Иоанн (Крестьянкин Иван Михайлович), архимандрит

«Ночью с 29 на 30 апреля 1950 г. в комнате отца Иоанна в Большом Козихинском пере­улке произвели обыск и батюшку увезли на Лубянку. Для арестованного это не было неожиданностью, он давно чувствовал сгу­щавшиеся над собой тучи. Его духовником в ту пору был прозорливый старец игумен Иоанн (Соколов), предупредивший отца Иоан­на, что дело на него написано, но отложено на несколько месяцев. Всецело предавший себя воле Божией, отец Иоанн воспринял арест как перевод на другое послушание — в за­ключение, к новой пастве. "Помышлял ли я о таком проявлении воли Божией? Коне­чно, нет. Но по опыту скажу, что чем ско­рее мы сердцем примем Богом данное, тем легче будет нести благое иго Божие и бремя Его легкое. Тяжелым оно становится от на­шего противления внутреннего". Больше четырех месяцев провел отец Иоанн на Лубянке, в Бутырке, а потом в страшной Лефортовской тюрьме. В следственном де­ле отца Иоанна были пачки доносов, клеветы, ложных обвинений, под которыми стояли подписи хорошо знакомых ему людей. С одним из таких "свидетелей" следователь устроил отцу Иоанну очную ставку. Увидев знакомое лицо, батюшка поспешил обнять "свидетеля", но тот неожиданно упал в об­морок... От отца Иоанна добивались "призна­ния" в клевете на советскую власть. Когда словесные доводы не помогали, применя­лись "методы физического воздействия", но он так и не признал себя виновным. В следственном деле появилась резолюция: "Враг не раскрывается". Отец Иоанн не испытывал вражды ни к кому, с благодарностью вспоминая узы, ко­торых удостоил его Господь.

В середине августа отца Иоанна поместили в камеру с уголовными преступниками. Но и это общество не мешало ему углубляться в свое основное делание — молитву. Не раз во время получасовых прогулок в колодце тюремного двора с вышки через громкого­воритель звучали предупреждения в адрес отца Иоанна: "Заключенный номер... гуляйте без задумчивости".

Впоследствии батюшка говорил: "Теперь уж какая молитва, — молитве лучше всего учит суровая жизнь. Вот в заключении у меня была истинная молитва, и это потому, что каждый день был на краю гибели. Мо­литва была той непреодолимой преградой, за которую не проникали мерзости внеш­ней жизни. Повторить теперь, во дни бла­годенствия, такую молитву невозможно. Хотя опыт молитвы и живой веры, приоб­ретенный там, сохраняется на всю жизнь".

Во время страшного пересыльного пути Го­сподь не раз спасал жизнь Своего избран­ника. А когда прибыли на место, зримо по­ казал ему, что "и волос с головы человека не упадет без воли Божией". Все заключен­ные, прибывшие в лагерь в одной партии с отцом Иоанном, были обриты наголо, а о нем последовал приказ (неизвестно, кто его от­ дал и почему): "У священника волосы не подстригать". Батюшку за все время его за­ключения не стригли ни разу! Промыслом Божиим внешний вид отца Иоанна остался таким, чтобы заключенные узнавали в нем священника. Те, кто вышел на свободу, впоследствии вспоминали отца Иоанна с благодарностью. Одно из таких воспоминаний принадле­жит ученому-этнографу, а в то время еще студенту Владимиру Рафаиловичу Кабо: "Я прочитал Библию — всю, от начала до кон­ца. Эту книгу книг дал мне Иван Михай­лович Крестьянкин... Он появился на 16-м ОЛПе, кажется, весной 1951 года. Я помню, как он шел своей легкой стремительной по­ходкой — не шел, а летел — по деревянным мосткам в наш барак, в своей аккуратной черной куртке, застегнутой на все пугови­цы. У него были длинные черные волосы — заключенных стригли наголо, но админи­страция разрешила ему их оставить, — была борода, и в волосах кое-где блестела начи­нающаяся седина. Его бледное тонкое лицо было устремлено куда-то вперед и вверх. Особенно поразили меня его сверкающие глаза — глаза пророка. Он был очень похож на Владимира Соловьева, каким мы знаем его по сохранившимся портретам. Но когда он говорил с вами, его глаза, все его лицо излучали любовь и доброту. И в том, что он говорил, были внимание и участие, могло прозвучать и отеческое наставление, скра­шенное мягким юмором. Он любил шутку, и в его манерах было что-то от старогорус­ского интеллигента... Мы быстро и прочно сошлись, одно время даже ели вместе, что в лагере считается признаком близости и взаимной симпатии. Мы много и подол­гу беседовали. Его влияние на меня было очень велико... Я встречал немало право­славных священников и мирян, но, кажет­ся, ни в одном из них... не проявилась с такой полнотой и силой глубочайшая сущ­ность христианства, выраженная в простых словах: «Бог есть любовь». Любовь к Богу и к людям — вот что определяло все его по­ведение, светилось в его глазах, вот о чем говорил он весь, летящий, устремленный вперед. К нему все без исключения относи­лись хорошо. Я не могу припомнить, чтобы было как-то иначе. Этот необыкновенный человек обладал способностью привлекать людей, возбуждать к себе любовь. И это по­ тому, что он сам любил людей. В каждом человеке он стремился разглядеть его духов­ную природу. Достоинство личности было для него высшей ценностью. Человека, способного принять и понести в себе Бо­жественный свет, он видел и в закоренелом преступнике. Эту черту отца Иоанна я на­блюдал много раз, замечая, с какой откры­тостью, любовью он говорит с профессио­нальным вором, с человеком, несущим на себе тяжелый груз прошлых преступлений. В этом, я думаю, и был величайший смысл его пребывания в лагере..."
В лагерях и тюрьмах отца Иоанна любили даже уголовники, не раз спасавшие "батю" от неминуемой гибели. В них батюшка видел несчастных, изломанных жизнью людей. Любовь Христова помогала ему относить­ся к ним без страха и отвращения, их имена были записаны в его синодике. Соузником отца Иоанна был протоиерей Ве­ниамин Сиротинский, также оставивший воспоминания: "Когда мы с отцом Иоанном Крестьянкиным были в Сибири в лагерях на валке леса, по его молитвам Господь ис­ целял. В леденящие до самой глубины мо­розы святили мы тайно с ним на Креще­ние воду, а потом этой водой и молитвой успешно лечили заключенных. Однажды дошел слух, что у начальника лагеря смер­тельно заболела дочка. Врачи предсказы­вали скорую смерть и заявили, что ничего нельзя сделать для выживания. В отчаянии начальник послал за нами, мы попросили всех выйти, сокращенным чином окрестили ребенка, дали выпить освященной воды, помолились, и — чудо! — на другой день ребенок был здоров!"

Весной 1953 г. заключенного Крестьянкина по состоянию здоровья и перевели в инва­лидное отдельное лагерное подразделение под Самарой, называемое Гавриловой По­ляной. "Место, куда мы прибыли вчера, по природным и климатическим условиям значительно лучше. Слава Богу за все! По­рядок посылки писем остается прежний. На волжском побережье установилась чуд­ная погода: теплая и солнечная. Русская зо­лотая осень радует и ободряет всех. У меня все благополучно. Радуюсь, благодушест­вую и за все благодарю Господа", — писал отец Иоанн 21 октября 1953 г. Этот период заключения был намного лег­че предыдущего. Его определили на работу по гражданской специальности, бухгалте­ром. Здесь его изредка навещали духовные чада, утешая главным: они умудрялись тай­ но передавать батюшке Святые Дары, и он причащался В феврале 1954 г. тайно от брата Татьяна Михайловна Крестьянкина подала касса­цию о пересмотре дела отца Иоанна. Ей отка­зали. Тогда духовные чада стали настоятельно просить, чтобы батюшка от себя по­слал прошение о помиловании, на что он в письме ответил им тоже отказом: "Хлопо­ты, предпринятые моей сестрой, я считаю излишними, а какое-либо добавление к ним со своей стороны — совсем ненужной затеей. Полагаю, что я не ошибаюсь. Во­оружимся лучше еще большим терпением, приносящим огромную пользу для каждого из нас, и несомненным упованием на на­шего общего Ходатая и Утешителя. Да про­стит Он всех нас, а мы друг друга от всего своего сердца, и да увенчает полным успе­хом все наши надежды, возлагаемые нами на Него с истинной верою... Она научает нас приносить Богу жертву любви, всю жизнь и в радости, и в горе предавая Богу; Она научает нас принять и хранить Божии откровения, Божии обетования, страхом Божиим она оградит нас от потопа зла и нечестия, захлестывающего мир. Вера ста­нет нам спасительным ковчегом, где корм­чим будет Сам Господь, Который приведет нас к вратам праведности. И исчезнет страх, с которым взираем мы в завтрашний день, ибо что такое он, этот завтрашний день, если верующему в Бога и живущему в Боге обещана вечность... Заранее и преждевре­менно не составляйте никаких планов или предположений на будущее время. Да будет на все воля Господня!.." Освобождение пришло к отцу Иоанну неожи­данно, досрочно, в день Сретения Господ­ня — 15 февраля 1955 г. Срок сократили на два года. В этот день отца Иоанна вызвали в лагерное управление и вручили докумен­ты об освобождении. При прощании на­чальник спросил отца Иоанна: "Батюшка, вы поняли, за что сидели?" - "Нет, так и не понял". И тот ему говорит: "Надо, батюш­ка, идти за народом, — сделал паузу, — а не народ вести за собой". Но воля Божия со­стояла в том, чтобы отец Иоанн вел народ за собой ко Христу, став поистине всероссий­ским пастырем.

В течение 12 лет отец Иоанн служил в при­ходских храмах: сначала в Пскове, затем в Рязанской епархии. Власти не давали ему задерживаться на одном месте. Во всех храмах, где он был настоятелем, отец Иоанн своими руками менял кровлю, штукатурил стены, красил полы — не гну­шался никакой грязной работой. Каждый год он старался побывать в Глинской пу­стыни у своего духовника — схиархимандрита Серафима (Романцова). Когда мо­настырь закрыли и старец Серафим пере­селился в Сухуми, отец Иоанн продолжал еже­годно посещать его, высказывая сокро­венное желание своего сердца — быть мо­нахом. В 1966 г. он тяжело заболел, и тогда отец Серафим постриг его в мантию. Это было в день преподобного Сампсона Странно­приимца. Позднее отец Иоанн скажет: "По­стригли меня в день Сампсона Страннопри­имца, вот я и странноприимец всю жизнь". В 1967 г. иеромонах Иоанн получил от Свя­тейшего Патриарха Алексия I благослове­ние на служение в Псково-Печорском Ус­пенском монастыре. Впоследствии он пи­сал в предисловии к составленной им "На­стольной книге для монашествующих и ми­рян": "Монашество — великая Божия тай­на! Мое монашество началось с послушни­чества в шестилетнем возрасте и до 56 лет проходило на приходе среди волнений и за­бот многомятежного мира, и завершилось более чем тридцатилетним житием в древ­нем монастыре".
Митрополит Иларион (Алфеев), попавший в Псково-Печорский монастырь 13-летним мальчиком, вспоминал: "В один из сумрачных и морозных дней той далекой зимы я увидел на дворе Псково-Печорского мона­стыря толпу людей, преимущественно жен­щин, одетых в теплые пальто и шерстяные платки. Выражение их лиц, сумрачное и озабоченное, вполне соответствовало пого­де. Вдруг я заметил, как из дверей братского корпуса вышел пожилой монах невысоко­го роста, в черной рясе и скуфье, с рас­пущенными серебряными волосами. Как только он появился, толпа ринулась к нему навстречу: люди бежали, обгоняя друг дру­га, спеша получить его благословение. Лицо старца сияло, подобно весеннему солнцу, и на лицах людей засветилась радость. Это и был отец Иоанн (Крестьянкин), имя ко­торого уже тогда было окружено всероссий­ским почитанием. Ради того, чтобы увидеть его, чтобы получить его благословение или совет, тысячи людей со всей России стека­лись в Псково-Печорский монастырь. Для каждого отец Иоанн находил доброе слово, каждого умел обласкать, утешить, духовно укрепить. От отца Иоанна всегда исходи­ла необыкновенная теплота и энергия. По окончании беседы отец Иоанн помазывал посетителя освященным маслом, давал с собой иконки, антидор, снабжал духовной литературой, которой тогда так не хватало. Советы отца Иоанна были простыми и здравыми. Не помню случая, чтобы он навязывал какое-либо решение. Он всегда подчеркивал, что каждому человеку Богом дарована свобода, и никакой духовник, ни­ какой старец не может ее нарушить..." В обители отец Иоанн вел огромную перепи­ску: ему писали со всей России, как духов­ные чада, так и люди, которые никогда не видели батюшку, а только наслышаны бы­ли о силе его молитвы. И для каждого нахо­дилось у него слово вразумления и утеше­ния. Пройдя свой скорбный путь, отец Иоанн научился "терпеливо терпеть и смиренно смиряться" и во всем полагаться на Гос­пода. Об этом он говорит в своих письмах. "Все от Бога, а значит — все во спасение. Нам же только Господа благодарить и сла­вословить за прожитую жизнь, за ее радо­сти и скорби". "Воля Божия о нас та, чтобы мы, живя на земле, научились познавать Бога и с радо­стью и желанием следовать воле Божией — единственной спасительной и наполняю­ щей жизнь истинным содержанием". "Пусть никого и ничего не будет для тебя дороже Господа и ближе твоего Ангела хра­нителя. Поверь и утвердись в мысли, что Они всегда с тобой, обращайся к Ним мыс­ленно, и тогда никакие — ни внешние, ни внутренние бури не коснутся души твоей и разум твой не омрачит никакая тьма. Жить трудно, жить сложно, но жить надо. Надо идти крестным путем жизни, неся по это­му крестному пути свой крест". Когда жиз­ненный путь, по выражению отца Иоанна, "определен без Промысла Божьего", буду­щее вызывает страх. Но "как спокойно, как хорошо жить именно верующему челове­ку, — он не страшится там, где может быть страшно, он не страшится за свою жизнь, за жизнь своих близких, за нынешний день и за завтрашний. С Богом живет верующий весь день, в радости и успехе — радуется, в печали и усталости — не отчаивается, зная, что это крест его сегодняшнего дня, а день весь был благословлен Богом". "Промысл Божий прав всегда, и если Он попускает нам испивать горечь современ­ной жизни, то это, при несомненном дове­рии Богу, есть единственно спасительный путь для нас... В это страшное время, когда оскудевает мир духом православия, сохра­нить веру и доверие Богу, не поколебаться, не возроптать, сохранить любовь к заблуж­дающимся и жалость к врагам — это путь Божией Правды, это значит — соделывать свое спасение. Вот и все". "Сам я всегда имел такую установку в жиз­ни: «Ничего не просить и ни от чего не от­казываться». Принял в свое время и сан, как естественный ход событий в жизни (было с детства устремление к Церкви), принял как от Бога и отстранение на семь лет от служения, и был возвращен к служе­нию по воле Божией ранее определенного срока. Все Им, все от Него, все к Нему — так и живем. И вот теперь, к концу жизнен­ ного пути, свидетельствую я, что лучшего и вернейшего пути нет, как жить по воле Бо­жией. А волю Божию нам так ясно являют обстоятельства жизни".

Достигнув преклонного возраста, старец уже не мог принимать всех нуждающихся, но до последнего времени отвечал на мно­ жество писем со всего мира. Почти ежеднев­но батюшка причащался Святых Христовых Тайн. 5 февраля 2006 г., в день Собора но­вомучеников и исповедников Российских, он также причастился после ранней Боже­ственной литургии. В 9 часов 50 минут, при начале поздней Литургии, он в полном со­знании отошел в вечность.

25 июня 2005 г. отец Иоанн составил духовное завещание своей всероссийской пастве. Приведем здесь его заключительные слова: "Дорогие мои, чадца Божии, верьте Богу, доверяйтесь Ему! Примите все в жизни: и радость, и безотрадность, и благоденствие, и злоденствие, как милость и истину путей Господних, и ничего не бойтесь в жизни, кроме греха. Только он лишает нас Божьего благоволения и отдает во власть вражьего произвола и тирании. Любите Бога, люби­те Любовь и друг друга до самоотвержения. Знает Господь, как спасать любящих Его"» (За Христа пострадавшие : Гонения на Русскую Православную Церковь … Кн. 7. С. 452–453, 458–459).