Алексий (в монашестве Александр) (Завьялов Александр Кузьмич), схиигумен

Родился в семье рабочих. Устремленность к Богу раскрылась в Александре уже в детстве. В возрасте 14–15 лет он поступил послушником в Петропавловскую пустынь Рязанской губернии, а через два года был переведен в Троице-Сергиеву лавру, однако пойти по монашескому пути ему было суждено не сразу. В 1915–1919 гг. он служил в особом полку во Франции, и только по окончании военной службы смог принять постриг.

В середине 1920-х г. бóльшая часть приходов в Ставрополье отошла в обновленческий раскол. Отец Александр всегда придерживался канонического строя Русской Православной Церкви и делал все возможное для его сохранения и укрепления. В его послужном списке отмечается: «В обновленческом расколе не был. В декабре 1924 года служил в станицах Брюховецкой и Переяславской Краснодарского края, в результате чего церкви в этих станицах перешли от обновленческого раскола в Православие».

Усиление террора в отношении Церкви во всероссийском масштабе не обошли стороной и отца Александра. В 1931 г. он был арестован и отправлен в Белбалтлаг. Людям, лично знавшим священника, доводилось слышать от него рассказы о пребывании в лагере. Прихожанка Т. А. Кузменко вспоминала: «Священника, отца Александра избивали до полусмерти, неоднократно расстреливали. Однажды поставили его лицом к палачам, подняли ружье и стали целиться в лоб. Одна пуля пролетела мимо, только волосы развеяло ветром. Вторая пуля содрала кожу на голове, сделала дорожку. Третьего выстрела не случилось, поломалось ружье. Отец Александр все время молился Архистратигу Михаилу и великомученице Варваре. Просил о помощи избавить от смерти. Проходивший мимо надзиратель сказал: "Ты еще не убил эту собаку, он нам еще нужен". Его увели и стали бить плетями, тело с рубахой было изодрано кровавыми лентами».

Незадолго до смерти игумен Александр был келейно пострижен в великую схиму с именем Алексий. 6 октября 2008 г. состоялось перезахоронение его честных останков с центрального кладбища станицы Александрийской в ограду станичной Михайло-Архангельской церкви. «Весь путь протяженностью около трех километров священники и казаки несли гроб на руках, а церковный хор и народ пели заупокойные и пасхальные песнопения» (Шалманов В., священник. Жизнь, посвященная Церкви).