Иванов Василий Леонтьевич, диакон

16 июля был арестован по предписанию Бельской ЧК и заключен в тюрьму диакон Воскресенской церкви г. Белого, служивший в этой церкви на должности псаломщика, Василий Иванов. Поводом к аресту послужили показания красноармейца Дорогобужского отряда И. Шершнева, который заявил в этот день чрезвычайной комиссии следующее: «Я сидел на крыльце дома бывш. Маркелова с товарищами. К нам подсел проходивший мимо дьякон Воскресенской церкви, и мы разговорились о текущих событиях. Дьякон говорил, что будто бы братья Селицкие [уездные советские руководители. — а. И.] заставляют красноармейцев косить рожь, почему в Холмской и др. волостях и поднялось восстание, что народ хочет сместить братьев Селицких, но никак не может, что они будто бы захватили всю власть. Затем он говорил, что во всех городах разбиты винные склады, только наш почему-то уцелел. Относительно хлеба он говорил, что раньше у нас выдавали семя, а теперь выдают клевер, который есть совершенно невозможно. Во всем он винил братьев Селицких»[1].

В тот же день чрезвычайная комиссия выдала ордер на арест диакона Василия и доставку его в ЧК красноармейцу Дорогобужского отряда Н. Суровцеву и завела дело по обвинению его в агитации против советской власти, постановив «мерой пресечения способов устранения от следствия и суда в отношении гр. Иванова избрать содержание его в тюрьме». В самый день ареста обвиняемый был допрошен[2].

На допросе он показал, что, идя в церковь к службе, увидел сидящих на лавочке трех красноармейцев, которые курили, и подошел к ним, попросив у них покурить. «Они меня угостили… — рассказывал он, — и я с ними завел разговор о текущем моменте, а именно, я им говорил, что не нужно кровопролития, а чтобы, дай Бог, обошлось спокойно и хорошо… Что я говорил, что в Холмовской волости произошло восстание из-за братьев Селицких, что они приказали косить рожь красноармейцам, — это неправда и я не говорил; относительно винного склада я говорил, что перегоняют денатурированный спирт на чистый, они у меня спросили, есть ли водка, я им сказал, что я слышал, будто есть. Относительно продовольствия я им говорил, что плохо работает продовольственный городской комитет о представке хлеба», — вот все, что показал диакон Василий Иванов следователю ЧК в отношении выдвинутого против него обвинения[3].

Жена арестованного Матрона Игнатьевна в обращении в чрезвычайную комиссию 22 июля писала, что ее муж никаких контрреволюционных разговоров нигде не ведет, и это может подтвердить весь город. «Наоборот, — уверяла она, — принадлежа к пролетариям и живя в большом недостатке, он искренно сочувствовал благим начинаниям советской власти к поднятию благосостояния бедноты. Разговор же его с красноармейцами ничего преступного не носил и был самый обыкновенный разговор — „при перекурке“, в котором он без всякой задней мысли, при взаимной откровенности, передал всем хорошо известные, ходячие по городу слухи о причинах Холмовского восстания и говорил, что при ужасной голодовке все семьи он не может без болезненных явлений есть семена клевера»[4].

В этом и других обращениях Матрона Игнатьевна, убеждая различые инстанции в невиновности мужа и прося скорее рассмотреть дело, освободив супруга под поручительство причта и прихожан, рассказывала о бедности, в которой живет их семья (кроме нее с мужем — четверо детей в возрасте от 3 до 13 лет), взывая к советской власти о сострадании. «Обращаюсь в чрезвычайную комиссию с слезною мольбою освободить моего мужа из тюрьмы, хотя под подписку, и тем не дать мне с малолетними детьми умереть голодною смертию — писала она. — …Сижу положительно без копейки, голодная и холодная. Сам он, хотя и с трудом, чуть не милостынею, кое-как питал нас, теперь же мы положительно по целым дням голодуем»[5]. Всего в деле находится 6 ее обращений, причем не только в Бельскую ЧК, но и в областную ЧК, окружной народный суд, уездный отдел юстиции. Все эти инстанции, однако, переправляли ее прошения «на распоряжение» в Бельскую ЧК. Даже Западно-областная ЧК — инстанция более высокого уровня — указала в своей резолюции, что поскольку «дело Иванова находится в чрезвычайной комиссии Бельского совдепа, обвинение последнему предъявлено, виновность его доказана… вопрос может быть разрешен лишь комиссией Бельского совдепа»[6].

Одно из обращений Матроны Игнатьевны подписано 90 прихожанами Воскресенской церкви, подтвердившими, что они никогда не слышали от отца Василия осуждения советской власти или какой-ни- будь агитации против нее и знают его лишь как «усердного церковного служителя, отличающегося безукоризненным поведением». К другому обращению приложено заявление всех членов причта Воскресенской церкви (трех священников и диакона), в котором они изъявляли готовность быть перед чрезвычайной комиссией поручителями за своего сослуживца в том, что он по первому требованию комиссии явится на суд или для проведения следствия, и сообщалось, что поручителями за него готовы были стать и прихожане[7].

В случае с диаконом Василием Ивановым эти прошения увенчались успехом. 20 августа 1918 г., после того, как он отсидел в тюрьме более месяца, Бельская ЧК, «принимая во внимание, что следствие над Ивановым закончено», приняла решение освободить его из заключения «под подписку о явке на суд или следствие». На следующий день он был выпущен из тюрьмы[8]. По-видимому, отец Василий жил действительно очень бедно: отпуская его под подписку о явке по первому требованию, чрезвычайная комиссия даже не взяла с него залога. Можно предположить, что эта его крайняя бедность (он служил на ставке псаломщика, а материальное положение простого псаломщика и до революции было достаточно трудным), «принадлежность к пролетариям», обращения жены и прихожан в различные инстанции, а также то счастливое обстоятельство, что чрезвычайная комиссия рассмотрела его дело до 30 августа — точки отсчета нового, значительно более жестокого этапа красного террора — послужили тому, что это дело ничем не закончилось: дело не содержит никакого решения ЧК. То, что отцу Василию пришлось перенести, — 1 месяц и 1 неделю тюремного заключения — по-видимому, и было наказанием, которое считала достаточным для этого случая Бельская ЧК. Такое заключение можно сделать на том основании, что кроме допросов обвиняемого и единственного свидетеля, состоявшихся в день ареста, в деле в течение всего последующего времени, пока отец Василий сидел в тюрьме, нет никаких следов активности следствия, никто не допрашивался и для допроса даже не вызывался (Духовенство Смоленской епархии в гонениях ... С. 96–99).

_________________

[1] АУФСБ СО. Д. 3434-с. Л. 2, 6, 8, 9.

[2] Там же. Л. 7, 9.

[3] Там же. Л. 8 – 8 об.

[4] Там же. Л. 10–11.

[5] Там же. Л. 11.

[6] Там же. Л. 2, 2 об., 2а, 10 – 14 об., 16 – 18 об.

[7] Там же. Л. 12–13, 16 – 16 об.

[8] Там же. Л. 4, 5, 19.