Панасевич Емельян Иванович, священник, священномученик

В августе 1914 г., в начале Первой мировой войны, отец Емилиан был взят в плен австро-венгерскими войсками, занявшими г. Буск. Находился в заключении в тюрьмах и лагерях Германии и Австро-Венгрии.

Отец священника — Иван Панасевич во время войны проживал в Московской губ. в г. Серпухове. В 1917 г. он обращался к председателю Поместного Собора митрополиту Московскому Тихону (Белавину) с просьбой помочь освободить сына. Он сообщал будущему предстоятелю Русской Церкви, что «сын его, священник Буской церкви, Келецкой губернии, Варшавской епархии, Емельян Панасевич, с псаломщиком того же прихода Владимиром Игнатюком в 1914 г. был взят в плен. Вместе с протоиереем Н. Рыжковым он долгое время находился в каторжной тюрьме в Вене, а ныне находится в г. Дроссендорфе, где терпит невероятные лишения. Будучи в плену свыше трех лет, он после перенесенных тяжелых условий плена потерял здоровье. Ввиду этого Иван Панасевич ходатайствует о принятии мер к освобождению его сына из плена» (Деятельность Св. Синода по организации пастырского служения среди русских военнопленных в годы Первой мировой войны). Освобожден отец Емилиан был в июне 1917 г. при посредничестве испанcкого консульства в Вене. По возвращении в родной город священник узнал, что его семья покинула г. Буск в 1914 г.

В сентябре 1918 г. отец Емилиан переехал в Киев, который в то время был занят немцами. В т. н. «автокефальной Украинской церкви» священник служить не захотел, и вскоре переехал в Харьков, где поступил на юридический факультет Харьковкого университета. В 1919 г. был эвакуирован вместе с университетом в Севастополь.

В 1921 г. отец Емилиан переехал в г. Вязьму, где проживала его супруга с детьми. По воспоминаниям Веры Петровны Полубинской — дочери вяземского священника Петра Гавриловича Полубинского, их семьи были дружны. Дети Панасевичей пели в церковном хоре. Красиво музицировала хозяйка дома, супруга отца Емельяна. В их доме стоял старинный рояль.

В мае 1929 г. в Вяземское секретное отделение стали поступать сведения об «антисоветской деятельности» священника Емельяна Панасевича. По мнению сотрудников ОГПУ, она заключалась в том, что «в разговорах с частным лицами отец Емельян подвергал критике действия советской власти» (Новомученики Санкт-Петербургской епархии. С. 224). Виновным в предъявленных обвинениях он себя не признал, наказание отбывал на Соловках.

По освобождении вернулся в Вязьму, но вскоре ввиду закрытия властями храма переехал в Ленинград, где митрополитом Алексием (Симанским) был назначен на один из приходов в Тихвинском р-не, а после — в г. Тихвин, где во Всехсвятской церкви служил до ареста в 1937 г.

«В период с 3 сентября по 15 ноября 1937 г. по г. Тихвину и его окрестностям прокатилась волна арестов. В результате карательных мер в Тихвинскую тюрьму в качестве обвиняемых было заключено 14 человек. Среди них было 7 священников, игуменья бывшего Введенского Тихвинского монастыря, а также 6 лиц светского звания». В глазах следствия все они представляли контрреволюционную группу: «Тихвинскому районному отделу НКВД стали известны многочисленные факты контрреволюционной деятельности на территории Тихвинского района группы так называемых "староцерковников" — священников тихоновского направления. При посещении квартир верующих граждан, в связи с отправлением религиозных обрядов... священниками проводилась контрреволюционная пропаганда, в которой доказывалась неизбежность гибели советской власти и восстановления капитализма в форме фашистской диктатуры. Поступленные [так в документе. — Ред.] материалы указывают, что в церковных проповедях те же священники делали попытки доказать, при помощи церковного учения, бессилие советской власти перед могуществом Божиим» (Там же. С. 196).

На допросах отец Емилиан отрицал все обвинения, не переставая повторять: «Никогда никакой контрреволюционной деятельности я не вел». На последнем допросе ему предъявили сфабрикованные показания свидетеля:

«"Панасевич в июне месяце 1937-го года, в присутствии лиц, охаивал сталинскую конституцию, указывая на то, что она выработана не для трудящихся, а для самих коммунистов, и, если ее правильно понять, то она еще в большей степени закабаляет рабочих и крестьян. Он тут же в контрреволюционном духе отзывался о тех затруднениях с хлебом, в которых виновной назвал ВКП(б). Панасевич высказывался о том, что скоро колхозы развалятся, т. е. делал явный намек на необходимость борьбы с советской властью"». Этот свидетель был прихожанином отца Емельяна. «Тогда, в июне, отец Емельян приходил к нему в дом для совершения молебна. После требы сели за чай, разговорились, коснулись трудностей настоящего времени, в частности, отец Емельян, сетуя на очереди за хлебом, сказал, что "с хлебом может быть еще хуже". Каким образом органы узнали об этой беседе, неизвестно. Может, донес кто-то из соседей. Прихожанина К. вызвали и принудили подписать раздутый до размеров контрреволюции протокол» (Там же. С. 225–226).

Информация предоставлена уральским исследователем и краеведом Денисом Евгеньевичем Щербиной.