобы максимально сохранить ее от проблем. В праздничные (например, майские праздники) дни он предписывал проводить литургию до начала демонстрации, а панихиду (если речь идет о Радонице) или крестный ход проводить после ее окончания (№ 3 от 9 апреля 1979).
С церковной дисциплиной связан и вопрос о вкушении или невкушении тех или иных продуктов, причем речь идет не только о постной практике воздержания. Циркуляр № 6 от 5 июня 1978 года посвящен освящению летних плодов, поскольку «как известно, созревание многих плодов — яблок, груш и других, происходит в южной части нашей страны, в том числе и в нашей области, много раньше, чем в средней и северной полосах. Поэтому к празднику Преображения Господня 19 августа, когда по обычаю совершается освящение плодов, сбор многих плодов, например, яблок, оказывается уже давно законченным, плоды портятся, а от употребления их в пищу многие православные люди воздерживаются, желая дождаться сначала дня их церковного освящения» (№ 6 от 5 июня 1978). «Идя навстречу пожеланиям и нуждам православных людей нашей епархии, по согласованию с Общецерковным руководством и по примеру ряда южных епархий, находящихся в сходных климатических условиях, благословляю: 1) в текущем и в последующих годах, в день святых Первоверховных Апостолов Петра и Павла 12 июля после божественной Литургии, во всех храмах епархии совершать по установленному чину освящение всех произрастающих в епархии фруктов, в том числе яблок, груш, слив, персиков и других, окропляя Святой водой также и фрукты, приносимые для освящения молящимися; 2) освящение винограда (и других поздно созревающих фруктов) совершать по-прежнему в день праздника Преображения Господня 19 августа» (№ 6 от 5 июня 1978).
Сходная тема озвучена в другом циркуляре: в нем говорится о принесении съестных продуктов на заупокойные богослужения. Он обличал этот обычай как «нецерковный, коренящийся в древних суевериях язычес-кого происхождения», и рекомендовал духовенству «систематически разъяснять прихожанам ненужность, бессмысленность и суеверный характер съестных приношений». Поскольку распределение этих приношений часто сопровождается безобразными сценами, он довольно категорично предписал духовенству «полностью воздерживаться от участия в дележе, в получении и присвоении» их, предлагая пастве, в случае возникновения желания «почтить и порадовать священника» приносить продукты ему домой, «что вполне благопристойно и законно». «Учитывая, что выводить обычаи, вопреки своему нецерковному характеру вкравшиеся в церковный обиход, очень трудно», и не считая возможным полностью запретить приношения продуктов в храм, приносимое в храм владыка предлагал распределять «между служащими прихода, преимущественно младшим персоналом, имеющим сравнительно низкие оклады заработной платы» под присмотром специально назначенного доверенного лица среди прихожан (№ 5 от 16 октября 1979).
Яркий пример сочетания дисциплинарной и литургической озабоченности архиепископа Михаила — его циркуляр № 9 от 8 декабря 1978 года о поминовении усопших. Дисциплинарная часть его направлена не только на создание благочинной атмосферы за богослужением, но и забота об удобстве и грамотном попечении молящихся. Литургическая составляющая посвящена наведению порядка в логике совершения богослужения. Речь идет о количестве произносимых прошений на заупокойной ектении, а также длительности чтения имен на ней. Затянутая ектения, по мнению владыки, во-первых, «вызывает у предстоящих дополнительную усталость, нарушает их молитвенное настроение», а во-вторых, «рассекает литургию в сознании молящихся на две части, нарушая взаимосвязанность и цельность литургии» (№ 9 от 8 декабря 1978. С. 1).
Циркуляры владыки Михаила — пример незаурядного способа руководства церковью в трудное время. Они, несомненно, еще должны стать предметом вдумчивого исследования.