«Ранним майским утром, в расцвете "своей весны" подошел я к святым воротам Оптиной пустыни. Раздался благовест монастырского колокола. Богомольцы с умильными лицами спешили в святой храм.

Но не спешил войти только я… Я остановился у святых ворот, погруженный в думу. Ведь я шел в эту славную Оптину пустынь не только помолиться, но "поселиться". Душа моя рвалась войти. Но ин голос, голос юности и плоти, горце взывал ей: куда ты влечешь меня? Там вдали оставлены тобою престарелые родители. Там ждут тебя кровные братья, там ждут любившие тебя юноши, друзья и девы. А тут, за прагом сим, на всю жизнь ждут тебя подвиги самоотвержения, подвиги, кроме физических трудов, еще неведомые тебе, непонятные и неведомые миру, подвиги абсолютного послушания, смирения, поста и молитвы. Жизнь хождения как бы пред лицом Самого Бога, в Боге и для Бога.

И в эти минуты борьбы "духа с плотью" я возвел свой взор души туда, горе — к Тому, Кому я вверял свою жизнь и спасение…

И в это время внимание мое и взор были обращены на лестницу, ведущую от святых ворот к самому входу собора, которая постепенно возвышалась. "Таков здесь путь твой, путь духовного восхождения до входа твоего во врата Горняго Небесного Иерусалима", — сказал мне внутренний голос мой... А над святыми воротами во весь рост человека возвышался Ангел: в одной руке он держал большой святой крест, как символ страдания, а в другой — венец, как символ награды и славы.

Слова святого Евангелия, как некий Божественный свет, озарили мой разум и, как острие меча, уязвили истиной слов Богочеловека мое сердце: "Аще кто хощет по Мне идти да отвержется себя и возьмет крест свой, и по Мне грядет" (Мф. 16, 24). "Аз есмь путь, истина и жизнь" (Ин. 14, 6).

Путь на небо всякому последователю Христа, а наипаче иноку, — предлежит только через Голгофу, с крестом в руках, с крестом на плечах. Других путей туда, на небо, нет... Без креста — нет венца!

Я переступил благоговейно святой порог обители — и... взял святой крест, сказав: "Се покой мой — зде вселюся в век века! Кресту Твоему поклоняюся, Владыко!"»

(из письма из заключения преподобного Рафаила (Шейченко), исповедника, 1950-е гг.).