Николай (Ощепьев (Ащепьев) Максим Пименович), игумен, преподобномученик

В работе «Последние монахи Чикойского монастыря» Юлии Александровны Григорьевой на основе архивных материалов прослеживаются некоторые подробности биографии преподобномученика Николая (Ощепьева/Ащепьева).

Так, в материалах сельскохозяйственной переписи за 1923 г. в числе монахов, продолжающих жить в Чикойском Иоанно-предтеченском монастыре упоминается «Ощепьев Николай, 46 лет, иеродиакон» (ГА Забайкальского края. Ф. Р-62. Оп. 2. Д. 785. Л. 123).

В расписках об ответственном хранении, имеющихся в деле по изъятию имущества Чикойского монастыря 1924–1926 г., среди пяти насельников монастыря, находившихся в монастыре непосредственно перед его закрытием (в марте 1925 г.), упоминается «Николай Пименович, Ощепьев» (ГА Забайкальского края. Ф. Р-69. Оп. 2. Д. 35. Л. 9).

Согласно источнику «За Христа пострадавшие. Памяти жертв гонений на Русскую Православную Церковь в Забайкалье» С. 13, в ноябре 1926 г. на имя владыки Даниила поступило прошение от Троицкой общины верующих бывшего Троицкого монастыря, в которой не было священника. Прихожане писали: «Благоволите в священники бывшего монаха Ащепьева, который временно исполняет должность заведующего Заиграевского прихода, т. к. иеромонах Николай Ащепьев ранее проживал в Троицком монастыре, верующим известный, такового желательно иметь у нас на приходе и желаем присоединиться к Читинской епархии».

Очевидно, прошение не было удовлетворено, и с конца 1927 г. иеромонах Николай проживал на Камчатке. Летом 1928 г. он был первый раз арестован за «распространение ложных сведении о советской власти». На допросе 12 июня 1928 г. показал: «... я только и делаю, что служу в церкви, проводя религиозные обряды. Никаких бесед в частных домах и даже в церкви на религиозные и другие темы я не устраивал... Предъявленные мне пункты обвинения, как-то: агитация против советской, власти, агитация против кресткома, компрометация коммунистических вождей, называя их жидами, — я категорически отрицаю...»

В 1929 г. его осудили по обвинению в «злостной систематической антисоветской пропаганде». Согласно документам ОГПУ, он говорил верующим: «Кто не будет выгонять обновленцев, тот будет сыном антихриста и вечно будет гореть в огне неугасимом. Правительство советской власти тоже антихристы…» (Камчатские персоналии (1917–1991). Вып. 9. С. 428).

Последний арест, за которым последовала мученическая кончина игумена Николая, был произведен в Карагандинском ИТЛ, — по групповому делу, как участника «контрреволюционной группы служителей культа». Руководителем группы, по версии следствия, был митрополит Евгений (Зернов), также отбывавший наказание в лагере.

Из материалов обвинения: «Осужденный за к/р деятельность на воле, являясь по своему социальному положению, так и идеологически религиозным фанатиком... не только не изменил своих убеждений, но и, находясь в заключении, продолжал свою антисоветскую деятельность, проводя среди заключенных лагеря к/р религиозную агитацию и распространяя провокационные измышления, направленные на дискредитацию политики Советской власти и коммунистической партии, был обвинен в тайных молитвенных собраниях» (Новомученики и Исповедники Русской Православной Церкви XX в.).

Виновным в предъявленных обвинениях отец Николай себя не признал.

В архивной документации, исследуемой Ю. А. Григорьевой, отец Николай последовательно именуется как Николай, Николай Пименович, Максим Пименович, а в собственноручной подписи в расписке называет себя Кириллом.

С целью снятия вопросов по этим разночтениями, установления точных имен перечисленных в расписке от марта 1925г., а также подтверждения версии о том, что упомянутые в расписке иеромонахи Чикойского монастыря продолжили служение на Камчатке, Ю. А. Григорьевой направлены запросы в прокуратуру Камчатской обл., Петропавловскую и Камчатскую епархию, а также инициатору внесения сведений о священномученике Николае (Ощепьеве) в базу данных жертв политических репрессий по Камчатской области и базу данных «Новомученики и Исповедники Русской Православной Церкви XX в.».