Николай (Шкрумко Николай Яковлевич), митрополит

«В 1937 г., в ходе "решительного наступления социализма на капиталистические элементы города и деревни", был арестован отец буду­щего митрополита — Яков Захарович Шкрумко. Вернувшись в 1947 г. из лагеря весь боль­ной, вскоре умер. Через некоторое время была арестована и выселена в Винницкую область мать будущего владыки — крестьянка Марфа Шкрумко. Всего у Захара и Марфы родилось одиннадцать человек детей, выжили пятеро: Николай, две его сестры и два брата. Внук Марфы Шкрумко вспоминал: "Засыпаем — бабушка в углу на коленях молится, просы­паемся — та же картина, бабушка молится всю семью". Впоследствии Марфа Шкрумко от руки сына-архимандрита приняла в Почаевской лавре монашеский постриг: сначала в мантию с именем Мария, затем в великую схиму с именем Марфа. Николай, как сам часто говорил, "все умел делать": покрыть крышу, скосить, отремонти­ровать. Оставшись без отца и матери, ходил на заработки. Бывало, что бит был за это дважды: националисты били за то, что пришел "с кол­хоза", а комсомольцы в родной деревне могли побить, что идешь "с бендеры". Побьют и хлеб отнимут. А дома — младший брат и сестра. Во время оккупации будущий митрополит убегал по реке подальше от села, чтобы не угнали на работы в Германию. Из статьи митрополита Ижевского и Уд­муртского Викторина (Костенкова), посвя­щенной митрополиту Николаю: "Еще мальчи­ком Николай Шкрумко начал прислуживать в храме. Во время войны, спасаясь от голода, он недолгое время жил в Почаевской лавре, где один из старцев предсказал ему, что в бу­дущем он станет монахом этой обители. Но в 1948 г., направляясь в храм на богослужение, Николай был арестован за религиозные убе­ждения и как сын репрессированных родите­лей. Его сослали на восемь лет в Карело-Фин­скую ССР... Как вспоминал владыка, жизнь захлестнула его, и он забыл о предсказаниях почаевского монаха. Однако, живя и работая в Петрозавод­ске, он тайно посещал Крестовоздвиженский кафедральный собор (ему это было запре­щено), где его приметил настоятель (впослед­ствии епископ Пермский Никон) и добился отмены установленного запрета. С этого мо­мента Николай служил в храме чтецом, пев­чим, иподиаконом и в том же 1953 г. посту­пил в Ленинградскую духовную семинарию. Статья, по которой отбывал заключение, не давала ему возможности жить в семинарии — только за 101-м километром. Чтобы учиться, ему пришлось жить на вокзале. «Измучился, вечно спать хотел. И так целый год. Семи­нарии не окончил», — вспоминал архиерей. В 1954 г. Николай Шкрумко был пострижен в монашество, рукоположен во иеродиакона к храму во имя святых первоверховных апо­столов Петра и Павла в городе Валдае Нов­городской епархии. Для него это стало на­ стоящим чудом. Владыка вспоминал потом, что в этом ему помог начальник паспортного стола, верующий человек. Чиновник, рискуя своим статусом и свободой, предложил инсце­нировать потерю паспорта и на основании справки, полученной в милиции, выписал будущему владыке новый паспорт, где не было никаких отметок о судимости и ограничении места жительства". Впоследствии, когда архимандрит Николай (Шкрумко) в 1973 г. был включен в состав Рус­ской духовной миссии в Иерусалиме, близкие не могли поверить, что это возможно, ведь бывших заключенных за границу не выпу­скали. "А все благодаря этому начальнику паспортного стола. Никто не знал, наверное, что он сын протоиерея. И за этого начальника я всю жизнь молился и молюсь. И слава Богу! Я только благодарю Бога за такую страницу жизни", — рассказывал митрополит Николай. В 1977 г. будущий митрополит был возведен в сан архимандрита и назначен начальником Иерусалимской миссии. В его обязанности вменялось окормлять весь Ближневосточный регион: Сирию, нынешний Ливан и Ирак. Он давно хотел побывать в храме Пророка Илии на Голанских высотах. И однажды такая воз­можность представилась, когда по благослове­нию Антиохийского Патриарха ему довелось служить там в престольный праздник. Народ очень шумно встречал русского архимандрита. И среди криков он вдруг услышал по-русски с акцентом: "Многа лета-а! На здоровья-а!" Это кричали два старика. После службы он отыскал их. Оказалось, что одному было 92, а другому 96 лет. До революции оба учились в русских школах в Палестине, открытых цар­ским правительством. "Их учили бесплатно русские монахини, обученные арабскому языку и восточным традициям, — рассказывал митрополит Николай. — Поэтому нас так при­ нимали и принимают сейчас благодаря заслу­гам еще той, царской России". В Александро-Невском соборе Ижевска хранится старый деревянный крест с вмон­тированной в него частицей камня Голгофы и частицей древа Животворящего Креста Господня. Он сделан 100 лет назад афонски­ми монахами к 300-летию дома Романовых и освящен на Гробе Господнем. Его выносят на Крестопоклонную неделю и на Воздвиже­ние. Будущему митрополиту крест передал Патриарх Иерусалимский Венедикт со сло­вами: "Этот крест готовился для России, для русского народа, и более 100 лет он здесь, на Голгофе. Я передаю его вам, и вы отвезите его в Россию". С тех пор будущий владыка везде возил его с собой и затем завещал Ижевской и Удмуртской митрополии. Пребывание буду­щего митрополита на Ближнем Востоке совпало с началом арабо-израильского конфликта. Однако даже вооруженные столкновения не смог­ли помешать его пас­тырским трудам. Вот как рассказал об этом сам впоследствии сам митрополит Нико­лай: "Направлялся из Аммана в Иерусалим. Проехал на машине минут 30, смотрю — боевые самолеты и верто­леты начали летать, появились танки и броне­ транспортеры. Потом стали слышны взрывы. Тут к дороге подбегают солдаты и кричат: «Куда едешь?» Отвечаю: «Домой». Они мне: «Ты что, спятил? Арабо-израильская война началась». Во втором случае надо было съез­дить в Бейрут. Из советского посольства зво­нят, отговаривают: «Владыка, там опасно». Но меня ведь ждут прихожане. Еду. Останавлива­ют машину вооруженные люди и... начинают меня сопровождать. Около линии огня пере­дали другим вооруженным людям. И на обрат­ном пути то же самое. Противоборствующие стороны оберегали, оказывается, меня"» (За Христа пострадавшие : Гонения на Русскую Православную Церковь … Кн. 11. С. 664–665).