Соколов Василий Александрович, протоиерей, священномученик

Время служения в Рождественском храме с. Пустое (Пустое Рождество) Переславского уезда Владимирской губернии было самым счастливым периодом жизни и служения священника Василия Соколова. Господь наградил его счастливым супружеством, служебными успехами и материальным достатком. Храм Божий при неусыпных заботах священника содержался всегда в подобающем благолепии и беспрерывно поновлялся и благоукрашался. За 12 лет в семье отца Василия и матушки Иларии родилось шестеро детей.

Неожиданную кончину матушки в 1902 году отец Василий перенес очень тяжело. Обстоятельства этой жертвенной, как он считал, смерти своей горячо любимой спутницы жизни он описал в очерке, опубликованном в журнале «Странник» за 1904 год. Вскоре после этого события он поступил в Московскую духовную академию, по окончании которой получил назначение в храм свт. Николая Чудотворца («Николы Явленного») г. Москвы.

В марте 1922 года началось насильственное изъятие церковных ценностей по всей стране. 4 апреля 1922 года члены комиссии по изъятию ценностей пришли в храм Николы-Явленного. Отец Василий просил их не изымать предметов, необходимых для богослужения, но ему в этом было категорически отказано. На праздник Благовещения (25 марта/7 апреля) он сказал проповедь, касающуюся не только содержания праздника, но и недавних событий, чтобы утешить прихожан. Мы не должны скорбеть... о материальной потере, — сказал он в проповеди, — тем более, что вещи предназначены на нужды голодающих. Но прихожане не могут не скорбеть о том, что изъятые церковные сосуды могут быть превращены в предметы домашнего обихода... Положение верующих ныне подобно положению в Вавилонском плену. Иудеи обращались к Богу в надежде, что Он накажет тех, кто их пленил, за причиненное им зло, и прихожане могут надеяться, что Бог, попустивший изъятие церковных ценностей из храма, если таковые будут употреблены во зло, также воздаст тем, кто это сделал (За Христа пострадавшие. Кн. 3. С. 134).

Находившийся в храме секретный агент МЧК плохо расслышал и совсем не понял проповеди и для уточнения обратился к протодиакону храма. Тот, не придавая этому большого значения, свободно передал содержание проповеди, которую агент записал и подал в виде, нужном ему для выполнения задания. Отец Василий был арестован. Всего было арестовано по делу и привлечено к суду 54 человека. Из 54 обвиняемых в «сопротивлении изъятию церковных ценностей» 11 человек были приговорены к высшей мере наказания. Впоследствии было решено расстрелять пятерых: московских благочинных протоиерея Христофора Надеждина и протоиерея Александра Заозерского, а также протоиерея Василия Соколова, иеромонаха Макария (Телегина) и мирянина Сергия Тихомирова; в отношении остальных шести человек приговор был отменен секретной комиссией «по ходатайству прогрессивного духовенства» (обновленческий епископ Антонин Грановский прислал заявление с просьбой о помиловании смертников). Из камеры смертников отец Василий писал своим кровным и духовным детям. Эти письма являются памятником христианской письменности нового времени, вышедшим из-под пера великого пастыря и мученика. Они были переданы сыну отца Василия через надзирателя и хранились в семье как великая святыня.

Письма эти запечатлели в себе великие внутренние борения и страдания, пережитые отцом Василием в эти дни и завершившиеся глубоким преданием себя Промыслу Божию и укреплением в любви к Нему и надежде на Его милость. В последнем письме, датированным самым днем расстрела, 26 мая 1922 года, он писал:

«...Как хорошо в мире Божием даже из тюремного окна! Какое тепло, какой воздух, какое чудное голубое небо с редкими перистыми облачками! ...Если здесь так хорошо, если здешний мир может быть так прекрасен и привлекателен, то как несомненно еще более прекрасен и привлекателен тот невидимый небесный мир, где пребывает в славе Своей Господь со святыми небожителями! Какая там должна быть радость, какое восхищение, какое блаженство!

Апостол Павел говорит по своему опыту, что и передать нельзя красоты небесного мира, что нельзя выразить того восторга, какой обнимает душу вступающих в этот мир. Если это так, а это ведь так несомненно, то что же, собственно, жалеть об этом здешнем мире, который прекрасен только изредка, да и в этой временной красоте всегда таит в себе множество всяких страданий и всякого физического и нравственного безобразия. Потому-то и Христос говорит в Святом Евангелии: Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить [Мф. 10, 28]. Значит, просто только малодушие наше заставляет трепетать сердце в виду этой телесной смерти. И только этот момент, этот миг исхождения души из тела, только он и труден, и страшен. А там и сейчас же покой, вечный покой, вечная радость, вечный свет, свидание с дорогими сердцу, лицезрение тех, которых здесь уже любили, которым молились, с которыми жили в общении.

И больше не будет тревог, не будет предательств, происков, не будет зла, грязи всякой, мелких и крупных самолюбий, не будет ничего, что отравляет нам здесь даже минуты и самой чистой радости. Как все, теперь загадочное и таинственное, раскроется для освобожденного духа, как все сразу будет понятно, к чему стремился ум, чего желало сердце!.. Все это, безусловно, так заманчиво, так увлекательно, что действительно стоит перетерпеть этот неизбежный, все равно рано или поздно, конец жизни. И вопрос, какой конец лучше в смысле трудности: такой ли насильственный или медленный естественный. В первом случае есть даже некоторое преимущество — это насилие, эта пролитая кровь может послужить в очищение многих грехов, в оправдание многих зол перед Тем, Кто и Сам претерпел насилие и пролил кровь Свою за очищение наших грехов. Моя совесть говорит мне, что, конечно, я заслужил себе свою злую долю, но она же свидетельствует, что я честно исполнял долг свой, не желая обманывать, вводить в заблуждение людей, что я хотел не затемнять истину Христову, а прояснять ее в умах людей, что я стремился всякую пользу, а никак не вред принести Церкви Божией, что я и думать не думал повредить делу помощи голодающим, для которых всегда и охотно производил всякие сборы и пожертвования.

Одним словом, пред судом своей совести я считаю себя неповинным в тех политических преступлениях, какие мне вменяются и за которые я казнюсь. А потому Ты, Господи, прими эту кровь мою в очищение грехов, которых у меня и лично, и особенно как у пастыря очень много. И если бы я знал и твердо был в этом уверен, что Ты, Господи, это временное страдание мое вменил мне хотя частию в оправдание вечное, то я не стал бы просить, не стал бы и желать изменения предстоящей участи. Вот этой твердой уверенности у меня еще не хватает. Мятежным умом своим я все колеблюсь, не лучше ли еще пожить, еще потрудиться, еще помолиться и подготовиться для вечной жизни. Дай, Боже, мне эту твердую мысль, эту непоколебимую уверенность в том, что Ты взглянешь на меня милостивым оком, простишь мне многочисленные вольные и невольные прегрешения, что Ты сочтешь меня не как преступника, не как казненного злодея, а как пострадавшего грешника, надеющегося очиститься Твоею Честною Кровию и удостоиться вечной жизни во Царствии Твоем! Дай мне перенести и встретить бестрепетно смертный час мой и с миром и благословением испустить последний вздох. Никакого зла ни на кого нет у меня в душе моей, всем и всё от души я простил, всем желаю я мира, равно и сам земно кланяюсь всем и прошу себе прощения, особенно у вас, мои дети духовные, мои дети родные, перед которыми больше всего мог быть виноватым. Дайте и вы все мир душе моей, дабы я спокойно мог сказать теперь: ныне отпущаеши, Владыко, раба Твоего с миром.

Благословение Господне на всех вас да пребывает во веки. Аминь» (Письма священномученика Василия ...).

_____________________________________

В составлении статьи использованы сведения, присланные монахиней Сергией (Успенский монастырь г. Александрова).