Соловецкий след. СПб., 2010. 64 с.

Николай Иванович Тропников внучатый племянник преподобномученика Никифора (Кучина), иеромонаха Соловецкого монастыря. В 2010 году Николай Иванович опубликовал свои воспоминания, фрагменты которых приведены ниже.

«Отголоски жизни Кучина Николая Ивановича, в иночестве иеромонаха Никифора, были у меня на слуху с раннего детства. По разного рода поводам о нем часто вспоминали в кругу родственников: он был старшим братом моего деда по материнской линии Кучина Михаила Ивановича, а я, стало быть, прихожусь ему внучатым племянником…

Правда, о том, что он брат моего деда, я узнал много позднее, потому что в семейных разговорах его называли дядей Николой  и часто произносили при этом какие-то таинственные для детского слуха слова: монах, Соловки, келья,.. Архангельск,.. сожгли обоих… И все воспоминания всякий раз заканчивались охами, вздохами и невольными слезами, утираемыми втихомолку кончиками платков…

Кроме этого в семейном альбоме сохранилось четыре фотографии разных лет обоих мучеников и ещё Соловецкий патерик, изданный в конце XIX столетия, видимо, присланный в деревню с Соловков…

В 2007 году мне на глаза попал журнал «Русский паломник» №11–12 за 1995 год… Из статьи в журнале я узнал, что архимандрит Вениамин, последний настоятель Соловецкого монастыря, и иеромонах Никифор уже давно причислены к лику святых как преподобные новомученики. День их памяти установлен 17 апреля по новому стилю. Если об архимандрите Вениамине в статье есть хоть какие-то сведения, то иеромонах Никифор только упоминается — Кучин… Поскольку теперь это уже история не только семейная, но и церковная, я решил, наконец, записать то, что рассказала мне мама, племянница о. Никифора.

Так же как архимандрит Вениамин, иеромонах Никифор родился в Архангельской области, только не в Шенкурском районе, а в Вилегодском — в деревне Карино, приблизительно около 1880 года… Семья Кучиных была довольно многодетной. Кроме него, Николая, старшего сына в семье, был ещё брат Михаил (мой дед по матери), сестра Фёкла, скончавшаяся пятнадцать лет назад, и ещё три сестры, две из которых были монахинями.

Незадолго до кончины мамы в 1989 году я попросил её вспомнить всё, что она знает о дяде Николе…

— Как дядя Никола в монахах-то оказался?

— А с вина всё началось, ещё задолго до переворота, до революции, по-вашему говоря… По воле Божьей, вот как оказался…

— А вино-то тут при чём? — осторожно подтолкнул я к продолжению рассказа.

— А ребёнком лет десяти самокуру напились с товарищем… К празднику какому-то самогону маленько запас был. Не знаю, чего им на ум взбрело, много ли выпили, не знаю, я ведь это со слов бабушки Марии рассказываю. Меня самой-то тогда ещё и в помине не было… Ну вот, напились, и оба с вина-то и загорели… Худо обоим стало, заумирали. Но товарищ-то быстро отошел, оклемался быстро, а Николу-то никак не могли выходить и молоком поили, травы какой-то заваривали и всяко отваживали, ничего не помогало… Вот тогда бабушка Мария и дала обет — она у нас шибко набожная была, только со священниками и побирашками и гостилась. Говорит: ежели выживет Николай, так отправим его в Соловецкий монастырь, когда в возраст войдёт. Ну так и вышло, выжил Никола. Когда по возрасту стало можно брать в монастырь, он и уплыл на Соловки, трудником на монастырь поработать по обету бабушки… Тогда из нашей деревни много ходило народу туда… —

— А дядя Никола что?

— А он до самой армии и жил на Соловках, не знаю, сколько годов, а потом подошел возраст на царскую службу, его и призвали в армию… Из армии-то от него фотокарточка была; баской такой парень, русоволосый, с погонами, видно, что крепкий был… После службы в армии он воротился в деревню, пожил немного тут у нас, дом-то у тяти тогда на угоре стоял, это теперь его сюда перевезли, — мать показала рукой на окно, из которого был виден дом моего деда, и продолжала:

— Пожил недолго и говорит, что в деревне ему не живется. И поехал по белу свету: и в Сибири, говорят, везде поездил, из разных мест письма посылал, и опять в деревню воротился, и говорит тяте: ты, мол, Михайло, оставайся здесь за старшего в хозяйстве, всё тут твоё, мне ничего не надо. Нигде мне не глянется жить, везде побывал, посмотрел — нигде лучше Соловков нету. Я поеду обратно в монастырь проситься… Ну, вот с тех пор мы его и не видели… Не могу точно сказать, много ли лет он жил на Соловках… Ну, а потом эко-то разоренье везде пошло… А когда слух пошел, что Соловки закрывают, монастырь Соловецкий, дядя Никола прислал к нам в деревню, тяте письмо. Спрашивал, нельзя ли как-то устроиться жить в деревне, хоть в баньке. В этом же письме написал, что если можно, то он приедет не один, а с каким-то старцем, у которого он давно служит, а старец этот, вроде как по имени Вениамин, главный, чуть ли в монастыре архимандрит… И в этом же письме была и фотокарточка… на ней оба они сфотографированы…

Тятя на это письмо ответил, что ежели один, то приезжай, как родственник, вдвоём нельзя, потому что теперь и здесь в деревне за веру Христову преследуют. А дядя Никола в ответ коротенькое письмецо прислал, что без старца он не поедет, никогда не бросит его, и сказал, пойдут они вместе куда-нибудь под Архангельск, что он теперь иеромонах Никифор…

— Мама, а я слышал, вроде сожгли…

—  А Бог знает. После последнего письма-то уж поди не один год прошел, пошел слух, что будто бы ночью к ним со старцем какие-то грабители пришли, денег да золота требовали. Ну, а те говорят, что монахи мы, нам никаких денег не полагается, да и откуда? Избушка одна, всё на виду. Не поверили, всё перерыли, не нашли ничего. Заперли их в кельечке, да и подожгли обоих. А место где-то под Архангельском…

Я отыскал в семейном альбоме моей двоюродной сестры Шуры те фотографии, о которых говорила мама. Их оказалось четыре: на одной из них дядя Николай ещё в форме какого-то царского полка, на другой — уже иеромонах Никифор, очень похожий на всю родню по матери, в том числе и на меня; на третьей — в полный рост и в монашеском облачении, скорей всего архимандрит Вениамин в возрасте лет сорока. Наконец, на четвёртой — они оба, снятые по пояс на фоне какого-то деревянного строения из бруса, вполне возможно, на фоне той избушки, где они жили последние годы после ухода с Соловков. Тут видна разница в возрасте: Никифор лет пятидесяти, архимандрит Вениамин  значительно старше (на 11 лет, прим. ред.), с особенным крестом на груди, седой… На обороте этой фотокарточки аккуратным крупным почерком написано: «2-й на карточке со мной тотъ старецъ с которым я живу. Эта карточка маме». Это всё, что сохранилось в семейных кругах»[1]. 

Николаю Ивановичу Тропникову удалось также найти две заметки в Архангельской областной газете «Волна».

«12 июля 1928 года.

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ. Раскрытие убийства монахов на Волкозере.

Два монаха б. Соловецкого монастыря Кучин Николай и Кононов Василий в 1926 году поселились с разрешения властей у Волкозера в 32 квартале Беломорского лесничества, в 40 верстах от ближайшего населенного пункта от деревни Коровкинской Часовенского сельсовета. При помощи крестьянина Подгородней волости Антонова Степана они построили избушку и там проживали. Необходимый для пропитания хлеб им ежегодно завозился Антоновым. Занимаясь рыболовством, монахи в своей избушке имели разные вещи, как из одежды, так и из домашнего обихода. При посещении Антоновым этой местности 12 июня он нашел лишь обгоревшие бревна избушки и кости её обитателей.

Произведенным на месте происшествия дознанием установлено, что убийство монахов и сожжение избушки произведено с целью ограбления гражданами Подгородней волости Ивановым Влад. Мих. И Ярыгиным Степ. Данил. … По пути ими были совершены кражи вещей из лесных избушек, принадлежавших лесорубам, работающим от Северолеса. Иванов и Ярыгин заключены в исправдом»[2]. Во второй заметке от 1 сентября говорится, что губернский суд, разбиравший в течение суток это дело, приговорил Иванова к 10 годам заключения, а Ярыгина — к 8.

В 2014 году Николай Иванович Тропников передал в Соловецкий монастырь фотографию преподобномучеников архимандрита Вениамина и иеромонаха Никифора около их лесной келлии, Соловецкий патерик и икону, принадлежавшие иеромонаху Никифору. Эти вещи были помещены в мемориальной витрине в храме в честь святителя Филиппа Соловецкой обители вместе с вещами, найденными на месте мученической кончины архимандрита Вениамина и иеромонаха Никифора экспедициями Архангельской митрополии.

[1] Тропников Н. И. Соловецкий след. С.-Пб. 2010. С. 3-9.

[2]Там же. С. 23-25.