Изъятие церковных ценностей в 1922 году продолжило разорение храмов Калужской епархии, начатое в 1918 году. Не исключением стал и бывший храм Калужского Казанского девичьего монастыря, т. к. с названного периода он стал приходским в связи с закрытием монастыря. События развивались следующим образом:
В 1918 году Земельным Комитетом была отобрана земля монастыря, находившаяся в Калужском уезде. А потом был закрыт и сам монастырь. Создание артели в 1919 году на территории закрытого монастыря не спасло сестер, не сохранило прежний монастырский состав. Ко времени создания артели в списке значилось только 140 сестер, 30 из которых дали согласие на вступление в трудовую артель.
В материалах «Дела по рапорту Совета ККЖМ о желании 30 сестер обители вступить в профессиональный союз иглы» есть следующий документ:
Января 9 дня 1919 г.
20 января 1919
№ 386/23
№ 99 1919 г. января 7/20
Его Преосвященству
Преосвященнейшему Феофану
Епископу Калужскому и Боровскому
Совета Калужского Казанского
женского монастыря
Рапорт
Совет монастыря имеет честь при сем донести Вашему Преосвященству, что из 140 сестер, оставшихся в настоящее время в обители, 30 человек изъявили желание вступить в Профессиональный Союз иглы, на что со стороны монастырского Совета препятствий не встречается.
За председательницу казначея послушница Ксения
Благочинная монахиня Евангела
Члены Совета:
Монахиня Олимпиада
Монахиня Калерия
Список кустарных кооперативов г. Калуги и Калужского уезда содержит сведения о двух первых женских артелях:
«1-я трудовая артель красильщиц
Пр. Урицкого, 6. Кустарно-красильные работы
1-я женская трудовая артель в Казанском женском монастыре».
Утешением для оставшихся сестер было то, что в монастырском храме службы продолжались. Более того, несмотря на разного рода ограничения и изменения, предпринимались попытки сохранить некоторые особенности монастырской жизни. Но суровая действительность показывала, что приближаются еще более трагические события.
В 1922 году началось изъятие церковных ценностей. Страдания голодающих вызывали сочувствие, желание помочь, но не ценой уничтожения святынь. Подобные действия властей многими монахинями были встречены враждебно, у них не укладывалось в голове, как можно разорять оклады икон, забирать то, что издавна принадлежало монастырю. Предпринимались попытки спасти хотя бы что-нибудь в храме, который в то время был уже не монастырским, а приходским.
На бывших насельниц Калужского Казанского девичьего монастыря и их батюшек было заведено дело в связи с сокрытием церковных ценностей. Первые документы были подшиты в это дело Калужского Ревтрибунала в марте 1922 года, сразу же после обнаружения сокрытия церковных ценностей. Дело было закрыто 9 декабря 1922 г. Первоначально следствие и рассмотрение дела велось в Калуге, но окончательное решение было принято в Москве 28 ноября 1922 года.
«Дело Женского Казанского монастыря по обвинению в скрытии церковного имущества во время изъятия церковных ценностей» показывает, насколько в 1922 году зачастую по-разному оценивались действия подсудимых со стороны разных представителей следственных и судебных органов. Особо хочется подчеркнуть, что при этом местные сотрудники ГПУ были намного строже к проступкам обвиняемых монахинь, чем столичные представители Упрсуднадзора.
События развивались следующим образом: в марте 1922 года стало известно о предстоящем изъятии ценностей непосредственно в монастырском храме, ставшим приходским. Это известие не стало новостью, было воспринято сестрами как сигнал к действиям, позволяющим спасти хотя бы какие-то ценности. Поэтому многие предметы были спрятаны монахинями, которые никогда в своей жизни не занимались подобными делами, не имели опыта сокрытия каких-либо предметов, тем более ценностей. Трудно было неискушенным в таких делах сестрам противостоять действиям представителей ГПУ, напрактиковавшимся в проведении обысков. При первом же осмотре храма все, что не хотели отдавать властям монахини, было легко обнаружено опытными сотрудниками, которые не в первый раз производили поиск сокрытых ценностей. Наивно было предполагать, что нехватка церковного имущества по имеющейся описи не приведет к дополнительным обыскам и опросу духовенства и монахинь.
В следственном деле излагалась установленная в ходе допросов последовательность событий. Монахиня Новикова первая обратилась к иг. Ангелине (Гуляевой) по поводу сокрытия монастырских ценностей. Для этой цели она испрашивала у игуменьи опись имущества, но получила отказ. После этого Новикова и Соколова спрятали на чердаке монастыря 5 икон с дорогими ризами, 5 подсвечников, 2 больших лампады, 1 серебряный крест и пр. Названные иконы другие монахини, которые не хотели оставаться в стороне от сохранения церковных ценностей, Елагова и Савельева, перенесли с чердака в церковь, спрятали под кафедрой, где и иконы были обнаружены представителями ГПУ. Соколова Мария сняла 4 серебряные лампады и спрятала их около жертвенника в алтаре. Монахиня Гуляева, привлекла Гученкову, Семенову, Скрябину к выносу из ризницы и сокрытию 5 облачений, 4–5 завес, нескольких подрясников. Что-то спрятала Скрябина, другие облачения были скрыты в артельском складе. Следствие велось дотошно, уточнялось нахождение каждой вещи. Было обнаружено, что одна из парчевых риз находилась дома у протоиерея Иоанна Протопопов, который не отказывался от этого, т. к. она была необходима для служения в квартире вновь прибывшего монастырского священника.
Последствиями этого было открытие следствия, проведение последующих арестов. В первую очередь была предпринята попытка обвинить во всем духовенство. В начале следствия, 31 марта 1922 г., настоятель храма протоиерей Иоанн Протопопов дал подписку о невыезде, 1 апреля 1922 года протоиерей Иоанн Протопопов, который много лет был настоятелем монастырского храма, был арестован.
В документе значится: «По ордеру КО ГПУ 1 апреля сего года протоиерей Казанской церкви при бывшем женском монастыре И. А. Протопопов подвергнут аресту и в настоящее время находится в Калужском месте заключения. Второй священник — отец Николай Миклашевский умер от сыпного тифа 5 апреля сего 1922 года». Первой среди монахинь была заподозрена в участии при сокрытии церковных ценностей и арестована Новикова. Основные обвинения касались не только ее, но и Соколовой, Гученковой, Семеновой. Заинтересовались следователи и иг. Ангелиной (Гуляевой), казначеей Ксенией Гуляевой, благочинной Евангелой.
На некоторых разногласиях и отсутствии полного взаимопонимания пытались сыграть следователи, которые вели это дело. По-разному вели себя в этой ситуации те, кто еще недавно старались призывать всех любить ближнего. В Калужский Отдел ГПУ направлялись письма с просьбой освободить одного и возложить вину на другого...
Арест настоятеля и кончина второго священника привели к тому, что службы в церкви были прекращены. Прихожане храма, которых насчитывалось в тот период более 300 человек, написали прошение в Калужский отдел ГПУ, сообщая о злоключениях верующих: «...Все верующие данной церковной общины лишены возможности выполнять религиозные требы в храме». Подчеркивалось, что в Калужской епархии нет запасного священника, община «не может пригласить к себе стороннего священника для совершения богослужений в течение страстной седмицы и праздник Св. Пасхи».
По этой причине прихожане за подписью председателя Совета В. Ильина просили о следующем: «В виду вышеизложенного Губернский Приходский Совет Приходских Общин просит Калужский Отдел ГПУ не найдет ли он возможным освободить протоиерея Протопопова на поруки Губернского Совета Приходских Общин, гарантируя, что протоиерей Протопопов не уклонится от дальнейшего следствия и суда». Но власти волновали другие вопросы, они хотели отрапортовать о том, что виновные выявлены и осуждены.
1-2. Приговором Калужского Губревтрибунала от 10–11 июля 1922 г. признаны виновными: Новикова и Соколова Мария в том, что во время изъятия церковных ценностей по обоюдному согласию спрятали на чердаке и у себя по квартирам 10 икон в серебряных ризах, 5 серебряных лампад, 5 серебряных крестов и пр.
3. Елагова и Савельева — в том, что означенные ценности сняли с чердака и спрятали в церкви.
6–7. Семенова, Гученкова и Скрябина — в том, что совместно с Новиковой и Соколовой, принимали участие в сокрытии ценностей.
8–10. Кондратьева, Смирнова и Соколова Надежда — в том, что зная о сокрытии, не заявили об этом Уполномоченному по изъятию.
11. Гуляева — в том, что а) зная о сокрытии ценностей, не принимала мер к предотвращению преступления и б) вопреки Декрета о ликвидации монастырей, находилась в Казанском монастыре и исполняла обязанности настоятельницы.
12. Обвинение в отношении Протопопова признано не доказанным.
Приговорены:
Новикова и Соколова Мария на основании 2 ч. 86 ст. УК к лишению свободы сроком на 1, 6 месяцев каждая;
Гуляева, Савельева, Елагова, Семенова, Скрябина на основании 2 ч. 86 ст. УК к лишению свободы сроком на 1 год каждая;
Соколова Надежда, Кондратьева и Смирнова на основании 2 ч. 86 ст. УК к лишению свободы сроком на 6 месяцев.
Протопопов по суду был признан оправданным.
Было проявлено снисхождение к монахиням, виновность которых была доказана: «Имея в виду преклонный возраст и неразвитость подсудимых, Трибунал руководствуясь 24 ст. УК, сократить Новиковой наказание до 6 месяцев, а арестованных от наказания освободить.
Помимо изложенного выше было признано следующее: «Незаконное восстановление, под видом трудовой артели, Казанского монастыря упразднено». Таким образом, власть жестко расправилась с обителью. Казанский храм стал первым закрытым в Калуге.
Было составлено «заключение прокурора Управления Судебного Надзора Верховного Трибунала ВЦИК, в порядке надзора по делу, рассмотренному 10–11 июля 1922 г. Калужским ГРТ, по обвинению: Соколовой Марии, Новиковой, Семеновой, Гученковой, монахинь Казанского монастыря в сокрытии от изъятия для помгола церковных ценностей». Далее в документе отмечалось, что «настоящее дело изъято представителем Генревчасти и направлено в Верхтрибунал — для обозрения».
В Москве после ознакомления с результатами рассмотрения указанного дела было признано следующее: «...Формулировка приговора основана на обстоятельствах дела, но обвинение в заключительном постановлении (77 ст.) и в приговоре (2 ч. 86 ст.) квалифицированы неправильно: 77 ст. предусматривает бандитское преступление, и 86 ст. — сопротивление представителям власти». Кроме этого отмечалось: «Приведенные в приговоре мотивы, понижающие наказание, следует признавать заслуживающими внимания, что Новикова на основе ст. 2 Декрета об Амнистии, объявленной к 5-й годовщине Октябрьской революции, подлежит освобождению от наказания. Прокурор Упрсуднадзора Уманский. Следователь Северин. 23 ноября 1922 г. Г. Москва».
Однако, Определением № 2182 Кассационная Коллегия Верховного Трибунала ВЦИК от 28 ноября 1922 г. было оставлено наказание Новиковой и Соколовой Марии — лишение свободы сроком на 1 год 6 месяцев. Изменение наказания по решению власти не привело к страданиям монахинь. Но в 1930-е годы им напомнили их ошибки 1922 года, причислив это к серьезным нарушениям закона и преступлениям против власти советов. Так было забыто прощение и достаточно гуманное отношение к арестованным и провинившимся, которое проявили по отношению к ним судьи в 1922 г. Прошли годы, усилились гонения на Церковь.
Перед закрытием Калужского Казанского женского монастыря в рамках кампании по изъятию церковных ценностей было вывезено 8 пудов 18 фунтов 24 золотника серебра. Известно, что в список предметов, переданных в исторический музей из Казанского монастыря, вошли: крест 1705 г., крест 18 в. В дальнейшем в здании монастыря был открыт областной архив.