Петровский Петр Григорьевич, диакон
- Дата рождения: 21.6.1853
- Место рождения: Симбирская губ., Сенгилеевский уезд, с. Березовка
- Дата смерти: 16.3.1919
- Место смерти: Симбирская губ., Симбирский уезд, с. Репьевка-Космынка
Родственники
- отец — Петровский Григорий Васильевич, причетник
- мать — Петровская (Иванова) Анисия Ивановна (ум. 4.7.1901, с. Сосновка). После смерти мужа — просфирня в церкви с. Сосновка Сенгилеевского уезда Симбирской губ.
- жена — Петровская (Воецкая) Пелагия Алексеевна (1858 – 8.7.1921, с. Репьевка-Космынка Симбирского уезда). Венчание состоялось 20.7.1873
- тесть — Воецкий Алексей Иванович, псаломщик
- сын — Петровский Иван Петрович (1.9.1874–11.9.1874, скончался от слабости. Похоронен в с. Анненкове в церковной ограде)
- дочь — Петровская Параскева Петровна (род. 12.10.1875, вскоре скончалась скончалась. Похоронена в с. Анненкове в церковной ограде)
- дочь — Петровская Ираида Петровна (18.9.1877–9.9.1878. Скончалась от коклюша. Погребена 10-го на городском кладбище г. Осы)
- сын — Петровский Александр Петрович (14.11.1879–3.7.1880. Скончался от поноса. Похоронен в г. Оса на городском кладбище)
- сын — Петровский Сергей Петрович, протоиерей
- дочь — Петровская Ираида Петровна (30.8.1884–6.8.1885. Скончалась от поноса, похоронена на приходском кладбище с. Анненково, Симбирского уезда)
- дочь — Петровская Ольга Петровна (12.6.1886–1.7.1887. Скончалась в с. Малом Нагаткине, где и погребена в церковной ограде. «Болела и померла от ушиба нянькою»)
- дочь — Петровская Елизавета Петровна (3.10.1887–15.10.1887. скончалась и погребена того же дня на приходском кладбище с. Анненково, Симбирского уезда)
- дочь — Петровых (Петровская) Клавдия Петровна (род. 12.10.1888, с. Сутяжное Алатырского уезда, ум. в г. Днепропетровск). Воспитательница Симбирского епархиального женского училища (с 1907 по 1.4.1911)
- дочь — Расторгуева (Петровская) Екатерина Петровна (31.10.1891, с. Сутяжное Алатырского уезда, Симбирской губ. – 9.8.1973, г. Москва)
- зять — Расторгуев Андрей Иванович, протоиерей
- сын — Петровский Леонид Петрович, священник
- дочь — Пухова (Петровская) Варвара Петровна (род. 8.11.1895, с. Сутяжное Алатырского уезда, ум. г. Ульяновск). Учительница
- сын — Петровский Александр Петрович (11.4.1897–28.6.1897. Скончался от поноса и рвоты. Похоронен в церкви с. Сутяжного)
- сын — Петровский Алексей Петрович (13.5.1898–20.5.1898. Скончался от слабости (как недоносок). Похоронен на приходском кладбище с. Сутяжного)
Образование
Рукоположение, постриг, возведение в сан
Места служения, должности
Преследования
Фотографии
Фото из семейного архива М. К. Расторгуевой Диакон Петр Петровский с супругой Пелагеей Алексеевной.
Фото из семейного архива М. К. Расторгуевой Диакон Петр Петровский (сидит второй справа) с супругой (справа от него) и детьми.
Фото из семейного архива М. К. Расторгуевой К 100-летию убийства диакона Петра Петровского в с. Репьёвка-Космынка усилиями правнучки М. К. Расторгуевой был установлен поклонный крест. 25.8.2018 торжественное освящение креста совершил митрополит Симбирский и Новоспасский Анастасий (Меткин).
Фото из архива М. К. Расторгуевой Фрагмент метрической книги храма Архангела Михаила села Репьевка-Космынка за 1919 г. со списком расстрелянных карательным отрядом в 16 (3 ст. ст.) марта 1919 г.
Фото предоставлено М. К. Расторгуевой
Другие сведения
Из сохранившихся дневниковых записей сына отца Петра — протоиерея Сергея Петровича Петровского:
«...Когда началась революция, о. Петр служил в с. Репьевке-Космынке.
Жизнь в эти годы бушевала как море в осеннюю непогоду и высоко поднимавшиеся волны этого житейского моря не могли не докатиться и до нашей семьи: одной из этих страшных волн был смыт мой незабвенный, мой дорогой отец, диакон Петр Григорьевич. Это было 3 марта (старого стиля) 1919 года. Около той местности, где жили мы (т.е. в районе сел Карлинского и Репьевки-Космынки Майнского р-на) вспыхнуло так называемое "чапанное восстание", восстание крестьян против советской власти, носившее крайне трагикомический характер. Громадные толпы крестьян, вооруженные "дрекольем", выступили против прекрасно вооруженных и строго дисциплинированных красноармейских частей. В Карлинском эта "война" окончилась сравнительно благополучно: приехавший с отрядом красноармейский офицер приказал открыть стрельбу вверх, разогнал скопище народа и собравши всех на сход в советскую школу, прочитал соответствующую нотацию, чем этот печальный инцидент и был исчерпан. Я до сих пор с глубоким уважением вспоминаю этого начальника отряда, который так гуманно, тактично и благоразумно призвал всех к порядку.
Но не то было в Репьевке, где жил мой несчастный отец. Там не было ни того "похода" с "оружием и дрекольями", как в Карлинском, не было ни собрания толпы в момент приезда отряда, но тем не менее приехавший из Каменки (в наст. время — с. Полбино) конный разъезд подъехал к дому псаломщика и отца, вывел их, того и другого, на улицу и тут же перед окнами, на глазах семьи расстрелял, не предъявивши никакого обвинения и никому не сказавши, за что. Убитая горем мать перенесла его тело в дом, где обмыли его кровь и облачивши в диаконские одежды, послали известить нас. Так внезапно, неожиданно и страшно оборвалась его жизнь и вихрем налетела на него смерть, оставивши за собой тяжкое горе и целое море слез любившей его родной семьи.
Утром, 4 марта (был понедельник третьей недели поста) мы с братом отслужили литургию и спешно предали его христианскому погребению, опустивши своими руками в могилу, вырытую на общем Репьевском кладбище, вместе с псаломщиком Николаевым, одинаково погибшим одновременно с нашим отцом. Слетелись отдать последний долг родителю только близ жившие дети (я с Наденькой[1], брат Леня, сестра Варя) и вместе с осиротевшей старушкой-матерью оросили своими горючими слезами его мученическое тело...
За 2–3 дня до своей роковой кончины он посетил нас, своих детей: были в Матюнине у брата и у нас в с. Карлинском. Причем я не мог не заметить какого-то особенного, меланхолически-грустногo его настроения. Он весь был обвеян какой-то тихой, непонятной грустью. И все ласкал, ласкал своего любимца внука — Колю. Как сейчас помню утро четверга (28 февраля, а погиб он в воскресенье). Он спал в столовой на таманке. Коля, соскочивший утром со своей постельки, отправился к нему и стал читать наизусть все известные ему стихотворения, приводя в восторг своего дедушку. И все то утро, пока я лежал в своей спальне, а мать убиралась по кухне, они ворковали с ним... Днем он уехал. Я вышел проводить его за ворота, при прощании он благословил меня, и больше я не видел его живым на этой земле. И только через три дня я увидел его уже бездыханным, лежащим на том самом столе, за которым много-много рамы сиживали с ним в приятной задушевной беседе и за которым так часто собиралась вся семья, согреваясь, как солнечными лучами, ласками и любовью нашего бесконечно любимого, нашего дорогого и милого отца... Оплакали, похоронили и вернулись каждый в свой дом. И как тяжело, невыносимо тяжело было первое время! Каждая вещь говорила, напоминала о нем: каких-нибудь 3-4 дня вот он сидел тут, за этим столом, на этом стуле, вот спал на этой кушетке, а теперь... теперь он в земле, в сырой холодной земле, под сыпучим могильным холмом и крестом и не придет к нам больше никогда-никогда...» (Симбирская Голгофа ...).
Супруга диакона Петра — Пелагия Алексеевна, присутствовавшая при убийстве мужа, всем своим детям рассказала о подробностях трагического события и о том, что ему предшествовало, и наказала им и всем своим потомкам передавать этот рассказ из поколения в поколение:
«Накануне, в субботу, диакон Петр читал акафист Иверской иконе Божией Матери и во время чтения у него лились обильные слезы. После чтения сказал супруге: "Что же это со мной такое, что так сильно я плачу, даже борода вся намокла…".
На следующий день, в воскресенье, после литургии он вернулся из церкви и они с супругой сели пить чай. К дому верхом подъехали несколько человек, спешились, застучали в дверь. Зачем они приехали дьякон Петр понял сразу: в Симбирской губернии бушевало крестьянское восстание, недавно крестьяне села Репьевка-Космынка, прогнали сельсоветчиков, в церкви отслужили благодарственный молебен. Дьякон Петр искренне радовался избавлению от большевиков, по прямоте и открытости своего характера ни от кого это не скрывая.
Он встал из-за стола, стал застегивать расстегнутый на шее подрясник, но руки задрожали, никак у него не получалось это сделать. Вышел. Вывели и псаломщика Николая Николаева, жившего рядом, дом был пятистенок, на два входа. Псаломщик недавно перенес тиф и был еще слаб. Их поставили перед окнами дома, вначале стрелял командир в белой папахе. Как говорила Пелагея Алексеевна, стреляли разрывными пулями. Дьякону Петру попали в живот, у него вывалились внутренности, он упал, но был еще жив, крутился по снегу и от боли причитал: "Убейте меня, убейте меня". К нему подошел боец и штыком, прикрученным к винтовке, проткнул его голову от виска до виска. Отряд ускакал. Испуганные жители села попрятались, никого не дозовешься занести тело в дом. Пелагея Алексеевна пыталась это сделать сама, подошли люди, помогли».
Из метрической книги храма Архангела Михаила села Репьевка-Космынка за 1919 года видно, что в этот день в селе были расстреляны не только диакон Петр и псаломщик Николай Алексеевич Николаев, но еще пять человек: «села Репьевка-Космынка граждане — Петр Иванович Овчинников 18 лет, Петр Иванович Власов, Федор Афанасьевич Решетников 47 лет, Прокопий Афанасьевич Решетников 35 лет, Иван Прокопьевич Романов 31 год». Они, вероятнее всего, имели какое-то отношение к церкви, так как один из них, самый молодой, 18-летний Петр Овчинников, является сыном за несколько дней до трагического события умершего от тифа псаломщика Ивана Овчинникова.
Мария Андреевна Расторгуева, внучка убиенного диакона Петра Петровского, в стихах запечатлела трагические подробности гибели деда:
«В том девятнадцатом — незабываемом,
Покрылась трупами земля.
По Волге шел отряд отчаянный,
Он назывался "Бей попа".
Воскресным утром от обедни
Пришел мой дед. Он был уж стар.
И бабушка скорей поставила
На стол кипящий самовар.
Но чай допить вы не успели,
Как постучалась смерть в окно —
"Эй, открывай скорее двери,
Да выходи к нам на крыльцо".
Дрожали старческие руки,
Когда подрясник надевал.
И отдал он себя на муки —
Прощай, родимая, сказал.
А бабушка в окно смотрела,
Как он на талый снег упал.
Как командир в папахе белой
Ему в живот сперва стрелял.
Они стреляли разрывными
И, выпустив ему кишки,
Потом, наверно, "пожалели",
Проткнув штыком его виски.
***
Ну, где взяла ты эту силу:
В последний путь перекрестить,
Взвалить тяжелый труп на спину
И в дом опять его втащить?
И в развороченное чрево
Все внутренности собрала.
Запеленала, как сумела,
Омыла кровь… И замерла…
А из окна виднелась лужа
На сером мартовском снегу —
Святая кровь родного мужа
Еще дымилась на ветру.
И самовар еще дымился…
И в чашках стыл пахучий чай…
А тот, кто утром с ней молился,
Сейчас на лавке застывал.
Отряд куда-то в даль умчался
С веселым криком — "Бей попа".
Народ от страха разбежался,
Попрятались все кто куда.
Лишь дурачок церковный
Вася Решился в горенку войти.
— За что они его, мамаша?
— И поклонился до земли.
А ты, с трудом рот раскрывая:
— Не знаю, Вася, я сама.
Наверное, за веру в Бога,
За Русь, за русского царя.
И вспомнила, как накануне
Акафист Иверской читал.
Просил Вратарницу Благую
Открыть ему ворота в рай»
(Свято место не пусто ... С. 86).
_____________________
[1] Жена Сергея Петровича Петровского.
В составлении биографической статьи использованы сведения, предоставленные правнучкой отца Петра Петровского — Марией Кирилловной Расторгуевой.