Казанский Дмитрий (Димитрий) Григорьевич, священник, священномученик

Священномученик Димитрий родился 10 февраля 1884 года в селе Полтеве Ярославского уезда Ярославской губернии в семье диакона Григория Ивановича Казанского. Окончив Ярославскую духовную семинарию, он был рукоположен сначала во диакона, а затем во священника и направлен служить в основанный еще в XVI веке Спасо-Преображенский Севастиановский монастырь, находившийся в Пошехонском уезде Ярославской губернии, в двадцати пяти верстах от города Пошехонье, в девяноста верстах от Романово-Борисоглебска и ста двадцати — от Ярославля. Это было глухое болотистое место, окруженное дремучими, почти непрохо­димыми лесами, где нередко можно было встретить медведя. Игуменией монастыря была в то время монахиня Леонида (Исакова).

В 1915 году отец Димитрий был назначен в Успенскую церковь на кладбище в городе Пошехонье, в 1928-м — в Воскресенскую церковь в село Белое Пошехоно-Володарского уезда Ярославской губернии. Священника здесь давно не было, и псаломщик с неко­торыми из прихожан задумали перейти к обновленцам. Под пред­седательством благочинного состоялось приходское собрание, на нем кто-то предложил пригласить священника из обновленцев. Благочинный выступил против, назвав обновленцев еретиками, которых принимать не следует. Прихожане направились к отцу Димитрию, уже несколько раз совершавшему у них богослужение, и в соответствии с их просьбой он был переведен в село Белое, а впоследствии назначен и благочинным. Переехав в село, он объ­явил прихожанам, чтобы они со всеми нуждами без всякого стес­нения приходили к нему домой.

Отец Димитрий отличался строгостью жизни и благочестием, еще со времени служения в монастыре у него сложились добрые отношения с игуменией и монахинями, многие из них после за­крытия обители перебрались жить в село Белое и стали в храме церковницами и певчими.

Служение отца Димитрия на этом приходе совпало с очеред­ным этапом усиления гонений на Церковь, когда одновременно с расправой над крестьянами и организацией колхозов власти ста­ли закрывать храмы, а священников арестовывать и ссылать. В октябре 1929 года власти занялись организацией в селе Белом колхоза, потребовав от крестьян еще до того, как колхоз будет создан, сдать государству все запасы хлеба. Когда пришли в дом священника, отец Димитрий, по словам свидетеля, заявил, что пусть его расстреляют, но хлеба он не даст ни фунта, потому что у него его попросту нет, а побираться по домам, чтобы сдать, он не будет. Когда власти приступили к отобранию частных построек, то священник и прихожане отправили ходока в Пошехонье к про­курору, протестовать против этого. Прокурор, по-видимому, их обнадежил, и в середине октября было созвано общее собрание крестьян, постановившее хлопотать об оставлении построек и земли за крестьянами. Был выбран делегат от крестьян для посылки к районным властям, и крестьяне собрали делегату по два рубля денег. Когда посланец зашел к священнику за деньгами на поезд­ку в Рыбинск, отец Димитрий, дав денег, пожелал ему Божией по­мощи в предпринимаемом деле и добавил, что он против насиль­ственных действий, с чьей бы стороны они ни были, он за то, чтобы законно хлопотать о своих правах. Когда посланец вернул­ся и рассказал о результатах поездки, которые показались всем обнадеживающими, отец Димитрий заметил, что, видно, есть еще у советской власти законы.

В начале ноября 1929 года местная ячейка Союза воинству­ющих безбожников развернула в селе Белом кампанию по за­крытию храма. Отец Димитрий отправился вместе с церковной старостой по домам прихожан и собрал подписи семисот человек, протестующих против закрытия.

7 и 8 ноября, в дни коммунистических праздников, власти ста­ли допрашивать свидетелей, намереваясь собрать материалы для обвинения священника.

Первым был допрошен молодой коммунист, один из двадцатипятитысячников-горожан, приехавший в село Белое создавать колхоз; он засвидетельствовал, что священник имеет большой ав­торитет у местных жителей, не пьет, трудолюбив и тому подобное. Он показал, что слышал от крестьян, что священник ведет среди населения агитацию, говоря в проповедях, что советская власть хочет отобрать у православных церкви. «Граждане, это слыша, стали идти против колхоза, боясь, что отберут церковь под колхоз, этим самым, вероятно, действовали на комсомольцев, которых родители не отпускали в колхоз», — заключил он.

Другой свидетель, бывший когда-то председателем приход­ского совета, по малодушию отказавшийся от этой опасной в то время должности, показал, что старостой церкви у отца Димитрия является монахиня, к нему приходит очень много монахинь, настоящее паломничество; священник имеет большой авторитет, и поскольку он сам проводит регистрацию верующих, то кто и хо­тел бы отказаться от храма, не может этого сделать.

Обновленчество, активно поддерживаемое властями, продол­жало составлять угрозу для Православной Церкви, и отец Дими­трий написал небольшую работу с разбором обновленческих заблуждений, предназначая ее в основном для священников бла­гочиния. Один из сторонников перехода в обновленчество впо­следствии показал, что отец Димитрий был «против проводимых мероприятий советской власти, стал группировать вокруг себя кулацкую часть <...>. Казанский организовал церковный совет из женщин, и женщины всегда у него бывали на дому, советовались с ним и за него стояли горой и, настроенные им против советской власти, всегда тормозили проведение [ее] мероприятий <...>. Из окружающих деревень кулацкая часть к <...> Казанскому ходила на дом, где и совещались, и его во время праздников всегда при­глашали одного. Казанский приход забрал в свои руки и руково­дил им сам, а его приспешники, кулаки, помогали в этом и всегда выступали против советской власти».

9 ноября 1929 года отец Димитрий был арестован и после до­проса заключен в тюрьму в городе Рыбинске. Отвечая на вопро­сы следователя, священник сказал: «Против организации колхо­за в селе Белом я никогда и никому не говорил <...>. У нас в селе Белом в октябре действительно было собрание крестьян <...>, где было постановлено делегировать <...> в область или во ВЦИК, хорошо не помню, чтобы выяснить вопрос о законности выселения нас из села в связи с организацией колхоза. Я действительно подписался под наказом ходоку <...> и дал ему на расходы пять рублей. Из духовенства ко мне иногда приезжают священники <...>, но особых каких-либо совещаний у меня не бывает. В <...> ноябре <...> я вместе с церковной старостой <...> ходил по деревням, регистрировал верующих в каждой деревне — извещал крестьян сельский исполнитель, все приходили в из­вестный дом и записывались у меня, никакой агитации в это время я не вел».

Был допрошен в качестве свидетеля техник-животновод. Его отец был священником, от которого он отказался и в соответ­ствии со своим новым положением теперь давал показания против духовенства. «Собрания по деревням недавно были прове­дены силами Союза воинствующих безбожников, которые доби­вались отказа верующих от церкви и передачи ее под клуб, — показал он. — В некоторых деревнях работники встречали <...> отпор со стороны населения <...>. Казанский ведет <...> религиозную пропаганду, тем самым мешая продвижению культурных начинаний со стороны работников участка, одурманивая головы крестьян своего прихода и ясно, что настраивая антисоветски. Диакон Архангельский, у которого я стоял на квартире, часто бросает фразы вроде <...> "грабители, а не власть" и т. д., не стес­няясь присутствием кого бы то ни было».

13 ноября был допрошен как свидетель служивший с отцом Димитрием диакон Архангельский, который показал: «Казан­ский очень много имел почитательниц, ревнительниц, особен­но из монашествующего элемента, паломничают к нему мно­гие, и даже из дальних местностей, его особенно почитают, как святого, и сравнивают с Иоанном Кронштадтским. Являясь ярым староцерковником, не могущим примириться с советской властью, он под видом борьбы в церкви старался вооружить на­селение против советской власти. Казанский очень часто про­износил проповеди, где открыто заявлял, что началось гонение на веру, на духовенство. <...> Казанский, бессомненно, глубо­ко ненавистный человек против советской власти <...>, являет­ся благочинным и держит под своим влиянием все духовенство округа...»

Охарактеризовав священников благочиния как одну тесно свя­занную между собой преступную группу, диакон заявил: «Я искренно раскаиваюсь, что с ними был вместе и иногда поддакивал в силу совместной службы, так как от них был зависим, как низ­ший член клира, по материальным обстоятельствам. Я готов по­рвать все со служением, убедившись, что Церковь служит прикрытием контрреволюционных элементов. Показания мои верны, правильны, в чем и расписываюсь».

После такого рода показаний диакон был оставлен на свободе, а отец Димитрий был допрошен еще раз и, отвечая на вопросы следователя, сказал, что он хорошо знал местных священников и у него с ними были разговоры только на церковные темы, напри­мер об обновленчестве, воззваниях епископов; он давал им читать воззвания Патриарха Тихона, епископов, митрополита Сергия, им было разослано 15 воззваний о «Разборе обновленчества», «Выборе благочинного», где он писал о переживаемом в настоя­щее время трудном моменте и лишениях духовенства, но всему этому он не придавал никакого политического значения, действуя в соответствии со своими убеждениями. Виновным себя в антисоветской агитации он не признает.

В составленном 29 ноября 1929 года обвинительном заключе­нии следователь об отце Димитрии написал: «С приездом в село Белое Пошехоно-Володарского района священника Казанского, вскоре ставшего благочинным, религиозная деятельность приняла явно антисоветский характер. Священник Казанский стал фи­гурой, вокруг которой объединялось все антисоветское, социаль­но чуждое пролетарским слоям деревни. Объединяя вокруг себя женщин-фанатичек, монашествующий элемент, поощряя к себе паломничество, Казанский создал себе авторитет святого, второго Иоанна Кронштадтского <...>.

Казанский, как благочинный, рассылает по своим пятнадцати приходам воззвания, где, сообщая о своем назначении, наряду с этим [описывает] каноническую разницу церковных разделений, повествуя "о тяжелых переживаемых моментах и лишениях духовенства", давая этим самым понять о своих антисоветских на­строениях и призывая к объединению <...> вокруг себя как столпа и ревнителя, преданного старой Церкви <...>.

При обыске у <...> Казанского обнаружены воззвания Па­триарха Тихона, письмо Серафима[1] Угличского митрополиту Сергию, письмо ярославских епископов, тетрадки с канониче­ским разбором обновленчества, копии воззваний его как благо­чинного, кои он, по показаниям обвиняемых и своим личным признаниям, распространял, руководствуясь своими убеждени­ями, якобы не придавая им никакого политического значения...»

Сотрудники ОГПУ, ведшие дело, предложили приговорить отца Димитрия к трем годам заключения. Однако руководство ОГПУ сочло, что этого срока для священника недостаточно, и 3 января 1930 года Коллегия ОГПУ приговорила его к пяти годам заключения в концлагерь. В конце января он был отправлен эта­пом в УСЕВЛОН[2] ОГПУ в город Котлас, где исповеднику пришлось перенести немало лишений.

По возвращении в 1934 году из заключения отец Димитрий сна­чала поселился в Пошехонье, где жила в то время его семья, а за­тем отправился в Ярославль к митрополиту Ярославскому Павлу (Борисовскому) просить места для служения на каком-либо прихо­де. Митрополит Павел благословил его служить в одном из храмов Ярославля, а жить в его доме. В Ярославле отец Димитрий прослу­жил полтора месяца, а затем, узнав, что есть свободное место свя­щенника в одном из храмов в селе Любим[3], просил митрополита направить его туда, с чем тот согласился, благословив его ехать в Любим.

В ноябре 1936 года в Ярославской области была арестована группа священников, монахинь и мирян. Некоторые из них упомянули на следствии о своем знакомстве с отцом Димитрием, и 5 марта 1937 года тот был арестован и заключен в тюрьму в городе Пошехонье-Володарске. 7 марта, 19 марта и 7 апреля отец Дими­трий был допрошен, но виновным себя не признал, а на требова­ние назвать имена конкретных лиц ответил, что не помнит, с кем встречался и о чем был разговор.

— С какой целью вы имели книгу контрреволюционного про­вокационного содержания об антихристе, изъятую у вас при обы­ске? — спросил следователь.

— Книга об антихристе лежала у меня без всякой цели вместе с другими церковными книгами, — ответил священник.

— Вы лжете. Нам известно, что контрреволюционное, прово­кационное содержание этой книги вы распространяли среди населения...

— Нет, об изложенном в книге я никому никогда ничего не го­ворил и даже сам ее не читал, так как оказалась она у меня случайно. Нашел я ее вместе с другими книгами в сторожке в конце 1935 года.

— Какие установки о контрреволюционной работе вы получи­ли от Борисовского?

— Никаких установок о контрреволюционной работе я от Бо­рисовского не получал.

— А почему вас Борисовский послал служить в село Любим?

— В Любим я поехал потому, что... не было места в других при­ходах.

После окончания допросов, 10 апреля 1937 года, медицинская комиссия засвидетельствовала, что священник находится в крайне истощенном физическом состоянии. 12 апреля следствие было закончено. Отец Димитрий был обвинен в том, что «являлся одним из организаторов контрреволюционной группы и активно участвовал на контрреволюционных сборищах последней в об­суждении контрреволюционных вопросов. Организовывал мона­шествующий и церковный элемент на контрреволюционную ра­боту. Хранил контрреволюционную монархическую литературу с контрреволюционным провокационным содержанием <...>. Ви­новным себя не признал. Изобличается показаниями обвиняемых и свидетелей и очными ставками с ними».

Под «контрреволюционной литературой» власти подразумева­ли письмо, полученное отцом Димитрием из Тутаева от его друга- священника в 1934 году, после возвращения из заключения. «Милый и дорогой отец Димитрий Григорьевич! — писал тот. — Получил Вашу дорогую весточку, спасибо Вам за добрые отноше­ния и память. Да, у Вас вышла неладиха! Что делать, мир! Просит свое и требует как бы законное... дело уладится, смотреть и думать надо по-Божьи, дело пастырей было и будет всегда под особым попечительством Промысла и Его святой воли и управления. Люди свое, а Бог Свое, что Ему угодно <...>. Вы и сами прекрасно руководитесь указанием и добрым желанием, которое приятно Господу. Зреть Его лицом и беседовать во святыне и правде! Го­сподь даст, устроитесь и будете славить Его, к тому же и сыты все будут. Старайтесь быть пока покойным и оберегайте себя. <...> Запаситесь пока добрым настроением, в чем вам помощником бу­дет святой Ангел Хранитель! <...> Оставьте все свои планы и предположения на волю и милость Божию!»

15 августа 1937 года Особое совещание при НКВД СССР при­говорило отца Димитрия к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Священник Димитрий Казанский скончался в заключении 17 июля 1942 года и был погребен в без­вестной могиле.

____________

[1] Священномученик Серафим (в миру Семен Николаевич Самойлович), архиепи­скоп Угличский; память 22 октября / 4 ноября.
[2] Управление Северных лагерей особого назначения.
[3] С 1928 по 1938 г. город Любим имел статус села.

Текст: Дамаскин (Орловский), архимандрит. Священномученик Димитрий Казанский //
Региональный общественный фонд «Память мучеников и исповедников Русской
Православной Церкви». URL: fond.ru/userfiles/person/538/1474016698.pdf