Грузов Григорий Иванович, протоиерей

5 февраля 1913 на 89-м году своей «труженической, праведной жизни» скончался протоиерей Григорий Иванович Грузов, один из «старцев Божиих— иереев, питомецев старой школы, носителей старых заветов Руси Святой». 65 лет служил он в священном сане, почти 55 лет — в одном и том же бедном приходе, и только тяжкая болезнь заставила его расстаться с любимою паствою, с теми, кого он крестил, венчал, с кем делил все скорби и радости... (Один из невидных стражей … С. 439, 444).

«Есть рабы Божий, отходящие в другую жизнь "в мире", с надеждою воскресения, как бы на временный покой после трудовой жизни в этой юдоли скорбей — отмечает в некрологе племянник почившего пастыря — архиепископ Никон (Рождественский) — У их гроба как-то тепло становится на душе, мысль о смерти отходит на второй план, на место ее является созерцание таинства смерти... "Спит спокойно во Христе", — думается, когда смотришь на спокойное лицо усопшего, или, лучше: "созерцает в благоговении то, что для нас еще закрыто, неведомо, но что ему, усопшему, теперь открылось, стало уже не предметом веры, а живою действительностью"...

И сердце спрашивает почившего: в чем тайна его спокойствия? Почему у его гроба не веет призрак смерти, почему так тянет именно к этому покойнику: тогда как от другого бежать хочется? И тайный голос, голос совести нашей, отвечает нам: посмотрите, оглянитесь на его жизнь, и вы все поймете...» (Там же. С. 439).

И далее архиепископ Никон живо изобразил жизнь «почившего дядюшки» — смиренного служителя Церкви.

«Сын бедного сельского дьячка (родился в 1825 году), он провел свое детство в родном Чашникове, в многолюдной семье отца, под благодатными веяниями родного храма Живоначальной Троицы, пел и читал на клиросе, ходил по приходу славить Христа в Рождество и Пасху, собирая грошики, любимый прихожанами, воспитываемый матерью в страхе Божием и уважении к старшим. С добродушною шуткой рассказывал покойный, как мать, провожая его до Москвы, чтобы записать в духовное училище, строго наказывала ему: "Смотри, сынок, будь ко всем почтителен, всем старшим кланяйся".

И воспринял послушный сын урок матери: лишь только вошли в заставу, как Гришенька снял шапку и стал кланяться направо и налево проходящей публике. Увидев это, мать спросила: "Что это ты делаешь?" — "А как же, маменька? Ведь все они старше меня: надо кланяться" ...

На время ученья в училище пришлось мальчику приютиться в темном углу у какого-то столяра. На первом же уроке ему пришлось отведать и детского горя: книг не было, учить урок не по чему; он так и сказал учителю, когда тот стал спрашивать урок. Но его оправдание, которое ему казалось столь законным, не было принято во внимание, и за незнание урока мальчик был наказан розгою. И всю жизнь, до глубокой старости, он помнил эту розгу и называл ее благодетельницей своей, ибо она заставила его вставать пораньше, до рассвета бегать в училище, чтобы там у товарищей брать книги и готовить по ним уроки...

Кончилось ученье. Грузов вышел из семинарии в первом разряде. Ему предлагали даже идти в академию, но доброго юношу-идеалиста влекло призвание послужить Церкви в селе. Старая семинария умела воспитывать такое стремление в юношах. Мои братья, учившиеся спустя лет десять после дяди, еще привозили ворохи списанных проповедей разных авторов: это они готовили себе запас на время пастырского служения ... И вот, молодой студент идет в консисторию и подает митрополиту Филарету прошение на первое открывшееся священническое место в селе Петрове Рузского уезда, верстах в 70-ти от Москвы. Место было из бедных, соперников не оказалось, и он определен туда. Надо искать невесту. Спрашивает родных, знакомых... Указывают ему на семью одной просфорницы, у которой четыре дочери-невесты. Григорий Иванович, преодолевая семинарскую застенчивость, идет к будущей теще, знакомится, начинает посещать ее дом... Но зачем ходит — сказать недостает решимости. Старушка-просфорница решается, наконец, помочь юноше: "Да не стесняйтесь, пожалуйста, Григорий Иванович: ведь я знаю, зачем вы к нам ходите (конечно, добрые сваты ее предупредили), говорите откровенно: которая же вам больше нравится?" — "А какую, мать, благословишь, — отвечает жених, — такую и возьму!" И мать, следуя примеру ветхозаветного Лавана, отдает ему старшую из дочерей своих, Елену Николаевну. И свадьба скоро состоялась. Взял Григорий Иванович у одного барина сюртук для венчания. А вскоре посвятился во иереи и с молодою супругою отправился в неведомое дотоле Петрово ...» (Там же. С. 440).

В с. Петрово перед молодым священником предстала независтная картина:

«Храм деревянный был в запустенье, склонившийся набок, колокольня такая ж с колоколами малого веса. Не было школы церковной для сельских детей. Дом для священника совсем обветшал. Часть земли была под болотом, и это около дома. Крайняя бедность была кругом. Но твердый духом юный пастырь не впал в уныние: в труде и заботах он видел спасение. И с надеждою на помощь Божию, при содействие добрых людей, взялся он за труд, который не оставлял во всю свою долголетнюю жизнь …» (Пятидесятилетие служения в сане … С. 3).

Плодом его трудов и старания, уменья привлечь всех к доброму делу был освящен храм благолепный: «трехпрестольный, с золоченым пятиярусным иконостасом, с каменною колокольнею, и колокол в 200 пудов отлил... "Все Бог, — говаривал старец, — Бог да добрые люди — мои прихожане. Трудились, трудами созидали Божий храм. Устроили свой кирпичный завод, 25 лет возили дрова из лесных дач, кирпич, товары на фабрику покойного Павла Григорьевича Цурикова, — они возили, а я являлся в контору фабрики да за провоз-то, что следует, и получал, и отвозил в Москву при случае, сдавал в Сохранную казну. Так и копили по грошикам, а когда скопили малость, строить стали... Все Бог да мои добрые прихожане!". Еще в 1848 году, положено было начало «церковно-приходской школе, лучше сказать — школе грамоты … Шли годы, и школа отца Григория росла, ширилась, впоследствии разделилась на две: одна обратилась в начальную церковно-приходскую, другая — в двухклассную для питомцев Воспитательного дома». На месте болота был сделан пруд, канава вокруг участка церковной земли, сад зеленеющий и роща сухая (Один из невидных стражей … С. 441).

Отец Григорий, как отмечал архиепископ Никон, был из таких редких пастырей «в коих самоцен был... совершенно убит сознанием, что сами-то они — круглый нуль, ничто что если что и творится доброе через них, так ведь это отнюдь не они делают, а Бог через них» в них «живет страх: как бы не приписать себе чего-нибудь в деле Божием, как бы не лишиться за это Божия благословения и помощи в будущем» (Там же. С. 444).

В подтверждении этих слов на праздновании 50-летия в священном сане в ответном слове к собравшимся отец Григорий сказал:

«Ныне исполнилось 50 лет моего служения у престолов в честь Похвалы Пресвятой Богородицы, святых Апостолов Петра и Павла и святителя чудотворца Николая. Во-первых, благодарю Всевышнего Бога за Его неизреченное милосердие ко мне грешному, недостойному рабу Своему. Во-вторых, приношу великую благодарность вам, мои возлюбленные отцы, братия и дети мои духовные, собравшееся на молитву за меня грешного, получивши разрешение на это от милостивого нашего Архипастыря, Высокопреосвященнейшаго Митрополита Владимира. Но я грешный долго и очень долго не соглашался на предлагаемую мне честь во св. храме сем. И вот по какой причине. Искренно признаюсь: меня поражала мысль, чем я мог услужить вам и удостоиться такой милости Божией? Ведь я великий грешник. Всладце похвалюся токмо о немощех моих, хорошо и постоянно памятуя слова святого Апостола Павла. От юности моей всегда бороли меня страсти, и редко я являлся победителем их. Я только просил непрестанно милосердого Господа нашего Иисуса Христа, чтобы Он Сам за меня заступился и спас мою грешную, немощную душу. Какая тут честь воину Христову на поле битвы с диаволом, который, как лев рыкая, искал надо мною случая, как бы поглотить меня? <…>

Не о том теперь я намерен просить вас, все отцы и братья и служители престола Божия, чтобы в этом собрании прилагали вы честь мне за долгослужение, и не о том, чтобы Господь продлил жизнь мою, а вот о чем прошу вас: помолитеся за меня грешного, чтобы Небесный Судия умилосердился надо мною и послал мне христианскую кончину живота моего, непостыдну, мирну и добрый ответ на страшном судище. Вот о чем я прошу вас, добрые пастыри и служители престола Божия» (Пятидесятилетие служения в сане … С. 6).

«Вообще — характеризовал своего дядюшку архиепископ Никон — поучал своих духовных чад не мудрствуя, в простоте сердца и от сердца, слов своих не писал, а говорил то, что подсказывало ему сердце да любовь к детям духовным. И слово его как доброе семя ложилось на простые сердца и приносило плод по роду своему. Но, следуя заповеди Апостола — любить не словом только, но и делом, отец Григорий показывал и на деле свою любовь к прихожанам. Случалось, например, что, обходя приход со святынею в Пасху, он замечал, что у бедняка мужичка двор раскрыт, солома снята с крыши и скормлена скоту: ясно, что платить батюшке за службу на дому у него нет ни гроша. Мужичок встречает батюшку у ворот, берет благословение, а отец Григорий его спрашивает уже: "Что, брат, заплатить-то нам нечем?" — "Не обессудьте, родной", — отвечает тот. И отец Григорий, вынимая из кармана 15-20 копеек, сует мужичку в руку, оглядываясь, как бы этого не заметил дьячок. "Возьми, брат, расплатись с нами, а то дьячок-то будет скорбеть: ведь я-то, пойми, я-то как-нибудь проживу, а он получает восьмую копейку: как ему жить с его большой семьей?" — И не бывало случаев, чтоб эти двугривенные или пятиалтынные не возвращались батюшке, хотя поздней осенью, с глубокой благодарностью.

Вот почему так горячо любили его прихожане, и надо было видеть, как они провожали его, когда он, после тяжкой, в течение целого года, болезни, решился выйти за штат: толпами проводили его до границ прихода и горько плакали — эти мужики, эти грубые на вид натуры... А когда старец поселился в Москве, то нередко, бывая там, навещали его, своего «батюшку родимого», приносили ему немудреные деревенские гостинцы. Да и в Петрове, несмотря на бедность прихода, дом его, милостью Божией и любовью прихожан, можно было назвать полною чашею: были у него и лошадки, и коровки, были и гуси, и утки на его самим вырытом пруду, родилась у него в поле и ржица, и гречиха, и картошка, и вика...

Все Бог благословлял! <...>

Любил, страстно любил старец сельскую природу: до восхода солнечного вставал он в летнее время, шел в лес или поле косить, пахать, в поле и отдыхал, а если бывала служба, то еще до утрени, бывало, наработается, и вечером ложился после заката солнца. Спал так мало, что все удивлялись ему. Питался тем, что приготовит ему матушка — его верный неизменный спутник в жизни, друг в скорбях, помощник в трудах. Она была ему ровесница: только на три месяца моложе, и скончалась лишь в августе минувшего года, за пять месяцев до его кончины. Жили, как два ласковых голубка, давая пример и детям, и прихожанам. В характере, в личных качествах они как будто восполняли друг друга. Покойный приписывал эту милость Божию тому, что не сам он выбрал себе подругу жизни, а положился на волю Божию. И когда скончалась эта добрая старица, отец Григорий подошел к ее постели, преклонил колена и, целуя почившую, сквозь слезы трогательно промолвил: "И зачем ты меня покинула? Уже взяла бы и меня с собой!". И стал готовиться к исходу в вечную жизнь: часто говел, причащался Святых Тайн и, наконец, освятился елеопомазанием. Отпраздновав день своего Ангела, 25 января, он уже не вставал с постели и 5 февраля тихо отошел ко Господу...

В погребении его участвовали несколько иереев — сродников его, и хотя он недавно жил в приходе Святой Троицы, что на Капельках, но к погребению собралось много народа: видно, так было угодно Богу почтить старца Божия обще-церковною молитвою...

Отец Григорий являл в себе тип патриархального священника: всецелая преданность Богу, служение ближнему в простоте любящего сердца, готовность во всякое время отдать последнее нуждающемуся, крепкая вера в Промысл Божий — вот чем он жил сам и учил других тому же. И на нем удивительно исполнялось слово Господа: "Ищите прежде всего Царствия Божия и правды его и сия вся приложатся вам". Он, по мере сил, в простоте сердца, делал свое дело и верил, что Господь во время благотребное не оставит его. И по вере его всегда бывало так. И храм, и колокольню, и школу, и дом себе он построил, и детей воспитал, а долгов не оставил: во всем Бог помогал!» (Один из невидных стражей … С. 443–444).

В оформлении биографической страницы использовались сведения, предоставленные Артемом Николаевичем Гусевым.