Корицкий Всеволод Михайлович, протоиерей

Сын протоиерея Михаила Андреевича Корицкого, уроженец г. Стародуба Черниговской губ., Всеволод Корицкий принял сан священника в 1885 и с этого момента деятельно участвовал в церковной жизни Черниговской епархии. Более четверти века состоял благочинным Стародубского уезда, в течение 33 лет состоял законоучителем церковно-приходских и земских народных училищ.

Биографические сведения о жизни и служении протоиерея Всеволода Корицкого, в особенности периода с 1941 по 1950-е, стали известны исследователям истории Смоленской епархии благодаря его «Дневнику». Дневник начат 5 августа 1952 и завершен 20 августа 1953. В этом источнике, дающем характеристику церковно-общественной жизни, описываемого периода, содержатся также сведения по истории Вознесенского храма г. Рославля. Взгляд отца Всеволода — взгляд свидетеля и участника исторических событий во время немецкой оккупации г. Рославля и в послевоенный восстановительный период. Также в повествовании автор делает акценты и на некоторые эпизоды, как на «типичные для составления понятия об условиях религиозной жизни» того времени (Рославльский подвижник. С. 13).
 
С 1930 по 1941 отец Всеволод по состоянию здоровья жил на иждивении детей в Рославле. В это время в городе были закрыты все храмы и Спасо-Преображенский мужской монастырь. 14 мая 1941 решением облисполкома кладбищенская Вознесенская церковь была ликвидирована, «здание было передано под культцели» (Клирики Смоленской епархии в годы Великой Отечественной войны: протоиерей Всеволод Корицкий …). 1 сентября 1941 по желанию прихожан протоиерей Всеволод принял должность настоятеля при вновь открывшейся для богослужений Вознесенской церкви, где прослужил до выхода за штат в 1953.

В августе 1941 неподалеку от Вознесенской церкви нацисты создали концентрационный лагерь № 130 для военнопленных и мирных жителей. Протоиерей Всеволод Корицкий «призвал верующих организовать сбор продовольствия для содержавшихся там заключенных. Хлеб, картофельные лепешки и оладьи, и другие продукты, приносимые людьми, собирались и сразу же отправлялись в лагерь. Это позволило спасти многих советских солдат от голодной смерти. Кроме того, при возможности, отец Всеволод выводил военнопленных на свободу под личное поручительство. Некоторые из них затем уходили к партизанам» (Смоленская епархия в годы Великой Отечественной войны. С. 115–116). Впоследствии, как вспоминала внучка протоиерея Всеволода Михайловича Корицкого — Варвара Феодосьевна Засульская многие из этих бывших военнопленных, приезжая в Рославль, приходили к отцу Всеволоду для того, чтобы поблагодарить его за все, что он для них сделал.

В дневниковой записи священника от 29 августа/11 сентября 1952 есть характерное воспоминание:

«Усекновение Главы святого Иоанна Предтечи и день поминовения воинов, убитых во вторую войну, и убитых и умученных немцами из гражданского населения, каковых в Рославле на кладбище, как гласит надпись на мемориальной доске на памятнике, погребено 135 тысяч. Насколько точна указанная цифра — сказать трудно, но, во всяком случае, убитых очень и очень много. Особенно жестоко они расправлялись с партизанами. Деревни, не только уличенные, но и заподозренные в партизанщине, карались беспощадно. Сотни жителей таких деревень хватались и целыми машинами их возили на кладбище, или удушенными в машине-душегубке или, если привозились живыми, расстреливались на месте и складывались в заранее приготовленные могилы. Указанное число убитых определено следственной комиссией из военных, сейчас же по занятии Рославля русскими в сентябре 1943 г. Членом этой комиссии был приглашен и я. Отрывали две могилы, одну самую большую и другую поменьше. Прием один и тот же. Убитые клались рядами один на другой, в одной могиле их насчитали 15. Яма заполнялась до самого верха и тогда присыпалась землей, почему курганы значительно высоки. В ту часть кладбища, где производились эти убийства, немцы никого не допускали. Днем и ночью здесь стояли часовые. Хоронили и убивали обыкновенно ночью — днем как исключение. А поэтому свидетелей-очевидцев этих зверских преступлений не было. Издали только, стоя около церкви, можно было иногда слышать вопли и стенания расстреливаемых и убиваемых» (Рославльский подвижник. С. 18).

Последние несколько лет своей жизни отец Всеволод состоял благочинным 1-го Рославльского округа. Епископ Смоленский и Дорогобужский Сергий (Смирнов) в письме уполномоченному по делам религии Н. Л. Митину от 29 сентября 1945 подчеркивал, что «на благочинных строится вся церковно-административная связь епархиального центра с периферией».  В отчете о патриотической деятельности духовенства Смоленской епархии им были отмечены три благочинных, «как активные деятели этой работы». Отцу Всеволоду, как одному из трех самых деятельных работников по сборам на патриотические цели владыка Сергий дал следующую характеристику:

«Благочинный Корицкий, хотя дряхлый старик, но не отстает от жизни. Его обстоятельные отчеты полны картинности в изображении патриотической деятельности духовенства округа. Он в курсе дела всех деталей приходской жизни и характеристики своих сослуживцев. Его инструктаж быстро воспринимается периферией и деловито осуществляется (Смоленская епархия в годы Великой Отечественной войны. С. 156).

В феврале 1953 отец Всеволод вышел за штат. События, побудившие его к этому шагу, он описывал так:

«Приближался праздник Рождества Христова. Думал, как я его проведу? Сил мало, а дел много. Сначала вытягивал кое-как и дотянул до самого Крещения. Однако дотянул и меня домой отвезли на лошади. На Крещение привезли на лошади и кое-как отслужил, но переутомился уже так что, приехавши домой, лег и заболел. Болел серьезно, думал, что гроб будет, и радовался этому …

Подходило 15 марта, получалось платежное извещение о подоходном налоге. Его надо было платить в срок, около тысячи рублей. Плати, а там доказывай, что ты болел. Да они на эти доказательства внимания не обращали. Подумал я, подумал, мне все равно умирать (я считал болезнь смертельной), и решил, что мне выгоднее идти за штат …

Если бы я был уверен, что в силах буду служить Страстную и Пасху, я бы за штат бы не пошел. Ведь за это время поступает такой доход в церковь, что дает возможность платить все налоги, делать ремонты и содержать служителей. Я хотел обеспечить церковь в этом отношении и поэтому освободил место для нового священника — что и сделал» (Рославльский подвижник. С. 32).

«23 марта 1953 года, по старому стилю, 5 апреля по новому.

Первый день Пасхи. Тоска на душе страшная, начинает мучить терзание — зачем я вышел за штат. Может быть я еще оправлюсь настолько, что буду иметь возможность служить, а тут сидишь без дела и не знаешь, к чему приложить рук. Правильного дела никакого. Читать не могу. Если читаю, то разбираю по одному слову и то не долго — 10–15 минут, а потом должен делать перерыв на полчаса, чтобы отдохнули глаза. Если пишу, то больше по памяти и слежу только за правильностью строки. Прочитать то, что я написал, уже не могу при самом сильном свете. А натура тянет к делу, требует дела, которое и выдумываю для себя, лишь бы не сидеть сложа руки. Занимаюсь делами самого бесполезного порядка, лишь бы не требовалось зоркость глаз — перебираю перья куриные и приспособляю их для какой-либо подушки, исправляю переплеты на книгах, которые никто не будет читать, и пишу настоящие записки, которые тоже никогда никто не будет читать.

В церкви звонят — тосковал, пасхи дома освящал — тосковал, разговлялся — тоже тосковал, много раз пытался читать книгу — глаза не берут, побегаю глазами по строкам, а смысла-то в них не всегда могу добраться, и отдыхал полчаса. Наконец решил убить время хоть над этой книгой, и что запишу в нее сейчас — даже и сам не знаю. <...> Что будет дальше, если Господь продлит веку, — увидим» (Там же. С. 33–34).

Зоботы о Вознесенском храме занимали отца Всеволода до последних дней. В редких уже к тому времени дневниковых запясях он описывал какие ремонтные и востановительные работы производились в храме после его выхода за штат. Последняя краткая запись от 20 августа 1953 сообщала:

«В церкви проведен электросвет» (Там же. С. 34).

Незадолго до своей кончины 1 января 1954 в завещании, помщенном в дневниковых запясях, отец Всеволод скромно записал:

«Хотелось бы, чтобы на моей могиле был поставлен крест самой простой работы, но железный и на нем прибита металлическая дощечка с  надписью из трех слов: "Здесь лежит священник"» (Там же. С. 35).

«Вся долголетняя жизнь протоиерея В. М. Корицкого была примером доброй христианской жизни, доброго пастырского делания, а кончина его была подлинно христианской: напутствованный Святыми Тайнами и таинством Елеосвящения, о. Всеволод мирно почил, окруженный детьми и внуками. Весть о смерти о. Всеволода Корицкого исполнила искренней скорбью сердца знавших его. Со всех концов собрались верующие, чтобы проститься с глубоко чтимым старцем-пастырем. Вознесенский храм, в котором служил последние годы о. Всеволод, не мог вместить всех пришедших … Вечная память доброму пастырю, всю свою сознательную жизнь посвятившему работе на ниве Христовой!» (Вечная память почившим! ... 1954. № 5. С. 9).