Николай (Богоявленский Михаил Иванович), архимандрит

Родился в семье бедного причетника Тверской епархии. На третьем году лишился матери, и отец, обремененный большой семьей, принужден был отдать Михаила на воспитание в чужие люди. Мальчик рос тихим, задумчивым, любил уединяться. В период обучения в духовном училище не принимал участие в детских играх, любил читать книги и изучать проходимые предметы, однако был любим товарищами за кротость и незлобие.

В семинарии Михаил очень нуждался, только к 6-му классу денежные дела его поправились благодаря занятиям репетиторством. Архимандрит Николай часто говорил: «Храм был самым любимым моим местом, а молитва — упражнением. Я и теперь благодарю Бога, что он послал мне испытания и горькую бедность, потому что бедность гнетущая, отравлявшая даже лучшие годы жизни (школьные), привела меня к истинному источнику счастья» (Архимандрит Николай (Богоявленский), бывший Ректор Тобольской Семинарии. С. 212).

По окончании семинарии хотел продолжить свое образование, но должен был сразу поступить на место, чтобы поддержать многочисленных бедных родственников.

В 1887 вступил в брак и был определен священником в село Борисовское (Нижние Пороги) Весьегонского уезда. За десять лет служения в Борисовском приходе о. Михаилу удалось повлиять на жизнь прихожан: пьянство, буйство, грабежи и разбои, царившие здесь, прекратились. Владелец местной винной лавки вынужден был переехать в другое место. Церковь по праздникам не вмещала в себя молящихся.

Потеряв жену, о. Михаил решил оставить приход и продолжить свое образование. Осиротевшие Борисовские прихожане при прощании преподнесли ему икону Казанской Божией Матери в знак молитвенной памяти о себе, а также тонкой кожи с отласной подкладкой бювар.  

Мысль о принятии монашества родилась у него на втором курсе академии под влиянием личности тогдашнего ректора Бориса (Плотникова), епископа Ямбургского, отличавшегося аскетической настроенностью и строгой монашеской жизнью. Решившись принять иночество, о. Михаил все-таки медлил вступать в ряды монашествующих. По его взгляду, высказанному уже в период пребывания на Валааме, «монашество — самый трудный подвиг, и принимающему его много силы надо иместь, чтобы устоять в этом высоком звании в Христовой Церкви. Истинное иночество — это постоянное исповедничество и мученичество и многие ли, особенно из молодых, в состоянии пребывать на высоте этого высокого призвания? Надо серьезно обдумывать этот шаг; изучить теоретически дух истинного монашества — этот особенно тернистый и узкий путь; ознакомиться с жизнию истинных подвижников через посещение лучших монастырей; испытать силы свои, узнать себя, а потом уже и решаться на этот трудный путь и идти по нему» (Из письма одному из воспитанников Тоб. дух. семинарии, 25 дек. 1910 г. Цит. по: Архимандрит Николай (Богоявленский), бывший Ректор Тобольской Семинарии. С. 215–216).

В течение двух лет о. Михаил изучал святоотеческие творения, более всего ему нравился авва Дорофей (впоследствии часто говорил: «почитайте-ка авву Дорофея, много любви и незлобия почерпнете вы из его проникнутых любовью творений» (Там же. С. 216)). После тщательной проверки себя, в ноябре 1900 подал ректору академии прошение о пострижении себя в монашество. В декабре этого же года постриг был совершен с наречением имени Николай.

В 1901 защитил курсовое сочинение на тему «Аскетизм по учению св. Димитрия Ростовского, содержащемуся в его Четьих Минеях». Из отзыва о сочинении о. Николая проф. Бронзова: «Автор весьма старательно изучил подлежавший его рассмотрению обширный материал. Для того, чтобы сделать это с успехом, потребны были огромные от автора усилия, сильная его любовь к делу, которая о. Николаю, несомненно, была присуща. Он писал, — так это и видно на каждой странице его диссертации, — не ради того только, чтобы исполнить скучную обязанность, а исключительно или, по-крайней мере, главнейшим образом по расположению к вопросу, такое или иное решение которого для него было весьма важно... Автор извлек из своей годичной работы огромную пользу для своего внутреннего мiра, многое здесь окончательно уяснил себе, многое твердо обосновал...» (Журналы собраний Совета СПб Духовной академии за 1900/1901 год, стр. 320–321 (особое приложение к журналу Христианское чтение. 1901. № 12). Цит. по: Архимандрит Николай (Богоявленский), бывший Ректор Тобольской Семинарии. С. 216).

Годы служения в Краснослободском духовном училище, по словам о. Николая, были лучшими из всей его учебно-воспитательной деятельности. В Пензенской духовной семинарии жизнь была его не так отрадна: несколько воспитанников, которые были, как выражался о. Николай, «на красной подкладе», сильно не взлюбили инспектора-монаха. Законные его требования они стали называть превышением инспекторской власти. Много получал о. Николай угрожающих анонимных писем, авторов которых он знал и мог доказать, но не указывал на них, прощая по доброте и состраданию.

Однажды, занимаясь текущими семинарскими делами, о. Николай сидел около окна за столом у себя в кабинете. Вдруг раздался звон разбитых стекол и над головой о. инспектора пролетел большой серый булыжник. Очевидно, расчет был на то, что камень со всего размаху попадет в висок сидевшего, но он пролетел на полвершка выше головы. О. Николая страшно огорчило и потрясло это происшествие. Семинаристы быстро нашли виновных и выдали их инспектору, но он, не желая им навредить, простил их и просил об этом же семинарское правление.

Чтобы загладить грех своих товарищей и выразить чувства любви и признательности пензенские семинаристы, при прощании с отбывавшим в Тобольск о. Николаем, поднесли ему бронзовый архимандричий посох.

Обстановку, в которой о. Николаю пришлось проходить свое служение в Тобольске, достаточно характеризуют слова его ученика Александра Ребрина, выпускника Санкт-Петербургской духовной академии 1915 года: «при думе об о. Архимандрите, у меня появляется в уме образ его, как образ мученика. И мне становится жаль этих промчавшихся лет, жаль, что они бесплодно для всех нас прошли, причинив нам столько и страдания и искалечив нас. Это были годы, начиная с 1905-го. И на темном, тогдашнем фоне нашей семинарской жизни, полной буйства и нравственной распущенности, ярким огнем горел только один о. ректор. Что он испытал, что он перенес за это время, одному только Богу известно, ибо к Нему он обращался с молитвою о помощи о нашем вразумлении. <...> Мы своим безрассудным буйством и поведением отняли у него более, чем полжизни, лишили его здоровья и сил» (Из письма архиепископу Тверскому и Кашинскому Антонию. Цит по: Городков А. А. Открытие подписки на сооружение памятника... С. 520). Благодаря нравственному мужеству, педагогическому такту, отеческой любви, христианскому снисхождению о. Николаю удалось «одних юношей успокоить и возвратить школе и Церкви, других мирно удалить из стен заведения и оказать им содействие и возможность найти приложение своим силам на иных поприщах жизни» (Прощание с корпорацией Тобольской духовной семинарии... С. 392–393).

О. ректору удалось приобрести любовь и уважение воспитанников. По словам преподавателя семинарии Н. А. Чернолесского, о. Николай был «для наших питомцев положительно добрым гением» (Прощание с корпорацией Тобольской духовной семинарии... С. 393), а бывший воспитанник Егор Симонов (выпускник Казанской духовной академии 1914 года), назвал о. Николая «настоящей "Божьей свечой"» (Симонов Г. И. Отклик на речь преп. семинарии Н. А. Чернолесского... С. 31).

Много полезного сделал о. Николай для Тобольской духовной семинарии. При нем были введены улучшения по хозяйственной части, бедные воспитанники всегда находили у него поддержку и помощь. Старанием о. Николая в семинарскую церковь был приобретен образ святителя Димитрия Ростовского с частицей святых мощей.

Преподавал Священное Писание, обличительное богословие, гомилетику. Всегда старался помимо программы дать ученикам что-либо новое, полезное, необходимое, интересное. Поднял проповедничество в семинарии на должную высоту. 

Состоял членом Тобольского епархиального комитета Православного Миссионерского Общества, председателем Тобольского отдела «Всенародного русского Союза» (с 1906).

Сумел привлечь к Тобольскому Знаменскому монастырю, в период управления им, симпатии состоятельных жертвователей.

По свидетельству знавших о. Николая в то время, он «был истинным подвижником — монахом, отрекшимся, от мiра. Все время проводил в молитве и чтении святоотеческой литературы» (Светлой памяти бывшего ректора Тобольской дух. семинарии... С. 139). 

В 1910, по собственному прошению, был уволен от духовно-учебной службы и определен в число братии Валаамского монастыря. «Я устал телом и душою. Силы мои пошатнулись и ослабли. Необходимо отдохнуть. С этой целью я и еду на Валаам, чтобы там, в тиши монастырской жизни, вдали от мiра и служебных треволнений восстановить силы с тем, чтобы опять потрудиться на пользу Св. Церкви», - говорил о. ректор, когда его спрашивали по поводу отставки (Архимандрит Николай (Богоявленский), бывший Ректор Тобольской Семинарии. С. 210). За время службы не скопил ни одной копейки, и ему не с чем было бы выехать из Тобольска, если бы Хозяйственное управление при Святейшем Синоде не прислало ему на проезд до Валаамского монастыря денег (Светлой памяти бывшего ректора Тобольской дух. семинарии... С. 139). 

На Валааме о. Николай тяжело заболел нервным расстройством. В 1911 о. Павлин, наместник Валаамского монастыря, передавал следующие сведения о состоянии его здоровья: «О. архимандрит Николай физически слаб, лекарств не принимает, медицинскому лечению выказывает сопротивление. Спокоен, часто исповедуется и причищается Св. Таин» (Тобольские епархиальные ведомости. 1911. № 22, отд. офиц. С. 524). 

Святейший Синод, во внимание к представлению архиепископов Финляндского Выборгского Сергия (Страгородского) и Тверского и Кашинского Антония (Каржавина) о высоких нравственных качествах и полезном служении о. Николая, назначил ему пожизненное пособие — 850 руб. в год.

Скончался о. Николай в Санкт-Петербургской психиатрической лечебнице Императора Александра III, что на Удельной и был погребен на братском участке кладбища Александро-Невской Лавры.

Студент Санкт-Петербургской духовной академии Александр Владимирович Ребрин обратился в 1912 году к архиепископу Тверскому и Кашинскому Антонию (Каржавину) с просьбой принять на себя инициативу установки памятника взамен деревянного креста на «бедной и скромной могилке [о. Николая] в ряду послушников» (Городков А. А. Открытие подписки на сооружение памятника... С. 520). Сбор пожертвований был поручен инспектору народных училищ Тверской губернии (бывшему инспектору Тобольской духовной семинарии) Дмитрию Михайловичу Березкину.