Дамаскин (Новоселов Дмитрий Артамонович), иеромонах

Вологодский крестьянин Дмитрий Артамонович Новоселов в 25-летнем возрасте поступил в Соловецкий монастырь трудником. Через десять лет в 1911 г. он был пострижен в монашество с именем Дамаскин, а через полгода — 10 июля 1911 г. — рукоположен в иеродиакона за ранней Литургией в Благовещенской церкви[1] Соловецкого монастыря епископом Дмитровским Трифоном (Туркестановым), викарием Московской епархии. Исполняя череду богослужения в монастыре, он старательно учился и к 1915 г. успел окончить 7 классов Соловецкого братского училища. После прихода советской власти оставался в монастыре до 1923 г. Его имя упоминается в «Списке монашествующей братии, послушников и богомольцев-трудников Соловецкого монастыря»[2], составленном архимандритом Вениамином для представления в Кемский продовольственный комитет в июне 1920 г. В этом списке значилось  571 имя насельника монастыря, трудившихся в совхозе Соловецкий летом 1920 г. Позднее Дамаскин Новоселов поставил свою подпись  под договором от 27 февраля 1921 г., который заключили «граждане монашествующие Соловецкого Ставропигиального первоклассного монастыря, имеющие в нем свое местожительство» с «Управлением Соловецкими островами»[3]. Согласно этому договору монашеской общине были переданы «в бессрочное бесплатное пользование находящиеся на Соловецком, Муксаломском Большом и Малом и Заяцком островах богослужебные здания»[4], а именно — все церкви и часовни. В 1922 г. иеродиакон Дамаскин продолжал трудиться в совхозе, его имя включено в список рабочих совхоза «Соловки», состоящих на приварочном и денежном довольствии, на 1 января 1922 года, в котором значится около 230 бывших насельников монастыря[5]. Когда в 1923 г. в связи с организацией Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН) большинство монашествующих были высланы с Соловецких островов, иеродиакон Дамаскин вернулся на родину, где по возможности служил в церкви Рождества Пресвятой Богородицы Ростовского прихода Устьянского района, а на жизнь зарабатывал кладкой печей. После рукоположения в иеромонаха в 1928 г. не смог получить место в каком-либо приходе, так как храмы были захвачены обновленцами или закрыты. Поэтому, взяв необходимое священническое облачение и богослужебные сосуды из закрытой церкви Ростовского прихода, иеромонах Дамаскин стал совершать богослужения у себя на квартире и требы в домах прихожан трех соседних приходов: Ростовского, Заячерецкого и Малодорского. Благодаря его усилиям Ростовский приход из обновленческого стал «тихоновским».

Обстоятельства жизни отца Дамаскина в этот период известны с его собственных слов: «В 1901 г. я ушел с родины в Соловецкий монастырь, где и прожил до 1923 г., в течение 23 годов получил чин иеродиакона. Вернувшись на родину в 1923 г. летом занялся печекладством, должности диакона нигде не имел, за исключением периодической помощи в службе в Ростовском приходе. Так жил до 1928 г. В 1928 году в г. Тотьме рукоположили в сан иеромонаха (попа) и назначен был сверхштатным священником в Устюгском округе в Долговицком приходе Нюксенского р-на, служил всего три месяца, после чего, вернувшись в Ростовский сельсовет на родину, занялся снова печекладством и зимой работой ложек. В силу того, что в Пинском, Заячерецком, Ростовском и других приходах священников не было, ко мне люди стали обращаться с требами, которые я стал выполнять. В 1931 году меня в Ростовском приходе избирали священником, но я объяснил верующим, что приход обновленческий, необходимо сделать запрос в г. Вологду о разрешении быть мне священником как тихоновцу. (Л. 18 об.) Епархиальный Вологодский совет дал указания, что я церковь принимать могу, но с перерегистрацией верующих, так как я бы взял тихоновское течение церкви. Обновленцев же я считаю, как людей, отступивших назад от церковных правил, идущих на поводу соввласти. Перерегистрацию верующих сделать не удалось, потом я в Ростовском приходе так и не работал. Ряд попыток с моей стороны служить в должности попа или диакона в приходах мне не удались, поэтому я у себя на квартире оборудовал молельню и при обращении ко мне верующих крестьян я начал совершать требы всех видов церковного обряда у себя на квартире и в избранных домах крестьян попутно с профессией печекладства (крещение новорожденных, отпевание умерших, исповеди, молебны, панихиды и др.). За работу брал, чем дадут, но преимущественно деньгами (брал хлебом, маслом, яйцами, мясом, но в меньшей степени). Деньги в сумме 835 рублей, найденные при обыске, накопил я так как сберегал каждую копейку. Получил я их за работы по печному делу и за исправление церковных обрядов, цену брал сравнительно оправдывающую труд с избытком. Серебра 12 рублей — эти исключительно получил за требы. На службу или моление ко мне вечерами или даже ночью (на Пасху) приходили крестьяне до 10 человек, на меньшие праздники ходило только 2–3 человека. Церковное имущество взято мной в Ростовском храме, о чем знает церковный староста. Отдано без всякого документа (крест серебряный, чаша, тарелка, покров, антиминс, риза, подризник, кадило и другие мелочи), остальные вещи привезены из монастыря собственные. (Л. 19) Требы я совершал преимущественно в Ростовском, Заячерецком, Малодорском приходах. В д. Милове после кладки служил молебен. Это верно»[6].

Этот рассказ отца Дамаскина о своей жизни взят из протокола допроса 17 января 1933 г. Несколькими днями раньше, 13 января, он был арестован по обвинению в «антисоветской агитации». Ему было поставлено в вину, что «осенью 1931 г., работая на кладке печей в Отделении Центроспирта гражданину Кузнецову Протасию, говорил: “Советская власть — это сатанинское собрание. Скоро должен сойти на престол помазанник божий. Советскую власть я презираю и ненавижу. Колхозы — это есть кабала. Дураки и безголовые люди идут в колхозы и порывают связь с церковью. Советская власть встала на путь цыганских поборов, требует хлеб, масло и другое, платить ничего не надо”... В октябре 1932 г., выполняя обряд крещения в д. Угольской у гражданина Мотовилова, говорил: “Советская власть — это власть бандитов и разбойников, не умеющих ни работать, ни руководить. Поживите, потерпите, все перевернется, заживем по-старому»[7].

На допросе священник не скрывал свою приверженность к Патриарху Тихону, которого представители советской власти, конечно, считали врагом: «Я лично крестьянам, беседовавшим со мной и обижающимся на Советскую власть, и высказывающим свои недовольства (в трудной работе, большие государственные заготовки, требуют хлеб и другое), говорил, что потерпите, может быть будет лучше и так далее. Говорил я также слова “аще несть бо власти не от Бога, повинуйтесь наставникам вашим и покоряйтесь”. Я считаю себя тихоновцем и изменять не буду своему управлению, на обновленчество перейти никогда не согласен и не перейду. За это я борюсь и к обновленческому течению отношусь враждебно (называю раскольниками). Еретиками, антихристианами не называл, не помню»[8].

Следователь, по-видимому, спрашивал, действительно ли обвиняемый говорил, что “Колхозы — это есть кабала” и была ли кабала в монастыре.  На что отец Дамаскин отвечал: «Я считаю, что раньше кабалы в монастыре не было, потому что люди шли туда добровольно, а, возьмем колхоз, туда гонят силой под нажимом»[9]. Затем священник открыто сформулировал свое мнение по поводу власти большевиков: «По религиозным убеждениям советская власть — власть антихриста, как не верующая ни в Бога, ни в православную Церковь», и подчеркнул, что это утверждение и есть та единственная вина, которую он признает. «По адресу соввласти и партии антисоветской агитацией, за исключением выше перечисленных слов, я не занимался, виновным себя в предъявленном мне обвинении признаю, за исключением агитации против вступления в колхозы и <слов про> помазанника Божия»[10].

19 января иеромонах Дамаскин был освидетельствован врачом. В справке, имеющейся в деле утверждается: «Новоселов Дамаскин Артамонович страдает полной потерей зрения на правый глаз. Общее состояние здоровья удовлетворительное. Работы производить может»[11].

15 марта 1933 г. по постановлению тройки ПП ОГПУ он был приговорен к заключению в концлагерь на 3 года[12]. Наказание отбывал в Ухтпечлаге Коми обл.

Дальнейшая судьба неизвестна.

[1] Домовая церковь настоятеля монастыря, располагающаяся над Святыми вратами обители.

[2] ЦГА РК. Ф. 205. Оп. 1. Д. 7/143. ЛЛ. 8-11. 1920. (Кемский продовольственный комитет). Петрозаводск. № 45.

[3] ГААО Ф. 1222. Оп. 1. Д. 4. Л. 120. Копия предоставлена СГИАПМЗ, вспомогательный фонд № 2352.

[4] Там же. Л. 115.

[5] ГААО Ф. 105. Оп. 3. Д. 115. Л. 115-116. № 187. Копия предоставлена СГИАПМЗ, вспомогательный фонд № 2144.

[6] Архив УФСБ России по Архангельской обл. Д. П-1125, 13.01.1933–15.03.1938 г. Л. 18–19.

[7] Там же. Л. 21–22.

[8] Там же. Л. 19.

[9] Там же. Л. 19.

[10] Там же. Л. 19.

[11] Там же. Л. 20.

[12] Там же. Л. 26.