Иосиф (Сафронов Иван Яковлевич), архимандрит

Родился в крестьянской семье. «Их дальний родственник был епископом и проживал на покое в Ново-Иерусалимском монастыре. Как-то вся семья приехала погостить в монастырь, и шестилетнему Ивану (будущему архимандриту Иосифу) так понравились служба, монастырское пение, что он убежал и спрятался, когда вся семья засобиралась обратно в Москву. Долго его разыскивали, а потом владыка сказал: "Оставьте, он поживет здесь, скоро заскучает, тогда и заберете". Но случилось не так — когда за Иваном приехали через две недели, он категорически отказался возвращаться обратно и его оставили пока в монастыре. Ваня учился пению в монастырском хоре, а также проявил недюжинный талант в золотошвейном деле (это мастерство через много лет спасло ему жизнь в Соловецком лагере). Перед самой войной 11-летним подростком посетил Рим, Ватикан, где участвовал в конкурсе церковных хоров. Хор, который приехал из России, выиграл конкурс, и участники хора были награждены поездкой на Святую Землю и в Сирию. Российскую делегацию в Италии возглавлял будущий священномученик митрополит Владимир (Богоявленский)…

Официально Ново-Иерусалимский монастырь закрылся в 1919 году, но на его территории организовалась сельскохозяйственная артель из монахов. По рассказам отца Иосифа, он был в монастыре во время его разгрома в 18–19 годах... Но в 20-е годы монастырская жизнь в артели как-то восстановилась» (Последний монах …).

В 1929 году монастырь закрыли. Всех монашествующих вывели во двор и объявили, чтоб они убирались, не позволили даже взять с собой личные вещи. «Шестьсот душ разогнали за короткие часы, — воспоминал о. Иосиф незадолго до смерти. — Велели одеться и выйти на площадь. Все вышли, схимонахи с палочками, против собора раскрыли святые ворота — и все вон. Это было в 4 часа вечера. Конная милиция на лошадях. Кого передавили, кого как» (Рука в небе …).

«Иеромонах Иосиф в 1929 году вернулся к себе на родину в Тульскую область. Здесь он поступил на службу священником в храм Рождества Пресвятой Богородицы в с. Солдатское. Вскоре последовал арест "за контрреволюционную агитацию". На самом деле, за сопротивление закрытию церкви в селе. Вскоре он оказался заключен в лагерь на Соловках.

В 1933–34 гг. часть соловецких узников предполагалось вывезти в Магадан. В их число попал и отец Иосиф. "На следующий день нас должны были уже отправить, а накануне к нам привезли партию уголовников. Многое я повидал в тюрьме, — рассказывал батюшка, — но таких страшных, отпетых личностей не встречал доселе никогда. Они выдергивали нас, политических, с мест, приставляли ножи к горлу и отбирали все, что у нас было. Я забился в какой-то самый дальний угол, весь трясся и молился Пресвятой Богородице. Именно с этими урками мы должны были по этапу завтра отправляться на Магадан. И вдруг — о чудо! — прибегает охранник и кричит: где тут Сафронов? К начальнику лагеря! Дело в том, что в лагере вдруг пригодилось моё золотошвейное мастерство. Я как-то вышил начальнику лагеря одеяло, изобразив во всю ширь огромного красного петуха. Ему это одеяло страшно понравилось, и вот теперь перед самой отправкой он про меня вспомнил: где же мой золотошвей? Так я остался в лагере, а вскоре срок мой кончился и меня отправили на материк, на поселение в Карелию, в местечко Медвежья Гора".

На поселении у отца Иосифа появились два товарища — один художник, а второй в будущем стал священником. И вот втроем они решили, что добром это поселение не кончится, их обязательно опять арестуют. Летом начали готовить побег. Несмотря на голод, стали откладывать продукты. Недалеко от их поселения проходила граница с Финляндией. Решили бежать в сентябре, чтобы успеть до наступления холодов. Сам побег прошел отлично, так как их особенно никто и не охранял. Но они заблудились. Отец Иосиф рассказывал, что он не раз потом смотрел карты этой местности и по ним было ясно, что они ходили огромными кругами. Озера, сопки — все одинаковое, вот они и сбивались с пути. Через некоторое время кончились продукты, и они стали питаться тем, что находили в лесу. Потеряв счет дням, шли и шли. Наконец наступил момент, когда они поняли, что дальше идти не могут. Друзья забрались на какую-то сопку и на обрывках бумаги составили на себя поминанье — фамилии, имена — и спрятали рядом, поскольку кругом бродили медведи и от их несчастных тел вмиг бы ничего не осталось. Прижавшись друг к другу, заснули. И тут художнику ("Он был самый чистый из нас", — всегда говорил отец Иосиф) приснился сон: какая-то чудная рука, которая показала направление, и голос, сказавший, что надо пройти совсем немного. Все трое были уверены, что спасла их Богородица. Спустившись с сопки, они прошли несколько сот метров и оказались у речки. На берегу стояла лодка, на дне которой плескалось несколько рыбин. Сев в лодку, стали переправляться на другой берег, одновременно заглатывая рыбу прямо живьем. А на другом берегу тут же наткнулись на финскую пограничную стражу. "Вот мы выходим втроем из-за деревьев, — рассказывал о. Иосиф, — и видим метрах в тридцати финских солдат, начинаем им махать руками. А с финнами происходит что-то странное — они вроде бы как напуганы и чуть ли не собираются в нас стрелять. Еще бы! Они ведь приняли нас за медведей! Как потом оказалось, бродили мы по лесу около трех месяцев. Одежда на нас изорвалась и висела клочьями, мы обросли бородами, волосы стояли дыбом от грязи и мелких сучков. А в волосах шевелились мириады вшей. Нас немедленно отправили в финский военный городок, где помыли, постригли и положили в местную лекарню. Доктор прописал нам по ложечке бульона — иначе мы могли бы сразу умереть от обильной пищи. И я все думал: а как же рыба, которой мы наглотались? В общей сложности мы провели в этом финском военном городке около двух месяцев. Первый месяц нас лечили, а военная разведка проверяла достоверность нашего рассказа. Потом, когда все подтвердилось, нам предоставили большую свободу и вскоре переправили в Хельсинки".

Глубокое потрясение, которое пережили беглецы, привело одного из них к принятию священного сана. "Этот мой товарищ, — рассказывал отец Иосиф, — вернулся после войны в Россию и погиб в лагере. А другой — художник — стал верующим человеком, но остался на Западе".

В Финляндии иеромонах Иосиф работал в лагере с русскими военнопленными. Бывал в Париже (ездил к митрополиту Евлогию за св. миром). Как священник, он служил в финской православной церкви Вознесения Христова. В декабре 1941 года был заключен в тюрьму г. Сан Микель, уже на финской земле, и с 25 декабря 1941 г. по октябрь 1944 г. находился в лагере для военнопленных г. Лапперанто (Лаппеэнранта. — Ред.).

В 1944 году по призыву Патриарха Алексия о.Иосиф возвратился на родину. 19 декабря прибыл в город Валдай, где находился по март 1945 года, существуя на паек, который выдавался репатриированным гражданам» (Последний монах …).

Вскоре Отец Иосиф был назначен священником Свято-Троицкой церкви с. Подгощи в Новгородской обл., где он служил до своего ареста в 1949 г. В постановлении на арест было сказано: «Являлся активным пособником финских властей и проводил среди военнопленных антисоветскую агитацию, призывая их не возвращаться в Советский Союз». Из предъявленных обвинений о.Иосиф признал только сам факт службы священником в лагерях для военнопленных, остальные обвинения отверг (Там же).

«В 1955 году его, как многих других, после смерти Сталина освободили, он три года прослужил на сельском приходе, но в 1959 году его снова арестовали по тому же самому обвинению. На этот раз он освободился в 1964 году и вскоре получил приход в Новгородской области в селе Внуто. В Успенском храме села он прослужил до самой кончины — с перерывом на еще одно, последнее заключение.

В 1978 году отец Иосиф был удостоен сана архимандрита. Вокруг села Внуто деревни вымирали одна за другой. В конце концов, две последние старушки, которые к нему ходили и как-то поддерживали, отошли в мир иной. Он остался один на всю округу. Тогда отец Иосиф решил уйти и просить для себя другой приход. Перед тем как уйти, он пошел попрощаться с могилкой преподобного Никандра Городноезерского, которого очень почитал. И вот, когда он пришел туда, на припорошенном снеге пригорке отец Иосиф увидел самого Преподобного. Отец Никандр строго посмотрел на него и сказал: "Возвращайся и будь при своем храме до самой смерти".

Отец Иосиф вернулся в храм и продолжил служение; каждый день служил, ежедневно подолгу звонил. Питался с маленького огородика, заготавливал на зиму грибы и ягоды. В конце 1980-х его обнаружили туристы — студенты из Ленинградского университета. Он почти умирал. Молодые люди сделали что могли. И продуктов оставили, и лекарств. Слух о старце стал распространяться среди верующих ленинградцев. И люди стали туда приезжать. В Ленинградском университете на русском отделении учились тогда голландские студенты. Их как-то тоже взяли с собой. Те, пораженные обликом старца, его рассказами, стали приезжать каждое лето, беседовали о Божественном, помогали старцу по хозяйству. Кончилось тем, что старец их всех окрестил в Православие, и стали они его верными чадами. А в 1985 году — новый арест. Отца Иосифа посадили сначала в местную тюрьму, потом в питерские Кресты. Сидел он там в одной камере с уголовниками, был загнан под нары, терпел от них всякие издевательства. О допросах в "Крестах" старец Иосиф рассказывал: "Пытали как в 37-м, сутками держали под ярким светом, направленным в лицо, закручивали на голове стальной обруч, пока не терял сознание". Его впоследствии спрашивали: "Ну что хоть вам предъявляли?". Он отвечал, что пытали его за связь с иностранцами, требовали, чтобы назвал резидента, сказал, где у него спрятана радиостанция, по которой он передавал шпионские сведения на американские спутники. Обвиняли еще в том, что он развращает младенцев, имея в виду тех, кого ему привозили креститься. Ничего не добившись, отца Иосифа отправили в тюремную психиатрическую больницу. Там бы он и окончил свои дни. Но его спасли голландские его чада, которые по всем западным радиостанциям раззвонили, что 85-летнего священника незаконно держат в тюрьме. В преддверии церковных торжеств 1988 года и нового курса, взятого государством по отношению к Русской Православной Церкви, это возымело действие.

Старика освободили. Когда его вывели из тюремной психушки, ему сказали: "Ну, иди, иди, дед. Все, ты свободен". Отец Иосиф потом рассказывал, что никогда не плакал, чтобы с ним не случалось. А тут пошел и заплакал.

Он вернулся в свой храм и продолжил служение. Все больше людей стало ездить к нему. Некоторые селились на лето в опустевших избах, иные даже строили себе новые дома. Патриархия прислала в помощь старому священнослужителю диакона и священника.

По благословению Святейшего Патриарха Алексия II отец Иосиф перенес мощи святого Никандра в свой храм. Для мощей сделал раку. Это был его последний священнический подвиг. В 1993 году архимандрит Иосиф почил и был похоронен рядом с алтарем храма, в котором служил все эти годы» (Верность Церкви Христовой в испытаниях сохранившие ... С. 576–579).