Иларион (Бельский Иван Иванович), епископ

Иоанн Иванович Бельский родился 20.03.1893 в семье Иоанна Яковлевича Бельского — протоиерея Владимирской церкви, располагавшейся на Владимирской улице Санкт-Петербурга. Будущий архипастырь обучался в Олонецкой Духовной семинарии, которую окончил в июне 1917, а затем до 1919 работал воспитателем в Петрозаводском Духовном училище. По возвращении в Петроград Иоанн Бельский поступил в Александро-Невскую лавру, где 3.07.1919 был пострижен в монашество с именем Иларион, 13 июля того же года рукоположен во иеродиакона, а в 1922 — во иеромонаха. Помимо служения в храме Божием отец Иларион исполнял обязанности эконома, секретаря церковного совета, правителя дел Духовного Собора Александро-Невской лавры. После ареста митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина (Казанского) батюшка был репрессирован 1.06.1922 по делу иеромонаха Льва (Егорова), возглавлявшего одно из петроградских православных братств, деятельностью которых богоборческая власть была недовольна. Например, 22.04.1922 в «Известиях» появилась статья, в которой отмечалось: «В Петрограде свирепствует какая-то эпидемия братств, духовных кружков, подготовительных религиозно-схоластических школ. Духовенство обрабатывает этим путем молодежь». Отец Иларион пребывал в узах в течение двух месяцев, поначалу содержался в доме предварительного заключения на улице Шпалерной, 4 августа был переведен во 2-й исправительно-трудовой дом, 22 августа освобожден под подписку о невыезде, 14.09.1922 дело в отношении батюшки было прекращено.

В сентябре 1924 иеромонах Иларион (Бельский) был возведен в сан игумена, получил назначение на должность настоятеля Борисоглебской церкви, находившейся на Калашниковской набережной Петрограда, а затем был вызван в Москву и 14 октября того же года Святейшим Патриархом Тихоном рукоположен во епископа Каргопольского, викария Олонецкой епархии. По некоторым данным в декабре 1924 года Владыка был арестован по обвинению в антисоветской агитации и выслан в Смоленск, где, отбывая ссылку, оставался епископом Каргопольским. После освобождения епископ Иларион 12.04.1925 принял участие в погребении Святейшего Патриарха Тихона, в июне того же года Патриаршим местоблюстителем митрополитом Петром (Полянским) был определен епископом Поречским, викарием Смоленской епархии, в ноябре 1926 назначен епископом Бельским, управляющим Смоленской епархией. Позднее на следствии он показал: «По прибытии в гор. Смоленск я по приглашению церковных советов служил по церквам гор. Смоленска, рукополагал в сан диакона и священника по просьбе общин, по добровольному желанию некоторого духовенства принимал таковых в общение с Православной Церковью из обновленческого раскола».

5.02.1927 епископ Иларион был арестован, обвинялся по статьям  58–5,12 УК РСФСР в связях «с активными членами Сычевской монархической группировки», оказывавшими «содействие лицам, выдававшим себя за членов семьи бывшего царского дома Романовых». На допросе 18 февраля виновным себя Владыка не признал. 4.03.1927 он написал заявление на имя уполномоченного ОГПУ: «В предъявленном Вами обвинении 18.02.1927 по ст.58, п.5 и 58,п.12 я считаю себя невиновным. С целью правосудия и справедливости, и чтобы не было невинной жертвы, я убедительно прошу Вас допросить городское духовенство и церковные советы г. Смоленска, а также благочинных I-го и III-го округа Смоленска … о том, говорил ли я когда-нибудь на политические темы и делал ли какие-нибудь распоряжения, направленные против Советской власти. И тогда Вы сами воочию удостоверитесь, что нет. Врагом Советской власти я никогда не был, против власти не шел, и идти не желаю … Я всегда просил духовенство политикой не заниматься, никогда ничего не говорить против существующей гражданской власти, а руководствоваться Декретом об отделении Церкви от государства. Гражданскую власть я признавал и признаю. К партии никакой не принадлежу. Вообще я стою вне политики. … Ни к каким тайным организациям не принадлежу, и не принадлежал, и не желаю принадлежать. … Ни про какие дома Романовых не выслушивал, которые якобы находились в гор. Сычевке, и не говорил, и ничего общего не имею с этой наглой, глупой авантюрой, которая могла только пустить свои корни в глухой провинции, где могут поверить разным небылицам. Ввиду всего вышеизложенного прошу отменить меру пресечения, ускорить следствие, дабы снять с меня незаслуженное обвинение». Тем не менее, после пребывания около года в смоленской тюрьме Владыка был приговорен 29.08.1927 к десяти годам концлагерей.

В конце 1927 года архипастырь был отправлен на Соловки, куда прибыл 2.01.1928. Известно, что зимой непосредственно на архипелаг заключенных отправлять не могли, и до начала навигации они содержались на пересыльном лагпункте в Кеми. Вероятно, Владыке пришлось пробыть там всю зиму, и что он там пережил, можно представить по воспоминаниям очевидцев: «Кемперпункт, или пересыльно-распределительный пункт Соловецкого концлагеря на Поповом острове вблизи Кеми, — это его чистилище, первые круги Дантова ада. Тюремная обстановка позади, впереди — лагерная, или, как образно … втолковывали всем новичкам: «Тут кончилась власть советская и началась власть соловецкая»».

О пребывании владыки Илариона на Соловках можно составить представление по воспоминаниям очевидцев. В 1920-е годы здесь содержалось много священнослужителей, среди них было немало архиереев, причем таких выдающихся, как архиепископы Иларион (Троицкий) и Петр (Зверев). Июльская 1927 года Декларация митрополита Сергия (Страгородского) привела к разделениям. При этом если среди заключенных, попавших на Соловки до издания Декларации, большинство были «сергианами», то среди прибывших после опубликования Декларации, наоборот, преобладали непоминающие. Среди таковых архипастырей был и епископ Иларион (Бельский), сблизившийся в лагере с епископом Яранским Нектарием (Трезвинским). После освобождения из заключения владыка Нектарий 4.03.1928 от своего имени и от имени пребывавшего в узах епископа Илариона объявил об отделении от митрополита Сергия и присоединении к сторонникам епископа Глазовского Виктора (Островидова), т.е. к непоминающим. При этом в акте об отделении владыка Иларион назван епископом Котельничским, викарием Вятской епархии.

Епископ Иларион в лагере трудился на общих работах, занимался плетением рыболовных сетей, не имел разрешения на свободное передвижение по острову. На Соловках его звали Иларионом Маленьким в отличие от Илариона Большого — Верейского архиеп. сщмч. Илариона (Троицкого). Был одним из самых непримиримых противников митр. Сергия, отрицал действенность таинств, совершаемых священниками, которые признавали его каноническое главенство. Он принимал участие в тайных богослужениях. Как вспоминает И.М. Андреевский: «Несмотря на чрезвычайные строгости режима Соловецкого лагеря, рискуя быть запытанными и расстрелянными, Владыки Виктор (Островидов — сост.), Иларион (Бельский — сост.), … Максим (Жижиленко — сост.) не только часто служили в тайных катакомбных богослужениях в лесах острова, но и совершили тайные хиротонии нескольких новых епископов. Тайных катакомбных «храмов» … на Соловках было несколько, но самыми «любимыми» были два: «Кафедральный Собор» во имя Пресвятой Троицы и храм во имя Св. Николая Чудотворца. Первый представлял собою небольшую поляну среди густого леса в направлении на командировку «Савватьево». Куполом этого храма было небо. Стены представляли собою березовый лес… Храм же Св. Николая находился в глухом лесу, в направлении на командировку «Муксольма». Он представлял собою кущу, естественно созданную семью большими елями… Чаще всего тайные богослужения совершались именно здесь, в церкви Св. Николая. В «Троицком же кафедральном соборе» богослужения совершались только летом в большие праздники и, особенно торжественно, в день Святой Пятидесятницы. Но иногда, в зависимости от обстоятельств, совершались сугубо тайные богослужения и в других местах.

Так, например, в Великий Четверг 1929-го служба с чтением двенадцати Евангелий была совершена в нашей камере врачей, в 10-й роте. К нам пришли, якобы по делу дезинфекции, владыка Виктор и отец Николай Пискановский. Потом отслужили церковную службу, закрыв на задвижку дверь. В Великую же Пятницу был прочитан по всем ротам приказ, в котором сообщалось, что в течение трех дней выход из рот после 8 часов вечера разрешается только в исключительных случаях, по особым письменным пропускам коменданта лагеря.

В 7 часов вечера в пятницу, когда мы, врачи, только что вернулись в свои камеры после 12-часового рабочего дня, к нам пришел отец Николай и сообщил следующее: плащаница, в ладонь величиной, написана художником Р… Богослужение — чин погребения … начнется через час. «Где?» – спросил владыка Максим. «В большом ящике для сушки рыбы, который находится около леса вблизи от № роты… Условный стук 3 и 2 раза. Приходить лучше по одному…»

… Вот и опушка леса. Вот ящик, длиной сажени 4. Без окон. Дверь едва заметна. Светлые сумерки. Небо в темных тучах. Стучим 3 и потом 2 раза. Открывает отец Николай. Вл. Виктор и вл. Иларион уже здесь. … Внутренность ящика превратилась в церковь. На полу, на стенах еловые ветки. Теплятся несколько свечей. Маленькие бумажные иконки. Маленькая, в ладонь величиной, плащаница утопает в зелени веток. Молящихся человек 10. Позднее пришли еще 4–5, из них два монаха. Началось богослужение. Шепотом. Казалось, тел у нас не было, а были одни уши. Ничто не развлекало и не мешало молиться. Я не помню — как мы шли «домой», т. е. в свои роты. Господь покрыл.

Светлая заутреня была назначена в нашей камере врачей. К 12 часам ночи, под разными срочными предлогами по медицинской части, без всяких письменных разрешений, собрались все, кто собирался прийти, человек около 15. После заутрени и обедни сели разговляться. На столе были куличи, пасха, крашеные яйца, закуски, вино (жидкие дрожжи с клюквенным экстрактом и сахаром). Около трех часов разошлись. Контрольные обходы нашей роты комендантом лагеря были до и после богослужения, в 11 часов вечера и в 4 часа утра. Застав нас, четырех врачей во главе с владыкой Максимом, при последнем обходе не спящими, комендант сказал: «Что, врачи, не спите? — и тотчас добавил: Ночь-то какая … И спать не хочется». И ушел. «Господи Иисусе Христе, благодарим Тебя за чудо Твоей милости и силы», — проникновенно произнес владыка Максим, выражая наши общие чувства. Белая соловецкая ночь была на исходе. Нежное розовое соловецкое пасхальное утро играющим от радости солнцем встречало монастырь-концлагерь, превращая его в невидимый град Китеж и наполняя наши свободные души тихой нездешней радостью».

В 1930 епископ Иларион был переведен с главного Соловецкого острова на остров Анзер. По воспоминаниям отца Петра Белавского, осужденного в августе 1930 и прибывшего на Соловки в конце сентября, Владыка находился с ним на Анзере в одном бараке. У отца Петра была епитрахиль, которую он как-то сумел припрятать, а у владыки Илариона сохранилась архиерейская мантия, были и кое-какие богослужебные книги. В Крещенский сочельник 1931 епископ Иларион благословил отца Петра совершить чин Великого освящения воды. Была сильная метель, неподалеку от барака находилась сторожевая вышка с будкой. Поднявшись туда с водой, батюшка совершил освящение и принес Крещенскую воду в барак для собратьев.

В сентябре 1931 владыку Илариона перевели с Соловков на материк, в одно из отделений Беломоро-Балтийского лагеря (Белбалтлага). В это время с ним встретился Алексий Ростов, работавший на строительстве Беломоро-Балтийского канала на командировке «Новая Биржа», в районе села Надвоицы. Вот что писал он в своих воспоминаниях: «Несмотря на свой небольшой рост, Владыка отличался физическим здоровьем и на Соловках сразу попал на общие работы. Теперь, по прибытии этапом на командировку «Новая Биржа», … владыка Иларион получил первую <категорию>, т. е. признан пригодным к тяжелому физическому труду. При осмотре его документа для занесения данных в протокол комиссии я увидел, что он «запретник», т. е., как особо опасный заключенный, не может быть послан в лес на работы по подготовке трассы будущего Беломорканала, а должен содержаться всегда «за проволокой», т. е. на работах внутри самого концлагеря, обнесенного высоким частоколом с вышками на углах и единственным выходом через ворота при контрольном пункте.

Чтоб устроить его на более легкую работу внутри лагеря, я решил поговорить … с зубным врачом … Екатериной Александровной Ордынской …, которая имела зубоврачебный кабинет внутри лагеря. … После беседы со мной Екатерина Александровна предложила начальнику санчасти взять интеллигентного и сильного заключенного для работы в качестве протезиста под ее наблюдением. Прежний протезист уже отбыл свой срок, а потому надо было найти ему подходящего преемника, и она предложила прибывшего с этапом «запретника» Бельского. Начальник санчасти стал хлопотать, но ИСО (Информационно-Секретный Отдел) не допустил Владыку работать протезистом, а дал ему работу привратника. Пешеходы входили в лагерь через калитку и предъявляли свои пропуска дежурному по комендатуре, то же имело место при выходе партий заключенных на работы. Но если приезжал воз или телега, то владыка Иларион выбегал открывать и закрывать потом за ними ворота».

5.09.1933 епископ Иларион (Бельский) был освобожден по амнистии. Владыка избрал местом жительства Козьмодемьянск, что, возможно, связано с тем, что до начала 1933 там жил единомысленный ему архиепископ Серафим (Самойлович), освобожденный из Белбалтлага ранее. Епископ Иларион поселился у ссыльных, Матфея Никитича Васина и его супруги, которые снимали нижний этаж в доме Любови Ивановны Замятиной по адресу Кирпичный овраг, д.25, а в ноябре 1933, когда чета Васиных вернулась домой, в Московскую область, поселился у Зотея Терентьевича Калугина (Кирпичный овраг, д.10). О своем епископстве Владыка никому не говорил, и как показал впоследствии «всем гражданам, обращающимся ко мне, я отвечал, что являюсь служителем культа, монахом». Архипастырь зарабатывал на существование распилкой дров, уборкой и другими хозяйственными работами у частных лиц. По словам очевидцев, он «жил скрытно, никого к себе не допускал», «читал газеты и книги», «питался плохо», в действующие сергиевские храмы не ходил, а на вопрос «почему» ничего не отвечал. По всей видимости, Владыка совершал богослужения по домам единомысленных ему мирян, духовно окормлял некоторых верующих Козьмодемьянска. Известно, например, что он навещал болящую монахиню Параскеву (Мирякову), которая, по имеющимся сведениям, скончалась в 1934 году.

25.05.1934 епископ Иларион (Бельский) был арестован, помещен в Козьмодемьянскую тюрьму и обвинялся по статьям 58–10,11 УК РСФСР (агитация против мероприятий партии и правительства, участие в контрреволюционной организации). На постановлении о предъявлении обвинения рукой Владыки написано: «Вышеуказанное предъявляемое обвинение не признаю за собой, так как я против советской власти ничего никогда не говорил и держался вне политики».

По данному следственному делу было допрошено четыре свидетеля, которые не дали показаний о контрреволюционной деятельности архипастыря. Первый допрос епископа Илариона состоялся 25.05.1934. В ходе его своей вины Владыка не признал, показав: «Никогда антисоветски настроенным не был, и быть не хочу. Никогда связи с гражданами с антисоветскими настроениями не имел и не желаю иметь. Ни в какой контрреволюционной организации не состоял и не состою. Постоянно помню, и помнил 81 апостольское каноническое правило: «Ни епископ, ни пресвитер не должен вмешиваться в народное управление, но неопустительно быть при делах церковных», т.е. знать только церковное дело. Существующей гражданской власти — советской считал православным долгом и обязанностью подчиняться и воздавать ей кесарево — кесарю, а Божие — Богу».

26 мая епископ Иларион был направлен в Горький и заключен в спецкорпус Горьковской фабрично-заводской трудовой колонии. На допросе 31 мая на вопрос о его политических убеждениях и отношении к политике советской власти Владыка ответил: «Политика Соввласти проводится на основе коммунистического учения и ставит своей конечной целью создание коммунистического общества. Коммунизм же наряду с преобразованием всего человеческого общества ставит также задачей уничтожение христианского учения и религии вообще, как «дурмана и опиума для народа». Следовательно, я, как истинный христианин и епископ, не могу признавать и разделять политику и учение, направленное к уничтожению религии, и считаю, что разделение и признание такого антихристианского учения и примиренчество к нему со стороны христианина означало бы явный отказ от веры в Бога и поставило бы его вне Церкви. Принадлежать к такому числу людей я не желаю. Считаю своим христианским долгом вести посильную для меня борьбу за защиту христианства от безбожного учения … Признать Соввласть и проводимые ею мероприятия, — это значит то же, что признать христианину антихристианское коммунистическое учение. Такое признание будет грешным делом и отступлением от веры в Бога и Православной Церкви».

Следственное дело в отношении епископа Илариона было передано для рассмотрения во внесудебном порядке тройке при ПП ОГПУ по Горьковскому краю. 13.07.1934 органы приняли решение о прекращении дела, так как материалов было собрано недостаточно. Владыка был освобожден и возвращен в Козьмодемьянск, а дело передали для дальнейшей разработки, с тем, чтобы выявить все его «контрреволюционные связи» и «репрессировать в ближайшее время». В августе 1934 епископ Иларион был арестован вновь. На допросе 30 августа он показал, что никому никаких поручений о создании ячеек ИПЦ не давал, 14 сентября заявил, что признает только Истинно-Православную Церковь, и «как приверженец этой Церкви, Соввласти не признает, потому что она не признает религии и вытравляет ее». 13 октября того же года Владыка был освобожден под подписку о невыезде из Козьмодемьянска, 17.10.1935 дело прекратили «за отсутствием состава преступления». Однако наблюдение за архипастырем не прекратилось.

После освобождения владыка Иларион поселился в доме Наталии Колпаковой. Затем верующие построили ему домик по адресу Запольная, д.28, куда Владыка перебрался в октябре 1936-го. Архипастырь пользовался уважением среди местного населения, крестьяне, монашествующие приносили ему подаяние как пострадавшему за веру. Кроме того, епископ занимался плетением лаптей, которые продавал на базаре, зарабатывая тем самым средства к существованию.

24 августа 1937 года епископ Иларион (Бельский) был арестован вновь и помещен в Йошкар-Олинскую тюрьму. На основании ложных показаний четырех свидетелей его обвиняли по статье 58-10, ч.2 (антиколхозная агитация, распространение слухов о скорой войне и гибели в ходе нее советской власти, создание контрреволюционной группы из «сектантов, монашек и единоличников»). На единственном допросе 25 августа своей вины Владыка не признал, 28 августа тройкой НКВД по МАССР он был приговорен к расстрелу. Приговор привели в исполнение 31.08.1937 в 20 часов вечера, вероятным местом погребения Владыки является братская могила на так называемой Мендурской дороге неподалеку от Йошкар-Олы.

В 1981 причислен к лику святых РПЦ(З).