«Милость Божия буди с Вами…
Желаю всем всякого возможного облегчения в трудностях жизни…

Я по милости Божией здоров, сравнительно благополучен и, как всегда, благодушен, хотя временами бывает очень тяжело. Говорю сейчас не о физических тяжестях. Работаю по-прежнему ассенизатором. Конечно, соскабливать лед, сбивать примерзший навоз не так легко. Но главная моя работа утром — часа 1½–2 — тут не легко, часто прихожу в барак после работы с совершенно мокрой рубахой. Обычно после возвращения в барак подкрепляюсь маленьким, грамм в 40 ломтиком хлеба (больше не умею выгадывать для этого из моих 550 грамм). Хлебушек смазываю постным маслицем, которое все еще тянется у меня из Вашей посылочки. Утром и кончается моя главная работа. Среди дня только наблюдаю за чистотой в уборной. Тем и нравится мне моя работа, что она дает возможность располагать большею частию моего времени более или менее свободно и самостоятельно…

Барак наш очень темный, и в 5-м часу у нас уже нельзя ничего делать... Так, почти 2/3 дня приходится проводить без света, почти и без дела и большею частию в лежачем положении. Но и это еще не большая беда, тем более что часть ночного времени занимается совершением ежедневного богослужения… с моим соседом о. Петром стараемся справить весь круг служб и поминаем всех любящих и благодеющих. Это очень скрашивает нашу жизнь здесь. Но крайне угнетает окружающая грубость, злоба и особенно цинизм. В Соловецких лагерях — в 1927 г. — этого как-то не так было заметно. В лагерях ББК в 1937 г. похабщины было больше, — но это была похабщина более или менее поверхностная, сквернословили, не вдумываясь в то, что говорили. Здесь какое-то смакование похабщины. Это не только сорвавшееся или по привычке сказанное словцо, но сквернословие сознательное, осмысленные похабные речи. С ужасом наблюдаю, как с 1927-го падают нравы... и что особенно грустно, что всем этим щеголяет не шпана какая-нибудь, а те, кто считает себя "людьми", — люди, занимавшие некоторое положение, вершившие большие дела, увенчанные почетными именами инвалидов Отечественной войны... Грустно, больно, тяжело...»

(Святитель Афанасий (Сахаров) из Сибирского ИТЛ, 3.1.1945 г.)