Поспелов Петр Петрович, священник

Храм апостолов Петра и Павла на Новой Басманной улице «был гораздо меньше, чем Спасов [Спаса Преображения в Пушкарях], но он был красивый, двухэтажный, с летней церковью наверху. Настоятелем был очень хороший священник, отец Петр Поспелов <…> Отец Петр на большие праздники, на Петра и Павла и на другие приглашал Владыку [Варфоломея (Ремова), настоятеля Высоко-Петровского монастыря], и я помню впечатления от служения владыки Варфоломея на выходном шествии вокруг храма вечером перед будущей на другой день литургией.

В храме этом были, мне думается, элементы того, что дала новая жизнь. Здесь была известная свобода. Батюшка отец Петр собирал детей, которых он поручал нам, уже взрослым подросткам, девушкам, и мы с этими детьми занимались и даже проводили с ними начальные занятия по молитвам. Помню, что на мне лежала обязанность продавать книги; какие книги — не помню, но тогда было достаточно серьезных книг, глубоких и разнообразных. Мы их клали на лавочку во время всенощного бдения, а потом уносили в определенное место храма. Сам отец Петр вел занятия по курсу Нового Завета и приглашал нас, молодых прихожанок и прихожан, в том числе и моего брата, на квартиру к себе, где проводил эти занятия.

Таким образом, мы можем отметить полноту богослужения, свободу и большое попечение о том, чтобы в жизнь этого храма, в богослужение были вовлечены молодые члены прихода, и часто мы устраивали особые своеобразные праздники. Я не могу забыть одного вечера под день Рождества Богородицы, когда мы после небольшого путешествия, набрав золотых листьев клена, повесили их на паникадило, и паникадило горело у нас, конечно, электрическим светом, но светились и трепетали живые листья золотого клена. Вот таким образом направление здесь было живое, деятельное.

Отец Петр был человеком очень открытым, очень деятельным, прямым. Он очень сильно пострадал в годы изъятия ценностей [1922–1923 гг.]. Сразу же после изъятия ценностей из церкви батюшку Петра взяли, он был удален на несколько лет, и потом мы встретили его в Москве уже много позднее, когда были другие обстоятельства нашей жизни.

Таким образом, воспоминания о Церкви в первые годы после революции сохранили ощущение того, как наполнена была духовная жизнь церковных людей в это время, как велика была свобода внутри Церкви до какого-то периода, когда наступала жертва и расплата за эту свободу, за это живое и подлинное направление». (Монахиня Игнатия (Петровская). Мой ХХ век …).