Недачин Николай Павлович, священник

Священник Николай Павлович Недачин родился 7 мая 1874 г. в с. Белоручье Смоленского уезда Смоленской губернии. Его отец, протоиерей Павел Васильевич Недачин (4.11.1830–15.04.1901), был настоятелем храма во имя Илии Пророка в с. Белоручье и благочинным округа, деды и прадеды, по крайней мере до пятого поколения, — священно- и церковнослужителями Смоленской епархии[1]. Мать — Анна Филипповна — обладала богатым опытом народной медицины и очень многим оказывала врачебную помощь. Двор дома, в котором прошло детство Николая, был почти всегда уставлен подводами, на которых из разных мест привозили больных. Детей в семье протоиерея Павла Недачина было восемь (не считая пятерых, умерших в детском возрасте): семь сыновей и одна дочь, всем им родители смогли дать хорошее образование. Николая, младшего из сыновей, они в 1884 г. определили в Смоленское духовное училище, после которого он в 1890 г. поступил в Смоленскую духовную семинарию и, окончив ее в 1898 г., получил назначение на должность 3-го учителя (учителя школы грамоты) в церковно-приходскую школу с. Фащево Поречского уезда, а в 1899 г. — учителя церковно-приходской школы с. Аселье Рославльского уезда[2].

Выпускнику семинарии, учителю сельской школы Николаю Недачину предстояло принять решение о выборе дальнейшего жизненного пути. Последняя четверть XIX столетия была временем, когда для детей духовенства открывался широкий доступ к получению светского образования и занятию выгодных государственных и коммерческих должностей, в то время как должность священно- или церковнослужителя в небогатом сельском приходе обеспечивала очень часто весьма скромное материальное и общественное положение. Поэтому светский путь избирали для себя очень многие дети из семей духовенства, не была исключением и семья Недачиных. Из шести братьев Николая один — Нил — стал священником, продолжая служить на месте отца в с. Белоручье, еще один — Евгений — псаломщиком, четыре же других брата, получив высшее образование в Москве, избрали для себя светскую службу: Василий стал директором одной из московских гимназий, Михаил — врачом в Москве, Александр работал в Москве в коммерческом банке, Павел служил учителем гимназии в г. Ельце.

Николай Недачин решил посвятить себя пастырскому служению. 10 февраля 1900 г. распоряжением правящего архиерея ему было предоставлено место священника при церкви с. Сосницы Гжатского уезда[3]. 23 апреля 1900 г. состоялся его брак с Еленой Дмитриевной Городской, выпускницей Смоленского епархиального женского училища, происходившей, также, как и он, из старинного рода священнослужителей Смоленской епархии[4]. 7 мая 1900 г. в надвратной Одигитриевской церкви г. Смоленска епископ Смоленский и Дорогобужский Петр (Другов) рукоположил его во диакона, а 14 мая того же года в Успенском кафедральном соборе — во иерея к храму святителя Николая Чудотворца с. Сосницы[5].

В Сосницкой церкви[6] проходило все дальнейшее служение иерея Николая Недачина. Приход был небогатый, но очень дружный, о храме всегда заботились, священнику помогали. Людей в храм ходило много. В крестных ходах, устраивавшихся по праздникам, особенно в дни памяти Святителя Николая и святых мучеников Флора и Лавра, участвовали почти все жители входящих в приход деревень. В храме находилась местночтимая икона Святителя Николая, ростовая, древнего письма, украшенная серебряной ризой[7]. В богослужении участвовал хороший хор с регентом.

Много сил отдавал священник Николай Недачин учительству в Сосницкой церковно-приходской школе. Основанная замечательным пастырем и организатором школьного дела, прежним настоятелем Сосницкого храма иереем Иоанном Крапухиным (1831–5.01.1900)[8], школа считалась одной из лучших. В ней обучалось более 100 детей, имелось общежитие на 13 человек для тех из них, кому зимой и осенью приходилось добираться из отдаленных деревень. Помимо обычных для церковно-приходской школы предметов, в ней обучали переплетному делу, садоводству и огородничеству. Хор, составленный из учащихся школы, принимал участие в церковном богослужении и был хорошо известен в благочинии, его часто приглашали на праздники в соседние храмы[9]. Ежегодные епархиальные отчеты отмечали усердие в преподавании и заботу о школе иерея Николая Недачина[10]. В 1911 г. он был награжден правом ношения скуфьи, в 1916 г. — камилавки[11].

Особенно любили прихожане своего священника за то, что, унаследовав от своей матери врачебные навыки, он безмездно лечил всех обращавшихся к нему окрестных жителей. Для крестьян зачастую это была единственная возможность получить врачебную помощь, так как ближайшая больница находилась на расстоянии 30 километров. Так же лечил он и своих детей, в семье их было трое[12]. После того, как 20 марта 1908 г. в возрасте 27 лет от внезапной болезни умерла его супруга, на него всецело легли заботы по их воспитанию. Помогали родственники: спустя некоторое время в Сосницы переселилась тетка по отцовской линии 60-летняя Александра Васильевна, помогавшая вести хозяйство и ухаживать за детьми, продолжавшая заботиться о них и после смерти священника.

События 1917–1918-х годов резко изменили жизнь православного духовенства и поставили его в совершенно иные обстоятельства несения пастырского служения, в условиях противодействия и прямых преследований со стороны новой закреплявшейся в стране власти.

В первый год после октябрьского переворота большевистская власть в очень многих местностях встречала сопротивление и неприятие своей политики, что подавляла с присущей ей жестокостью. В ноябре 1918 г. по всей Смоленской губернии прокатилась волна стихийных крестьянских восстаний, не миновавшая и Гжатского уезда. Причиной восстаний, по мнению большинства современных исследователей, являлось недовольство населения действиями новой власти[13], да и сами большевики признавали, что главной причиной ноябрьских мятежей на территории губернии была неудовлетворенность крестьянства их политикой, проводимой в деревне[14]. Однако, по понятным причинам, в объяснении причин восстаний большевистская пропаганда основной акцент делала на роли различных «контрреволюционных элементов» в их организации, представляя ноябрьские мятежи организованным из некого единого центра заговором буржуазии[15], «хорошо организованным походом против рабочих и крестьян» всех «контрреволюционных элементов России», которые «объединены в единый монархический союз», как было сказано в опубликованном в центральной печати докладе заведующего отделом ВЧК по борьбе с контрреволюцией Н. А. Скрыпника[16], — при том что даже самое поверхностное ознакомление с ходом восстаний в Смоленской губернии показывает, что монархические мотивы двигали восставшими в наименьшей степени[17].

Основной силой этого мятежа были крестьяне, доведенные до крайней степени недовольства действиями большевиков и потому с легкостью воспламенявшиеся порой даже только от слуха о свержении советской власти в соседней волости. Эта разгоряченная крестьянская масса разгоняла волостные советы, арестовывала и заключала под стражу коммунистов и советских работников (в некоторых волостях с ними произошли физические расправы), но после таких действий решительно не знала, в каком направлении хочет действовать, никакого конкретного представления о желательном для нее переустройстве институтов власти она не имела и буквально на второй день бунта понимала, что практического смысла в восстании для нее нет никакого.

Восставшие были очень плохо вооружены. Оружия ни у крестьян, ни у немногочисленных организаторов восстания из числа еще сохранявшихся эсеров и бывших белогвардейских офицеров, пытавшихся направить народное возмущение в какое-то скоординированное и управляемое русло, для вооружения значительной массы народа не было. Тем более не было у них такого оружия, какое имелось у подавлявших восстания красноармейских подразделений: пушек, большого количества пулеметов, броневика. Против броневика, прибывшего из Смоленска, у повстанцев вообще ничего не было, он наводил на них неописуемый страх и один очень многое сделал во время разгрома восстания в Поречье[18]. А рядовой отряд повстанцев, движущийся на захват уездного города, как ярко подмечено в одном из актов о ходе восстания (такие акты составлялись в каждом волостном совете после ликвидации мятежа), «скорее походил на демонстрацию, чем на какой-либо боевой отряд»[19]. «И вот эта темная, несознательная толпа идет от деревни к деревне, по пути как снежная лавина забирая за собой все более народа, нарывается, наконец, на организованные советские отряды, высланные для подавления восстания, и часть гибнет на месте, часть арестовывается…» — это описание типичного хода восстания, помещенное в одной из уездных советских газет, по-видимому, наиболее точно отражает происходившее[20].

В Гжатском уезде мятеж длился всего несколько дней и был быстро подавлен, — жестоко и со всей свойственной большевикам в таких вещах энергией. Проводившиеся при его подавлении карательные акции были направлена, в том числе, и против духовенства, ложно обвиненного в числе организаторов восстания[21]. Надо полагать, это было одним из компонентов того чувствительного урока, который большевики хотели преподать российской деревне, отбив у нее охоту противиться советской власти в будущем. Чрезвычайные комиссии и армейские подразделения, осуществлявшие подавление мятежа, производили расстрелы не по принципу наказать тех, кто участвовал в актах насилия по отношению к коммунистам и советским работникам (таких людей, как свидетельствуют архивные документы, в большинстве случаев поймать не удавалось, и, кроме того, кровь коммунистов и советских работников проливалась далеко не везде, где проходили восстания), — а по принципу преподать урок на будущее[22]. Где могли, там стремились наказать наиболее активных участников восстания из числа тех, кого смогли задержать, а где нет — наносили чувствительный удар по общине. Об активистах восстания в большинстве случаев дознавались у самих же местных жителей (от пособников или же выпытывая под страхом смерти), при этом, как водится, часто страдали невиновные[23].

5 (18) ноября 1918 г. отряд латышских стрелков, направлявшийся с целью подавления мятежа из Калуги в Гжатск, проходя через Сосницы, расстрелял настоятеля храма священника Николая Недачина, второго священника Михаила Васильевича Скворцова вместе с его старшим сыном (студентом) и псаломщика и учителя сельской школы Павла Ивановича Доронина.

Об обстоятельствах расстрела и других бедствиях, учиненных в с. Сосницы латышскими стрелками, сообщил епархиальному начальству местный благочинный, узнавший о случившемся из рапорта свидетеля событий, чудом уцелевшего диакона Сосницкой церкви Василия Рослова. Отец Василий сообщал, что жители волости приняли участие в восстании, в связи с чем для «усмирения и подчинения» сюда был послан карательный отряд латышских стрелков. После того, как латышские стрелки совершили расстрелы, они сожгли церковь, школу и дом священника Михаила Скворцова с постройками[24].

Местная жительница П. В. Петрова, свидетель этих событий, рассказывала: «В 1918 г. в д. Батюшково [непосредственно примыкающей к с. Сосницы] прибыл гонец из Гжатска и стал проводить агитацию о несостоятельности советской власти. В Сосницкой волости удалось арестовать всех членов совета, об этом происшествии сообщили в Темкино. В д. Батюшково со станции Темкино был направлен отряд латышей, вооруженный винтовками и пулеметом. Придя в деревню, латыши выстроили всех жителей и допрашивали: „Кто был активистом этого мятежа?“ Решили расстреливать каждого десятого, но не расстреляли. В Сосницкой церкви находилось 4 человека, латыши расстреляли 2-х священников и учителя, подожгли церковь. Случайно был убит юноша 17 лет[25]. Затем отряд отправился в д. Уполозы, там латыши расстреляли 6–7 человек. Вернулись в д. Батюшково. Подстрекатель Чуб из д. Митино оговорил сельчан в причастности к мятежу и латыши заставили жителей д. Батюшково рыть могилу, но расстреляли одного Иванова (23 лет). В д. Перетес убили 6 человек»[26]. Мария Степановна Павлова (1911–2001), прихожанка церкви с. Сосницы, вспоминала, что еще три местных жителя были убиты, когда латышский отряд на подступах к Батюшково выстрелами рассеивал толпу собравшихся. Этих убитых заставили похоронить прямо на тех местах, где убили (их могилы, обнесенные заборчиками, долгие годы так там и оставались). В восстании участвовал дядя Павловой, который и рассказал ей о его ходе. Люди, кто с вилами, кто с лопатами, кто с топорами, собрались у Сосницкой церкви. Там они залегли за камнями и ждали, когда красноармейцы приблизятся. (Мария Степановна отмечала, что в других местах восставшие тоже собирались у церквей, например, у церкви в близлежащей деревне Бокари.) После того, как латышские стрелки, приблизившись, открыли стрельбу по камням, мятежники разбежались кто куда. Говорили, что когда командир латышей переходил брод, соединяющий д. Батюшково и с. Сосницы, в него выстрелили с колокольни и подстрелили лошадь — по этой причине и сожгли церковь[27].

По рассказам П. С. Недачиной (1903–2003), жены оставшегося в живых старшего сына священника Николая Недачина — Павла, местные жители, узнав о приближении к Сосницам карательного отряда, приняли решение уйти в лес и переждать там, пока красноармейцы не уйдут. Уговаривали так поступить и отца Николая, но он отказался, сказав, что ему нечего бояться, он не станет уходить, поскольку никому ничего плохого не делал, и ему тоже никто ничего плохого не сделает. Тем не менее сразу после того, как солдаты вошли в Сосницы, они направились к его дому. Обстреляв дом, они вывели из него священника и укрытых в подполе троих его детей, повели по дороге к храму. Жители села просили солдат не убивать священника и детей, но им удалось в последний момент уговорить только не расстреливать детей. На глазах у детей, около церковной ограды иерея Николая Недачина расстреляли[28]. Присутствовавшие при расстреле рассказывали потом, что длинные волосы священника запутались в ветвях лиственницы, у которой производился расстрел, и тело его, несмотря на выстрелы, никак не падало на землю (эта лиственница стоит до сих пор). Учителя Павла Доронина убили, когда он выходил из храма. Его окликнули, однако он не счел нужным повернуться, и ему выстрелили в спину, затем добили прикладами. Хоронить его не разрешили, и он долго так и лежал на земле на месте убийства; лишь спустя некоторое время его похоронили вместе с отцом Николаем. Диакона тоже искали, но нашли: ему удалось спрятаться[29].

В дневнике Лидии Недачиной, дочери священника, сохранилась запись, сделанная в те дни: «Убили красноармейцы папу! Ужасно, ужасно трудный скорбный день!.. 6 ноября папу похоронили на том месте, где и убили. 3 стрелковый латышский полк. Это был полк, который убил наше сокровище, нашу жизнь»[30].

Священника Николая Недачина каратели также заставили похоронить прямо на месте расстрела, без гроба. Однако через некоторое время после того, как они ушли из села, прихожане сделали гроб и перезахоронили тело убитого настоятеля у алтаря церкви, поставив на могиле крест[31].

В постановлении Святейшего Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 3/16 мая 1919 г. тоже имеется описание событий, произошедших в Сосницах. В их соединенном присутствии рассматривалось прошение проживавшей в с. Сосницы вдовы ранее служившего здесь диакона Г. А. Рослова (†1908) Евдокии об оказании ей материальной помощи в связи с тем, что латышскими стрелками был сожжен ее дом. В постановлении говорится: «5 ноября 1918 г. ранним утром в Сосницу прибыл карательный отряд латышей. Настоятель церкви священник Николай Недачин был расстрелян около святых ворот церковной ограды, с другой стороны ограды ружейными прикладами убит учитель — псаломщик П. Доронин, второй священник М. Скворцов, предполагавший найти спасение в лесу, был настигнут пулей на поле, его старший сын-студент убит около дома; в то время, как одни занимались расстрелом, другие резали по дворам живность, брали белье, снимали наволочки с подушек; в церкви сняли ризы с икон, взяли крест, евангелие, сосуды, плащаницу; село было подожжено; жертвой огня стал и дом Рословой. Просительнице 50 лет, имеет двух малолетних детей, живет в чужом доме и питается тем, что выпросит у прихожан»[32].

Несмотря на то, что священник Николай Недачин не принимал участия в восстании, в местной печати его расстрел, как и расстрел священника Михаила Скворцова и учителя Павла Доронина, был представлен как наказание за вооруженное сопротивление советской власти. 23 ноября 1918 г. в «Известиях Юхновского совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов» была помещена заметка «Расстрел попов-мятежников», в которой говорилось: «За выступление против советской власти в с. Сосницах расстреляны участники белогвардейского мятежа — два попа села Сосницы и учитель того же села Доронин. Церковь, школа, и поповские хоромы сожжены. Среди населения пострадавших нет»[33], — а областная газета «Западная Коммуна» в номере за 26 ноября 1918 г. оправдывала произведенные расстрелы тем, что при усмирении восстания погибли некоторые из красноармейцев. События, произошедшие в Сосницах, она излагала следующим образом:

«В Юхновском уезде благодаря кулацкой агитации возникло восстание. Прибывшая латышская воинская часть (из Калужской губернии), лишний раз доказавшая свою преданность советской власти, быстро ликвидировала мятеж. При усмирении кулаков погибло восемь товарищей из продовольственной армии Западной Коммуны, они были посланы в одну восставшую волость, но за кровь товарищей продовольственников и шести латышей коммунистов поплатились жизнью десятки контрреволюционеров. В Сосницкой волости расстреляны все главари бунта. В том числе — три священника с крестом на груди стрелявшие в коммунистов… Нельзя не отметить революционную дисциплину в продовольственном отряде Западной Коммуны, давшем обещание победить или умереть. Залогом этого обещания служит смерть восьми товарищей»[34].

Однако в самом скором времени, благодаря некоторому случайному обстоятельству (в статье оказались неожиданно задеты интересы влиятельных лиц), эта газета вынуждена была признать, что дело обстояло иначе. В номере за 27 ноября она поместила письмо бывшего руководителя временного военно-революционного штаба Юхновского уезда Цигельмана, в котором тот писал:

«Товарищ Редактор.

В газете „Западная Коммуна“ от 26 ноября за № 277 помещена статья, под заглавием „Белогвардейский мятеж“, в которой указано, что при усмирении кулацкой банды погибло 8 волонтеров-продовольственников и 6 латышей коммунистов, [на] что необходимо заметить следующее: 8 волонтеров-продовольственников вместе с 6-ю коммунистами станции Темкино были посланы узнать о положении в Сосницкой волости, которых и захватили белогвардейцы в плен и обрекли их расстрелу; благодаря же прибывшего подкрепления белогвардейская банда была рассеяна и во время бегства которой успели благополучно освободиться наши пленники, после чего и выясняется, что при усмирении восстания потерь с нашей стороны не оказалось…»[35].

Это же подтверждается опубликованными в 1920 г. записками одного из 8-ми названных погибшими продотрядовцев, а именно командира отряда, члена уездного исполкома Ф. Я. Беспалова: все они до окончания мятежа просидели под арестом[36]. Кроме того, в докладной Юхновского исполкома, направленной в продовольственный отдел исполкома Западной области, указывается, что эти продотрядовцы имели «постыдное поведение», выражавшееся в «наклонностях к грабежу мирных граждан и непозволительной трусости»[37].

Воспоминания старожилов и немногие дошедшие до нашего времени архивные документы свидетельствуют о необычайной сплоченности общины Сосницкой церкви и высокой религиозной настроенности крестьян волости. После того, как церковь в Сосницах была сожжена карательным отрядом, прихожане на прежнем месте в течение двух месяцев поставили новую деревянную церковь, почти таких же размеров. 10 декабря 1918 г. Сосницкий волостной исполком принял решение выплатить детям расстрелянного священника Николая Недачина компенсацию за отобранную в Уездпромком лошадь, из средств, собранных с населения[38]. А за несколько дней до восстания, 10 ноября, когда в Сосницкой волости был назначен митинг по поводу празднования годовщины революции, состоялось собрание граждан волости в количестве 256 человек, которые отказались участвовать в митинге, «заявив единогласно неудовольствие по поводу удаления икон из здания волостного совета». Иконы были повешены обратно, решено было ходатайствовать перед Юхновским уездным исполкомом об оставлении их на месте, так как, говорилось в протоколе собрания, «население волости всё без исключения исповедует православную веру и не желает удаления таковых»[39]. Может быть, именно эта религиозная сплоченность населения и была главной причиной расстрела священнослужителей и сожжения храма. Ведь в деревне Сосницы красноармейцы разыскивали и приговорили к расстрелу только служителей Церкви — священников и учителя, бывшего в свое время псаломщиком; дьякона тоже искали, но не нашли. Были еще убитые, но они пострадали, как говорилось выше, когда солдаты на подступах к деревне выстрелами рассеивали толпу собравшихся. Их могилы, обнесенные заборчиками, так и были потом разбросаны на местах убиения за деревней.

Как епархиальное, так и Высшее Церковное Управление того времени назвали смерть священника Николая Недачина страданием за веру. Об обстоятельствах расстрела Священному Синоду рапортом от 21 января / 3 февраля 1919 г. сообщил временно управляющий Смоленской епархией епископ Вяземский Павел (Ивановский)[40]. Имя иерея Николая Недачина было включено как в епархиальный, так и в общецерковный «Список лиц, пострадавших за Веру и Церковь в дни гонений на них», ведшийся во исполнение решений Поместного Собора 1917–1918 гг.[41] (епархиальный список велся в 1918–1919 гг. Смоленским епархиальным советом, общецерковный — сначала Соборной комиссией о гонениях на Православную Церковь, а после закрытия Поместного Собора 1917–1918 гг. — Делегацией Высшего Церковного Управления для защиты пред правительством имущественных и иных прав Православной Церкви, занимавшейся сбором сведений о гонениях и дававшей им церковную оценку). Имя священника Николай Недачина содержится в общецерковном «Списке лиц, пострадавших за Веру и Церковь в дни гонений на них» от 15 августа 1919 г. (последнем из выявленных на сегодняшний день)[42] и в епархиальном списке конца 1918 – начала 1919 г. (также последнем из известных в настоящее время)[43].

После расстрела в 1918 году служителей Сосницкого храма во вновь построенной церкви служил иеромонах Илия (Картавцев), живший в выкопанной им самим землянке[44], дьяконом продолжал служить Василий Рослов (позднее служил в Сосницах священником)[45], псаломщиками были Тимофей Васильев и Павел Жуков[46]. По воспоминаниям местных жителей, еще некоторые священнослужители проживали в землянках за селом, в селе жили также несколько монахинь и юродивый Филиппушка. Позднее в храме служили: диакон Федор Крюков (бывший потом священником в с. Курашево) и псаломщик Алексей Лебедев (1920-е гг.)[47], священник Гавриил Клитин (1930-е гг.)[48].

Последующие годы стали для причта Сосницкого храма, как и для причтов десятков тысяч русских храмов, временем исповедничества. Священники Гавриил Клитин и Федор Крюков расстреляны в 1937–1938 гг., иеромонах Илия (Картавцев) в 1930 г. был осужден на 5 лет ссылки в Северный край, псаломщик Тимофей Васильев — на 3 года концлагерей условно[49]. В конце 1930-х годов храм в Сосницах был закрыт[50].

Во время Великой Отечественной войны через с. Сосницы восемь месяцев проходила линия обороны. Несмотря на то, что храм оказался очень удобным ориентиром для немецкой артиллерии (он стоял на крутом высоком берегу реки Вори и был виден издалека), наши войска, занимавшие село, как это хорошо помнят старожилы, не решились его сами уничтожить, но частыми бомбардировками и артиллерийскими обстрелами противника храм и само с. Сосницы были разрушены до основания. После войны село уже не восстановилось. В настоящее время здесь находится кладбище, где хоронят жителей окрестных деревень. В 1999 г. на месте захоронения священника Николая Недачина установлен крест, это место почитается местными жителями.

__________________________________________

[1] Линия священно- и церковнослужителей Смоленской епархии Недачиных (до 1815 г. — Невдачиных), предков священника Николая, прослеживается как минимум до конца XVII столетия. Его дед Василий Недачин (12.04.1805 – не позднее 1864) был диаконом Благовещенской церкви г. Сычевки; прадед, прапрадед и прапрапрадед — Евфимий (16.01.1777–23.04.1822), Андрей (1745–19.11.1782) и Стефан (1718–08.04.1768) Невдачины — священниками в с. Монино Бельского уезда, отец священника Стефана Невдачина — Харитон (род. до 1700, ум. после 1718) — по всей видимости, тоже был священнослужителем, служил в с. Монино и носил фамилию Невдачин (священником в с. Монино был и другой его сын — Меркурий Невдачин). Родной дядя отца Николая — иеромонах Макарий (Недачин; 1832 – не ранее 1865) — подвизался в Вяземском Предтеченском монастыре и был преподавателем Вяземского духовного училища.
[2] ГА Смоленской обл. [далее — ГАСО]. Ф. 49. Оп. 1. Д. 48. Л. 54 ; Ф. 391. Оп. 1. Д. 4. Л. 30 ; Смоленские епархиальные ведомости. 1890. № 13. С. 588 ; 1898. № 12. С. 623 ; № 17. С. 932 ; 1899. № 19. С. 1038.
[3] Смоленские епархиальные ведомости. 1900. № 4. С. 187.
[4] Елена Дмитриевна Городская (1880–20.03.1908) окончила Смоленское епархиальное женское училище в 1897 г. Ее отец Дмитрий Климентович Городский (17.10.1840–28.04.1890) служил преподавателем в этом, а также в Рославльском и Смоленском духовных училищах, был награжден орденами св. Станислава и св. Анны 3-й степени, похоронен в Смоленске в Авраамиевском монастыре. Дед Елены Дмитриевны по отцовской линии — дьякон церкви с. Пакиничи Рославльского уезда Климентий Городский (1799–08.08.1864), прадед — священник с. Шумячки того же уезда Потап Городский (1768 – не позднее 1848), прапрадед — дьячок Пятницкой церкви г. Рославля Савелий (Савва) Яковлевич Городский (род. между 1738 и 1748, ум. в 1795). Другой прадед — протоиерей церкви с. Пакиничи Стефан Полубинский (1790–01.05.1852), прапрадед — священник с. Несоново Рославльского уезда Климент Полубинский (1763 – не ранее 1811), его отец — дьячок церкви с. Криволесье того же уезда Иоанн Романович Полубинский (1735/1736–1797). Дед по материнской линии — священник с. Подсосонки Юхновского уезда Михаил Грибоедов (02.11.1815–20.03.1885), его отец — Алексий Грибоедов (1791–1841) — священник с. Печатники Бельского уезда, дед и прадед (Игнатий Грибоедов (1766/1767 – не ранее 1841) и Гавриил (род. не позднее 1747)) — священники с. Борисково того же уезда.
[5] Смоленские епархиальные ведомости. 1900. № 4. С. 187 ; № 10. С. 513.
[6] Церковь эта имела два престола: во имя Святителя Николая (зимний храм) и мучеников Флора и Лавра (летний) — и являлась одним из древнейших деревянных храмов Смоленской губернии. Построена в 1735 г. усердием прихожан. По официальным данным за 1898 г., в приход Сосницкой церкви входили 27 сел, находившихся на расстоянии от 1 до 8 верст, прихожан насчитывалось 3852 человека (см.: Краткое описание церквей Смоленской епархии / сост. свящ. Александр Санковский. Вып. 1. Смоленск, 1898. С. 225–226 ; Архив Института истории материальной культуры. Ф. 4. Д. 842).
[7] Архив Института истории материальной культуры. Ф. 4. Д. 842. Л. 10.
[8] См. о нем: Некролог священника Иоанна Сергеевича Крапухина // Смоленские епархиальные ведомости. 1900. № 23. С. 1163–1169.
[9] См.: Отчет о состоянии церковных школ Смоленской епархии в 1914–15 году // Смоленские епархиальные ведомости. 1916. № 16, отд. офиц. С. 463, 467 ; № 17, отд. офиц.  С. 519, 521 ; Смоленские епархиальные ведомости. 1897. № 13. С. 737.
[10] См.: Отчет о состоянии церковных школ Смоленской епархии в 1912–13 учебном году // Смоленские епархиальные ведомости. 1914. № 15, отд. офиц. С. 436 ; Отчет о состоянии церковных школ в 1914–15 году. № 16, отд. офиц. С. 478–479.
[11] Смоленские епархиальные ведомости. 1911. № 7, отд. офиц. С. 145 ; 1916. № 10, отд. офиц. С. 256.
[12] Павел, Лидия и Василий (1903, 1905 и 1907 г. р.).
[13] См., например: Илькевич Н. Н. Расстреляны за заговор, которого не было : (Еще раз о деле генерала М. Дормана. 1918 год) // Край Смоленский. 1993. № 7/8. С. 39 ; Информационные материалы ВЧК–ОГПУ за 1918–1922 гг. как исторический источник / Л. Борисова [и др.] // Советская деревня глазами ВЧК–ОГПУ–НКВД, 1918–1939 : док. и материалы в 4 т. Т. 1. М., 2000. С. 26 ; Осипова Т. В. Российское крестьянство в революции и гражданской войне. М., 2001. С. 257, 262, 271, 279 ; Сикорский Е. А. Борьба за власть в Западном крае (1917—1920 гг.). Смоленск, 2001. С. 318 ; Федоренко П. П. Революционные трибуналы Смоленской губернии (декабрь 1917–1922 гг.) : дис. … канд. ист. наук : 07.00.02. Смоленск, 2006. С. 83–84.
[14] См., например: ГАСО. Ф. Р-161. Оп. 1. Д. 120. Л. 33 ; Бедняк. Смоленск, 1918. 15 дек. (№ 64) ; Западная Коммуна. 1918. 14 нояб. (№ 267) ; Звезда. Смоленск, 1918. 22 нояб. (№ 311) ; Малашенко А. А. Политическая культура крестьянства западных губерний Центра России в 1917—1920 гг. : на материале Брянской, Калужской, Орловской, Смоленской областей // Страницы прошлого Брянского края. Брянск, 1998. С. 82 ; Сикорский Е. А. Борьба за власть в Западном крае (1917–1920 гг.). С. 312.
[15] См., например: Западная Коммуна. 1918. 15 дек. (№ 293) ; Комиссаров А. Революция защищается! : (док. очерк о создании и деятельности Чрезвычайной комиссии Западной области в 1918 году) // Продолжение подвига : Книга о смоленских чекистах. [Смоленск], 1988. С. 58–59 ; Шитиков Н., Столяров Ф. Чрезвычайная комиссия обращается… // Там же. С. 55.
[16] Известия ВЦИК. 1918. 28 нояб. (№ 260).
[17] Подробнее о ходе, причинах и участниках восстаний см.: Ианнуарий (Недачин), архимандрит. Духовенство Смоленской епархии в гонениях конца 1917 – начала 1919 года. [Архангельск], 2013. С. 189–203.
[18] См., например: Кадров Е. М. [Воспоминания] // (Устные рассказы-воспоминания о гражданской войне) / Смол. краевед. научно-исследоват. ин-т. — Смоленск, 1948. С. 114 ; Новиков Б. Д. [Воспоминания] // Там же. С. 141.
[19] ГАСО. Ф. Р-161. Оп. 1. Д. 120. Л. 33 об.
[20] Известия Зубцовского совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1918. 4 дек. (№ 24).
[21] Подробнее о степени участия духовенства в этих восстаниях и степени достоверности указанных обвинений см.: Ианнуарий (Недачин), архимандрит. Духовенство Смоленской епархии в гонениях конца 1917 – начала 1919 года. С. 238–244.
[22] См.: Там же. С. 192–197.
[23] Именно так было, например, при подавлении мятежа в Сосницкой волости: в д. Батюшково (находилась в нескольких сотнях метрах от Сосницкой церкви) один человек оговорил нескольких невиновных жителей деревни в причастности к мятежу (см. об этом ниже).
[24] ГАСО. Ф. 1232. Оп. 1. Д. 186. Л. 9.
[25] Убитый юноша — родственник предыдущего настоятеля Сосницкого храма, учащийся 1-й единой трудовой школы Казанского района Петрограда Иван Крапухин, что следует из ответа Сосницкого волостного исполкома на запрос о судьбе этого школьника, пришедший из Петрограда. 12 декабря 1918 г. волисполком сообщал руководству школы, что «И. Крапухин во время подавления белогвардейского восстания в с. Сосницах погиб от шальной пули» (ГАКО. Ф. Р-1290. Оп. 1. Д. 2. Л. 67).
[26] Воспоминания П. В. Петровой : (род. в д. Перетес Темкинского р-на Смоленской обл.; воспоминания записаны в 1970-х гг.) // Историко-кра­евед­. музей пос. Темкино Смоленской обл.
[27] Воспоминания М. С. Павловой (1911–2001), жительницы с. Сосницы Темкинского р-на Смоленской обл. // Архив проекта «Духовенство Русской Православной Церкви в ХХ веке».
[28] Воспоминания П. С. Недачиной (1903–2003) // Архив семьи Недачиных.
[29] Воспоминания Л. Н. Недачиной (1905–1995) // Архив семьи Недачиных ; Воспоминания М. С. Павловой …
[30] Записная книжка Л. Н. Недачиной (1905–1995) за 1918 г. // Архив семьи Недачиных. — 3-й батальон 3-го латышского стрелкового полка Латвийской стрелковой советской дивизии действительно находился в описываемое время в Калуге и участвовал в подавлении мятежей (см.: РГВА. Ф. 1574. Оп. 1. Д. 39. Л. 376, 378 ; Драудин Т. Д. Боевой путь Латышской стрелковой дивизии в дни Октября и в годы Гражданской войны (1917–1920). Рига, 1960. С. 65).
[31] Воспоминания Л. Н. Недачиной … ; Воспоминания П. С. Недачиной …
[32] Постановление Святейшего Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета Православной Российской Церкви 3/16 мая 1919 г. // РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 23. Л. 28 – 28 об.
[33] Известия Юхновского совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1918. 23 ноября (№ 55). — См. также перепечатку в «Западной Коммуне» от 3 декабря 1918 года (№ 283. С. 2) (В 1918 г. с. Сосницы относилось к Юхновскому уезду).
[34] Западная Коммуна. 1918. 26 нояб. (№ 277). С. 2.
[35] Там же. 27 нояб. (№ 278). С. 2. — Сохранена орфография оригинала.
[36] Там же. 3 дек. (№ 283) ; Из недавнего прошлого. [Юхнов], 1920. С. 7–8 ; Известия Юхновского совета … 1918. 23 нояб. (№ 55).
[37] ГА новейшей истории Смоленской обл. Ф. Р-3. Оп. 1. Д. 19. Л. 21.
[38] См: Протокол № 25 заседания Сосницкого волостного исполкома от 10 декабря 1918 г. // Государственный архив Калужской области [далее — ГАКО]. Ф. 1290. Оп. 1. Д. 1. Л. 71.
[39] См: Протокол № 21 собрания граждан Сосницкой волости от 10 ноября 1918 г. // ГАКО. Ф. 1290. Оп. 1. Д. 1. Л. 65 – 65 об.
[40] ГАСО. Ф. 1232. Оп. 1. Д. 186. Л. 25–26.
[41] См., например, Соборное определение «О мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную Церковь» от 18 апреля 1918 г. (Следственное дело Патриарха Тихона : сб. док. по материалам Центр. архива ФСБ РФ. М., 2000. С. 825).
[42] Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 257. П. 9. Ед. хр. 9. Л. 5–8. — Публикацию списка см. в: Святая Русь : Хронологический список канонизированных святых, почитаемых подвижников благочестия и мучеников Русской Православной Церкви : (1917–1997) // История Русской Церкви. Т. 9. М., 1997. С. 674–685.
[43] ГАСО. Ф. 1232. Оп. 1. Д. 186. Л. 19 – 19 об., 22–24. — Епархиальный список по Смоленской епархии назывался «Список лиц, пострадавших за Веру и Церковь в дни нынешней смуты».
[44] См: ГАКО. Ф. 1290. Оп. 2. Д. 1. Л. 54 ; Д. 2. Л. 150 ; Д. 3. Л. 119. — Илья Иванович Картавцев родился в 1858 г., до революции был насельником Старорусского монастыря Новгородской епархии.
[45] См: Там же. Д. 1. Л. 54 ; Д. 2. Л. 150 ; Д. 3. Л. 117 об. — Василий Алексеевич Рослов родился в 1869 г., служил в Сосницах псаломщиком с 1890 г., затем диаконом, с 1921 г. — священником.
[46] Там же. Д. 1. Л. 54 ; Д. 2. Л. 150.
[47] Там же. Д. 3. Л. 118, 119.
[48] Книга памяти жертв политических репрессий : Смоленский мартиролог. Смоленск, 2003–2008. Т. 1, кн. 1. С. 430–431. — Священник Гавриил Петрович Клитин родился в 1874 г. в с. Бариново Юхновского уезда, до революции служил в с. Дрожжино того же уезда.
[49] Книга памяти жертв политических репрессий. Т. 1, кн. 1. С. 430–431, 501 ; Т. 3. С. 401–402 ; Т. 7. С. 79.
[50] Так по воспоминаниям местных жителей. По официальным же данным церковь была закрыта и передана под школу 10 октября 1940 г. (ГАСО. Ф. Р-2361. Оп. 1. Д. 67).