«Небольшая келья его украшалась только несколькими образами, тремя кожаными стульями, двумя деревянными столами и шкафом с книгами, — вспоминал современник благочинного Соловецкого монастыря иеромонаха Николая (Кошурникова) послушник Иван Сырцов. — Все это стояло на одном и том же месте целые десятки лет. Богатство о. Николая заключалось, кажется, только в одном старом самоваре и двух стаканах. Доходы, какие бывали при разделе кружки, шли в насущные потребности и на благотворительность, без остатка».

Он был назначен на должность благочинного в 1853 г., при назначении ему было поручено следить за поведением братии и соблюдением ею устава. Отец Николай как нельзя лучше подходил для этой должности, поскольку и сам был «чистосердечно предан строгому исполнению монастырских правил и обычаев, и малейшее уклонение от них почитал преступлением пред Богом и соловецкими чудотворцами. По должности благочинного он требовал и от других строгого исполнения устава, и в особенности от тех, которые, за недавним поступлением в монастырь, не вполне еще усвоили дух иноческой жизни. Но требования его выражались не в форме приказаний начальника, а в отеческих любвеобильных внушениях и наставлениях. Он не был строг, ни вспыльчив, и, кажется, совершенно неспособен был сердиться на кого-либо; не говорил лишнего, особенно пустого, редко улыбался; но всегда ровный, на словах и на деле, и несколько на вид, так сказать, важный, невольно привлекал к себе любовь и уважение от братии. Для него было достаточно, при неуместном, например, разговоре кого-либо в храме или трапезе, взглянуть па разговаривающих, чтобы заставить их молчать; они умолкали не потому, что боялись благочинного, а потому, что глубоко уважали почтенного старца и боялись оскорбить его…

Время благочиннического служения о. Николая в монастыре вполне может быть названо цветущим, в нравственном отношении. Не раз о. Николаю были предлагаемы и более почетные должности: казначея и наместника. Но он был не честолюбив и всегда уклонялся от этих, хотя и почетных, должностей, к которым не чувствовал в себе особенного призвания».

Илл.: Крамской И. Н. (1837–1887). Русский монах в созерцании.