Перов Александр Васильевич, протоиерей

Приход в с. Невежкино в 1918 г. священник Александр Перов возглавил после ареста своего брата — предыдущего настоятеля прихода священника Николая Васильевича Перова. В 1920–1923 совмещал службу в церкви с исполнением обязанностей счетовода колхоза "Октябрь" им. Калинина. В ноябре 1929 г. на его семью наложили непомерный ("повышенный") налог — 300 пудов (около 5 тонн) картофеля, поставив ее за грань выживания.

При аресте в марте 1931 г. был вместе с настоятелем храма в соседнем селе Большие Копены священником Георгием Савиным обвинен в "агитации против мероприятий советского правительства по коллективизации" и связи с раскулаченными и кулаками. Самого священника Александра Перова раскулачить было невозможно, так как в с. Невежкино раскулачивали только тех хозяев, у кого на подворье были лошади. На момент ареста из имущества у него были корова и теленок, к тому же семья его была очень большой.

На вопросы следователя во время допроса отец Александр отвечал обстоятельно, не называя третьих лиц и свидетельствуя о том, что цель его деятельности — исключительно религиозная, не выходящая за рамки советского законодательства. На вопрос следователя о беседах о коллективизации с крестьянами отвечал: "Я о текущих кампаниях с крестьянами совершенно не говорил", вину в какой-либо антигосударственной деятельности не признал.

После возвращения из лагеря, с 1936 по 16.08.1945 г. трудился счетоводом колхозов и совхозов около г. Сталинграда, собрал семью (во время его пребывания в лагере матушка вынуждена была раздать детей по родственникам). В лагере выжил только благодаря тому, что, будучи хорошим счетоводом, был взят на работу в лагерную контору. С 1945 г. снова смог служить священником. По словам жительницы с. Дурникино (ныне Подгорное) Тамары Телегиной отец Александр ходил по дворам на Рождество Христово и Пасху, и в тех семьях, где было много ребят, одаривал детей копейками. Его сын Виктор, художник, писал иконы (творчество его сохранилось и в с. Невежкино), восстанавливал храм в с. Дурникино после войны, сделал для храма Голгофу.

После увольнения за штат протоиерей Александр переехал в г. Волгоград, где всегда присутствовал за богослужениями в Казанском Кафедральном соборе. В этом же соборе 23.10.1965 г. состоялось его отпевание собором духовенства, при стечении огромного количества молящихся, пришедших отдать своё последнее целование дорогому пастырю и отцу. После пения "Со святыми упокой…" благочинным Волгоградского округа протоиереем Василием Ошурко (1928–1983) было сказано надгробное слово "Блажен, егоже избрал и приял еси, Господи". В некрологе, опубликованном в Журнале Московской Патриархии, говорилось о том, что почивший "отличался христианским смирением, глубокой верой в Бога, простотой и послушанием. Находясь неотлучно в лоне Святой Православной Матери — Церкви, он снискал сыновнюю любовь и глубокое уважение со стороны своих пасомых", а в его характеристике отмечалось, что отец Александр — "доброго внутреннего устроения и полон пастырского усердия и ревности. С внешней стороны он хотя и не производит особенного впечатления, но искренность и глубина его веры несомненны. Он проповедует хотя и не эффектно, но содержательно, поучительно и с настроением. Со стороны верующих пользуется несомненной любовью и уважением".

Информация предоставлена Борисом Константиновичем Зозулей на основании документов Государственного архива Саратовской области, Архива УФСБ России по Саратовской области, печатных изданий. Представленные на странице фотографии и копии архивных документов — из его личного архива

Из воспоминаний дочери Любови Александровны Краюшкиной (Перовой):

"Когда папу забрали, нас оставалось 9 человек детей — 5 мальчиков, 4 девочки. Самому старшему было 14 лет, самой младшей — менее года. Мама рассказывала, что у нас отняли всё. Остались голые и босые. В тюрьме отец буквально умирал с голоду. Мама продала часы — единственную ценную вещь, которая сохранилась, на вырученные деньги купила пшено и отправила в тюрьму. Папа потом говорил: «Это пшено меня спасло». Он каждый день брал по столовой ложке крупы и жевал ее до тех пор, пока она не превращалась в «молоко». Этим и остался жив…

Какие же мы пережили страдания, это трудно описать! Питались ракушками, корнями, варили лебеду и крапиву. Просили милостыню, пасли у людей скотину. Верующие люди как могли помогали, но все равно за эти годы умерли от голода трое детей. Учиться старшим ребятам не разрешалось, так как отец был осужден и мы считались отверженными…

Доброты папа был необычайной. Когда в Урюпинске служил, на панихидный стол прихожане что-нибудь принесут съестное, он домой идет, а за ним ребятишки гурьбой: «Батюшка, батюшка, дай что-нибудь!». Все им раздаст, домой с пустыми руками приходит. Люди, которые его знали, говорили: «Святой человек». Он никогда не жаловался, не роптал, никого не осуждал. Только молился — днем и ночью".

Из воспоминаний внука Сергея Ивановича Краюшкина:

"Был какой-то большой церковный праздник. Мы с братом Сашей смотрели телевизор. Мама на нас заругалась: «Как не стыдно! В такой большой праздник телевизор смотреть, лучше бы помолились!». А дедушка вышел из своей комнаты и говорит: «Не ругай их, Люба. Они не молятся — я за них помолюсь». И мы всегда его молитву ощущали и до сих пор ею живем"
(опубликованы О. Протасовой на сайте «Православие и современность» Саратовской и Вольской епархии).

На могиле протоиерея Александра Перова установлен каменный аналой с раскрытым Евангелием, на страницах выбиты слова: "Грядет час, и ныне есть, егда мертвии услышат глас Сына Божия, и услышавше оживут" (Ин. 4, 23).