«3 июля 1923 г<ода>
Г<ород> Усть-Вымь,
Зырян<ской> о<бласти>
Глубокоуважаемая Екатерина Павловна!
Давно я собирался написать Вам, поблагодарить за все то, что сделали Вы для меня, когда я был в Москве. Я всегда с глубокой благодарностью вспоминаю и буду вспоминать Вас, хоть и не имею чести лично быть знакомым. Как православный архиерей, чувство благодарности я выражаю в обычной для меня форме — молюсь о Вас.
Мои обстоятельства складываются так, что я снова принужден Вас беспокоить, — просить Вашего совета и помощи. Но чтобы дело было ясно, необходимо его изложить более или менее детально, и я заранее прошу прощения, что, может быть, утомляю Вас своим письмом.
Отправляясь из Москвы в ссылку и не зная, при каких условиях мне придется следовать, я взял с собой самое ограниченное количество вещей. Я знал, что следом за мной поедет один близкий мне человек, который привезет все, что необходимо для двухлетнего пребывания в Зырян<ской> обл<асти> и сам останется жить со мной, чтобы в далекой чужой стороне мне не быть одиноким, в особенности при разных могущих быть случайностях, при моем хроническом катаре легких и остром малокровии. Между прочим, я не взял с собой моего облачения и сосудов, — бывших у меня в Таганской тюрьме, где я служил не только в своей камере, но и на общем корпусе по праздникам, на Пасху, даже в одиночном корпусе устоял. Все эти богослужебные принадлежности, не раз проходившие через официальную передачу в Таганке, — должен был привезти мне мой спутник.
Доехал я благополучно до Усть-Сысольска. Здесь мне объявили, что постоянным местом моего жительства будет г<ород> Усть-Вымь Зыр<янской> обл<асти>. Здесь же от ранее прибывших административно высланных церковников я узнал, что у них был в ГПУ разговор относительно совершения богослужений, и им было сказано, что в своих квартирах и в присутствии только других административно ссыльных церковников и их спутников, но отнюдь не в присутствии посторонних, местных жителей, они могут совершать какие хотят службы и как хотят. На этом основании и я в течение моего 1½ недельного пребывания в УстьСысольске несколько раз служил в квартирах церковников в облачении, которое у них было.
Наконец добрался до Усть-Выми. Устроился здесь. Руководствуясь практикой Усть-Сысольских церковников, мы, церковники Усть-Вымские, начали и здесь служить в своих квартирах, в облачении и с сосудами, которые были у других духовных лиц (в Усть-Выми еще Архимандрит Неофит Осипов, протоиерей Владимир Богданов и свящ<енник> Евг<ений> Никольский с Кубани). Никого из местных жителей на наши богослужения мы не приглашали и о своих службах мы никому не разглашали. Служили только для себя. Недели через две приезжает мой спутник иеродиакон, привозит мои необходимые вещи и, между прочим, мое облачение и сосуды. Тут случилось одно обстоятельство. В Усть-Выми крайне трудно достать продовольствие. В течение первой недели по приезде мы немного достали даже ржаной муки. В продмагах была мука, но, пожалуйте, на товарообмен. И питались мы первое время одним чаем с московскими сухарями и баранками да супом из риса, привезенного тоже из Москвы. Спасибо, наша добрая квартирная хозяйка давала взаймы черный хлеб. А так как сейчас идет пост, то нам нельзя было пользоваться молочными продуктами. Постного же масла в Усть-Выми никогда не достанешь. Прослышали мы, что в верстах 3-х есть женский монастырь, где есть маслобойня, и надумали мы послать туда моего иеродиакона. Нам нельзя уходить дальше 5 верст, а он, думали мы, человек свободный. Купит там нам масло, а, может быть, и еще каких продуктов. Но, увы, продуктов он не принес, а возбудил подозрение. Через день после его возвращения у меня обыск. Конечно, ничего предосудительного не найдено, да и не могло быть. Отобрали только географическую карту из старого учебного атласа, одну чисто богословскую книгу (журнал 1897 г<ода>), начатое письмо во Владимир и две полбутылки красного церковного вина. Я заявил протест против отобрания вина, предназначенного исключительно для богослужения. Тогда пришли ко мне снова и отобрали у меня облачения, сосуды и церковные свечи, то же сделано и у других церковников. Иеродиакон арестован. Теперь вот мы обвиняемые — в чем?..
Мне сказали, что административно высланные не могут иметь у себя облачений и совершать богослужений, так как это опасно, между прочим, в пожарном отношении, так как при богослужении зажигаются свечи, и раздувается кадило. Иеродиакону ставится в вину то, что он привез мне архиерейские облачения, которые могут волновать народ. Но их никто не видел и их никто не знал до тех пор, пока понятые не увидали их! Вторая вина — что по приезде сюда не явился в ГПУ. Но он на другой же день по приезде явился в милицию, и по его документам его беспрепятственно прописали и выдали удостоверение на право жительства в Усть-Выми. Теперь его беднягу препровождают в Усть-Сысольск в тюрьму. Относительно отобранных у меня богослужебных принадлежностей я отдал письменное заявление, копию которого посылаю и Вам. Мне на него словесно дали ответ, что все существующие правила и данные касаются граждан, но не административно ссыльных, и что мое вещи будут храниться в ГПУ до окончания срока моей ссылки, когда и будут мне возвращены.
Таковы обстоятельства, побудившие меня снова утруждать Вас просьбами. Будьте добры, наведите справки (именно пока только справки, а не жалобы, ибо здесь скорее какое-то недоразумение): 1) имеют ли право административно ссыльные хранить у себя лично им принадлежащие облачения и другие богослужебные принадлежности, а также восковые свечи и вино и в каком количестве (например, мне из двух крестов разрешили оставить только один, а другой взяли); 2) имеют ли
право административно ссыльные церковники в своих квартирах лично для себя в присутствии только таких же ссыльных и их спутников, не допуская ни одного из местных жителей, совершать богослужения по правилам своей религии, с употреблением соответствующих богослужебных принадлежностей; 3) могут ли свободные граждане свободно приезжать к административно ссыльным и селиться с ними или на это нужно иметь какие-либо особые разрешения, и какие именно; 4)
каковы вообще права и ограничения административно ссыльных (т<о> е<сть>, например, остается ли и для них право свободы совести, право без ограничений приобретать и хранить то, что имеется в свободной продаже, право жить вместе с близкими им людьми — свободными гражданами, желающими разделить с ними ссылку и под<обное>) Нам
никто не объявлял о наших правах и ограничениях, кроме указания, что мы не можем уходить далее 5 верст от города.
Моего иеродиакона вчера отправили в Усть-Сысольск в тюрьму. Завтра я посылаю заявление прокурору, копию которого и Вам сообщаю. Я думаю, что здесь вышло какое-то недоразумение, и дело, может быть, скоро само окончится. Но все же прошу Вас сообщить мне в частном порядке, каковы могут быть ответы на вышеуказанные 4 вопроса. Прошу прощения, что причиняю Вам беспокойство, но вместе с тем прошу позволения и впредь в недоуменных случаях обращаться к Вам.
Глубоко благодарный и признательный
Епископ Ковровский Афанасий Сахаров».