Василий (Богдашевский Дмитрий Иванович), архиепископ

В дореволюционной русской библеистике архиепископу Василию (Богдашевскому) принадлежит одно из важнейших мест. Основную часть его творческого наследия составляют труды по изучению Священного Писания Нового Завета, исагогико-экзегетическое исследование его текстов, опирающееся на скрупулезный филологический анализ. А ведь когда в 1882 г. Дмитрий Богдашевский поступал в Киевскую духовную академию, врачи заподозрили у него туберкулез и признали «ненадежным к продолжению усиленных учебных занятий».

В Академию будущий владыка все-таки поступил, но нерадостные мысли о болезни и возможной ранней смерти (всего за два года до этого от туберкулеза легких умер его старший брат Апеллий) стали для впечатлительного юноши настоящим испытанием в первый период обучения. «Мог ли я в самом деле серьезно работать, когда одна мысль, одно чувство постоянно тяготило меня... когда будущее, по моим предположениям страшное, постоянно висело надо мной, как Дамоклов меч?», — записывает он в дневнике год спустя. Тем не менее, первый год студенческой жизни не прошел для Богдашевского даром: за это время в нем развилась и укрепилась подлинная, глубокая вера в святой Промысл, ставшая для него спасением. «Вот причина, — отмечал он, — почему этот год для выработки убеждений чисто православно-конфессионального характера был чрезвычайно полезен для меня. Убеждения мои теперь получили твердость, устойчивость. Да и, вообще сказать, в отношении практической жизни этот год помог мне много». Восстановлению внутреннего равновесия помогла и сама атмосфера духовно-академической жизни, наполненная активной повседневной деятельностью, и «культ» научного творчества, поддерживаемый ректором епископом Михаилом (Лузиным) и рядом профессоров Киевской духовной академии 1880-х гг., заслуженно снискавших авторитет крупных ученых. О том, что посеянные ими зёрна любви к науке нашли в душе одаренного студента искренний отклик, свидетельствует его запись от 31 августа 1883 г.: «Я вполне сознаю, что цель академии, как и всякого высшего заведения, высока... что поступление мое в нее не должно ограничиваться получением только диплома, что составляет цель многих. Нет, нужно работать и работать самостоятельно. Нужно развить в себе этот дух научного труда, о котором упоминал преосвященный еп. Михаил в своей прощальной речи. Вот почему в наступающий год я постараюсь работать далеко серьезнее» (Ткачук М. Л. «Академию бесконечно люблю...». С. 31).

По окончании Киевской духовной академии Богдашевский остался в ее стенах доцентом, затем профессором, был удостоен степени магистра и (в 1904 году) доктора богословия. Через десять лет после получения степени доктора он возглавил Академию в качестве ректора. О научной и преподавательской деятельности профессора  Дмитрия Богдашевского современники отзывались восторженно. Посетивший его лекции весной 1908 г. Антоний (Храповицкий), в ту пору архиепископ Волынский и Житомирский, с восхищением писал в своем отчете: «Это безусловно блестящий профессор: он говорит лекцию наизусть, говорит с увлечением, с энтузиазмом. Огромное достоинство его преподавания, редко встречающееся у представителей этой кафедры, заключается в полной освоенности и широком пользовании библейским параллелизмом. Имея в голове Библию и распоряжаясь подбором библейских изречений на память, как опытный музыкант клавишами рояля, г. Богдашевский без труда 1) опровергает теории о не подлинности и позднейшем происхождении той или другой библейской книги; 2) истолковывает самые запутанные по смыслу изречения; 3) устанавливает время и место написания св. книги. Правда, и он, по-видимому, более уделяет внимания исагогике, но и экзегетику не обходит, — именно, изъясняет наиболее трудные места каждого Послания и Евангелия. Особенно отрадно то, что направление его толкования строго церковное. Он выступает на кафедре не только как апологет Нового Завета, но и как апологет строго церковного его понимания, как апологет церковного предания о Священном Писании. Не менее отрадно и то, что студенты особенно живо интересуются его лекциями, и хотя их восхищение выражается нередко в нелегальной форме аплодисментов, но это можно простить ввиду столь достойного предмета их шумного одобрения». Одной из наиболее сильных сторон его экзегетических трудов был, как уже говорилось, филологический анализ. Специалисты отмечают, что он всегда учитывал варианты текста, известные из рукописей и святоотеческих произведений, пользовался критическими изданиями своего времени и обращал особое внимание на разночтения в славянских памятниках. Тон его сочинений, несмотря на полемическую остроту отдельных мест, неизменно оставался спокойным и уравновешенным, литературный стиль отличается ясностью и точностью выражения мысли (Косик О. В., Небольсин А. С., Петрушко В. И. Василий (Богдашевский Дмитрий Иванович)). А профессор Киевской духовной академии протоиерей И. Н. Корольков так писал владыке Василию о его фундаментальном исследовании «Евангелие от Матфея»: «Назидаюсь и услаждаюсь чтением Вашего исследования о Ев. от Матфея. Какое богатство сведений и сколько критико-экзегетических толкований заключается в Вашем труде, за который всякий читатель скажет Вам великое "спасибо"» (Ткачук М. Л. «Академию бесконечно люблю...». С. 38). О том, как высоко оценивали современники научные заслуги епископа Василия, говорит и избрание его почетным членом Московской, Петроградской и Казанской духовных академий.

В 1913 году протоиерей Димитрий принял постриг в Киево-Печерской лавре с именем Василия и был возведен в сан архимандрита. В следующем, 1914, он не только возглавил Киевскую духовную академию, но и был назначен настоятелем Киево-Братского Богоявленского монастыря, а шестого августа хиротонисан во епископа. В своей торжественной речи архимандрит Василий сказал: «Когда я принимал монашество в пещере преподобного Антония, я научался: смиряйся, как смирялся преподобный; люби всех, как любил преподобный; в молитве находи утешение. Если ослабеваешь, если унываешь, вспомни о пещере прп. Антония, о его подвижнических трудах. В священном сумраке этой пещеры найдешь утешение и ободрение. Духа не угашай; воинствуй, доброе воинство! <...> В настоящий знаменательный день моей жизни я с особенною ясностью сознаю всю высоту пастырского душепопечения. Нужно всецело посвятить себя на служение Богу и людям, <...> нужно умирать, чтобы жить; нужно скорбеть, чтобы радоваться; нужно обогащать, чтобы быть богатым» (Там же. С. 46–47).

После февраля 1917 г. в академии начались перемены: разрешено преподавание ряда предметов и написание диссертаций на украинском языке, обсуждалось открытие богословских курсов для женщин. При этом епископ Василий в своей деятельности ректора ориентировался на политику Временного правительства России, не принимая националистических проектов Центральной рады. В связи с тяжелым материальным положением было прекращено издание «Трудов Киевской духовной академии», в сентябре 1917 г. вышел последний выпуск со статьей епископа Василия «Неповрежденность четвертого Евангелия» и его переводом «Двух книг Евангельских вопросов» блж. Августина. В июле 1917 г. епископ писал профессору Н. Н. Глубоковскому: «Прямо можно остаться без куска хлеба. "Труды Академии" почти прекратили свое существование, так как цены типография запрашивает ужасающие». А спустя полгода сообщал тому же адресату о критическом финансовом состоянии академии: «Больше 70 т[ысяч] Академия имела свободных денег, а теперь остались только крохи на выдачу жалованья в январе месяце. К Патриарху обращаться не можем, так как теперь у нас существует свое правительство — Центральная Украинская Рада. <...> Обещали оказать Академии всяческую поддержку, но пока ограничиваются только словами. Положение наше прямо отчаянное. Думали заложить % бумаги, но ни один банк за них теперь не выдает никакой ссуды. Отправили Патриарху телеграмму с просьбою разрешить заложить дом, принадлежащий Академии, но ответа до сих пор нет. Слава Богу, учебный год как-то закончили, и студенты 10 января могут отправляться по домам. Учились два месяца, а месяц производили экзамены. <...> Чувствую себя крайне разбитым, прямо истерзанным. Хотелось бы куда-нибудь уехать и не видеть, что творится. Но такого уголка... в России нет. Крепко уповаю, что настанут скоро времена не столь тяжкие. Дай Бог!» (Там же. С. 50–51).

После октябрьского переворота 1917 г. епископ Василий обратился в Генеральный секретариат Украины с просьбой о государственном финансировании Академии. Там предполагалось открыть три новые кафедры: истории Украины, украинского языка и украинской литературы, и владыка просил Синод Русской Православной Церкви дать благословение на их открытие. Планировалось также открыть кафедру западнорусского права. Во время военных действий в районе Киева в январе 1918 г. занятия в Академии прервались и  возобновились лишь после установления на Украине режима гетмана П. П. Скоропадского. В течение 1918 г. владыка продолжал руководить Академией, несмотря на болезнь, вызванную  многими и тяжелыми лишениями. «Думаем начинать занятия с 1-го августа, — писал он в июле 1918 г., — но здание Академии занято австро-германскими войсками, и надежды на освобождение его не предвидится. В городе свободных квартир нет, да и цены на них прямо бешеные. Может быть, Академия соберет 40–50 студентов, которые найдут службу в Киеве и с ними придется заниматься. Прошений о поступлении в Академию очень мало (не более пока 30). <...> Все почти профессора сидят в Киеве и только и думают о насущном куске хлеба. С пропитанием — истинное горе. <...> Чувствую себя крайне больным, но сижу и всё терплю в надежде на помощь Божью» (Там же. С. 51).

Епископ Василий отклонил предложение Всеукраинской православной церковной рады возглавить Киевскую митрополию вместо законного митрополита Киевского и Галицкого Владимира (Богоявленского). В работе Поместного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. он не участвовал, но принял участие во Всеукраинском церковном Соборе, открывшемся в январе 1918 г. в Киеве, возглавив сформированную Собором Учебную комиссию. 29 января 1918 г. владыка сослужил в отпевании в Киевском Софийском соборе убиенного митрополита Владимира. 22 февраля того же года Патриарх Московский и всея России Тихон назначил владыку управляющим делами Киевской митрополии, однако тот от назначения отказался. В мае министр исповеданий гетманского правительства В. В. Зеньковский выступил с инициативой отложить выборы Киевского митрополита до Всеукраинского церковного Собора. Ни епископ Василий, ни другие архиереи этой идеи не поддержали, и 19 мая 1918 г. на Киевскую кафедру был избран Харьковский митрополит Антоний (Храповицкий).

На очередной сессии Всеукраинского Собора Учебная комиссия во главе с епископом Василием обнародовала предложения о реформировании семинарского образования. Первые четыре класса духовных семинарий предполагалось преобразовать в отдельные мужские школы с преподаванием общеобразовательных дисциплин с тем, чтобы после их окончания выпускники получали право продолжить обучение в светских учебных заведениях. Пятые и шестые классы должны были стать пастырско-богословскими школами с более сложной программой, включающей в себя специальные богословские дисциплины. Но  делегаты Собора успели рассмотреть лишь небольшую часть разработанных материалов: заседания были прерваны государственным переворотом и приходом к власти Директории.

В письме, датированном февралем 1919 г., владыка рассказывал профессору Н. Н. Глубоковскому: «Фактически Академия наша еще не закрыта, но жалованья уже не получаем. Решились на днях обратиться к советской власти с просьбой утвердить нашу смету на 1919 г. Конечно, дело безнадежное. Склоняются у нас к мысли о присоединении Академии к Украинскому университету. Но едва ли из этого что-нибудь выйдет. Да и нельзя губить Академию; за это осудит нас история. Лучше уж временно пострадать, нежели ради своих материальных выгод пожертвовать нашею школою. <...> Библиотека наша присоединена к Академии Наук. <...> Научная работа совершенно прекратилась, и теперь профессора думают только о том, как бы не умереть с голода. <...> Академия занята пока безбожниками. Имущество Академии почти всё уничтожено». 3 апреля 1919 г. указом рабоче-крестьянского правительства учебное заведение с трехвековой историей было закрыто. Информируя Патриарха Тихона о ликвидации академии большевистскими властями, епископ Василий высказал идею «открыть Академию, как частное высшее учено-учебное заведение, содержимое на средства Церкви и при поддержке православного народа». В декрете «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» говорилось, что «граждане могут обучать и обучаться религии частным образом», и это был единственный легальный способ сохранить не просто институцию, а самую возможность богословского образования в государстве, принципиально отрицающем религию и религиозное просвещение. По свидетельству владыки ходатайство о разрешении открыть Академию в качестве  частного учебного заведения было подано властям в январе 1920 г. Решением от 3 февраля 1920 г. Киевский губернский исполнительный комитет санкционировал деятельность Киевского православного богословского общества и его учебного заведения — Киевской православной богословской академии (КПБА). В этом статусе Киевская духовная академия продлила свое существование еще на четыре года.  Помещениями для занятий (не говоря уже об общежитиях) она больше не располагала, поэтому лекции читались преимущественно на дому у преподавателей, проблема финансирования стояла весьма остро. В соответствии с уставом новое учебное заведение содержалась на средства Церкви, Киевского православного богословского общества и добровольные пожертвования верующих, собиравшиеся в киевских храмах и монастырях. Подвижнические усилия ректора и преподавателей обеспечивали, несмотря на все трудности, реальный учебный процесс: в Академии читались лекции, принимались экзамены, писались семестровые работы и кандидатские диссертации. И то, что происходило это в эпоху воинствующего безбожия, было почти чудом.

Епископ Василий активно занимался и благотворительностью, оказывая помощь нуждающимся и бедствующим, насколько это было возможно в те тяжелые годы. 24 мая 1920 г. он стал основателем и почетным членом Братства «Всех святых» при Киево-Подольской Щекавицкой церкви, ему был вручен диплом этого Братства. Задачей этого общества была «забота о нуждах приходской школы, попечении о бедных и нуждающихся в материальной помощи прихожан».

Профессор Киевской духовной академии по кафедре Священного Писания Ветхого Завета В. П. Рыбинский в своих воспоминаниях о владыке отмечал, что пастырские обязанности он до конца дней своих исполнял со всей добросовестностью: «Безупречный в обычном житейском смысле, он был ревностен к служению и за каждой службой проповедовал». В 1921 г. на Украине как итог различных раскольнических движений была образована самосвятская Украинская автокефальная православная церковь. Владыка Василий в этой ситуации твердо придерживался принципа канонической верности украинских епархий Патриарху Тихону. 14 июля 1921 г. вместе с другими православными архиереями он подписал Обращение Собора епископов Украины с призывом не признавать решений автокефалистского Украинского церковного собора Киевщины. А 18 августа того же года весь епископат Украинской Церкви во главе с управляющим Киевской епархией Гродненским и Брестским архиепископом Михаилом (Ермаковым) выступил с обращением, направленным против самосвятского лжесобора и автокефалистского раскола. От диалога с раскольниками епископ Василий при этом не отказывался в надежде убедить их прекратить антицерковную деятельность. 26 февраля 1920 г. он присутствовал на литургии в трапезном храме Софийского собора (Малой Софии), совершаемой раскольниками на украинском языке, затем отслужил панихиду по Т. Г. Шевченко. На лжесоборе 1921 г. сообщалось, что в том году на Пасху сторонники раскола приходили к владыке и он принял их и со слезами на глазах христосовался с ними. Однако негативного отношения к автокефалистскому движению владыка нимало не изменил.

Видя, с какими трудностями и невзгодами сталкивается немолодой уже епископ Василий, друзья и ученики уговаривали его уехать за границу. Сохранился  черновик письма владыки, написанного им к своему ученику по Академии, патриаршему экзарху митрополиту Варшавскому Георгию (Ярошевскому), в ответ на предложение того «стать или во главе проектируемого богословского православного факультета или получить епархию». В нем он пишет: «Ваше Высокопреосвященство, досточтимый Владыка, сердечно благодарю Вас за Вашу заботливость о мне в нынешнее время. Передвигаться мне куда-нибудь, я думаю, не следует, ибо я всеми силами сросся с Академией и Киево-Братским монастырем, желаю сложить здесь свои кости. Молю Господа, чтоб Он укрепил меня, и я мог сказать с Апостолом: "мне, еже жити — Христос, а еже умрете — приобретение". Теперь только тот пережить это может, кто решился на всякое мучение» (Казьмирчук С. И. Архипастырская деятельность архиепископа Василия (Богдашевского) в 1920–1930 гг.). 

Накануне ареста, случившегося 4 апреля 1923 года, епископ Василий получил указ Всеукраинского высшего церковного управления (ВУВЦУ) — высшего руководящего органа обновленческого движения. Указ гласил: «Согласно постановлению Президиума ВУВЦУ от 15 января, Вы, за непризнание ВУВЦУ, противодействие церковно-обновленческому движению и церковную контрреволюцию, уволены на покой. При этом ВУВЦУ предупреждает Вас, что оно снимает перед гражданской властью всякую ответственность за дальнейшую Вашу деятельность. Председатель ВУВЦУ митрополит Тихомир». В один день и по одному делу с владыкой были арестованы Дмитрий (Вербицкий), епископ Белоцерковский, Назарий (Блинов), епископ Черкасский, архимандрит Ермоген (Голубев), сын профессора Киевской духовной академии С. Т. Голубева, протоиерей  В. Словачевский и протоиерей А. Жураковский. Владыке вменялась в вину агитация против советской власти «путем проповедей». Обвинения епископ не признал и в показаниях подчеркивал, что «в своих проповедях никогда не касался политических тем, никогда не был контрреволюционером».

После месяца, проведенного в Бутырской тюрьме в Москве, епископ Василий был отправлен в ссылку в село Ижма в Коми сроком на два года. И хотя постановление НКВД о ссылке уже через три месяца было отменено, в Ижме ему пришлось провести в общей сложности больше года. Об обстоятельствах своего освобождения владыка рассказывает своим друзьям  Ольге Павловне и Екатерине Ивановне Поваровым в письме от 27 марта 1924: «Богу благодарение, я освобожден от ссылки. Освобождение мне дано еще 11-го августа прошлого года (ст. ст.), но бумага об этом получена в Ижме только 4-го января сего года (ст. ст.), т. е. через 5 месяцев, зимою в лютые морозы, выехать не могу, да и средств на выезд (требуют, чтобы я ехал за свой счет) у меня нет. Долго я думал и, наконец, посоветовавшись с киевлянами, решил оставаться в Ижме до открытия пароходства, когда путешествие станет легче, да и повезут на казенный счет. Тяжело, конечно, быть изгнанником! Тяжело уже почти год не служить, да и теперь мне, даже освобожденному, служить не разрешают. Но, что же делать: нужно терпеть и за все благодарить Бога, все устрояющего к нашему благу... 
Зима здесь бесконечно длинная, а мы южане к такой зиме никак привыкнуть не можем. Солнце здесь ярко светит, но не греет.
Богу благодарение, добрые люди нас не оставляют, и мы нужды не испытываем. В квартире у нас (три человека живем в одной комнате: я, преосв[ященнейший] Димитрий [(Вербицкий)] и о[тец] Василий Словачевский, — киевляне) очень тепло. Молимся в Ижемской церкви, где также очень тепло.
Молитва наша всегда о Вас. Просим молитв Ваших и всех верующих!
Благодать Вам и мир от Господа!
Глубоко чтущий Вас епископ Василий (Богдашевский)»[1].

Уже по возвращении в Киев владыка с благодарностью вспоминал жителей Ижмы: «Холодная и неприветливая страна Ижма, но люди там живут прекрасные. Дай им Бог доброго здоровья! Много они помогали мне и помогают оставшимся в ссылке»[2].  В Киеве ему — по собственному его свидетельству — был оказан  восторженный прием, но жить епископ Василий был вынужден у своего ученика протоиерея Михаила Васильевича Иваницкого: все квартиры в Киево-Братском монастыре оказались заняты. Отец Михаил и его жена Антонина Александровна не просто давали ему приют, но и всячески ухаживали за ним. Согласно воспоминаниям В. П. Рыбинского, последние годы жизни архиепископа Василия были тяжелы: «Невозможность заниматься научно-литературной работой, к которой он привык и которую любил, скудость средств, т. к. община Братского монастыря платила ему, кажется, только 100 рублей, бесправие, органическая неспособность приятия нового порядка — все это сильно его тяготило». Возможность служить была для него в этот период поддержкой и отрадой, как сам он признавался в одном из писем.

Проблемы со здоровьем начались у владыки еще до революции, о чем свидетельствует сохранившийся архивный документ — счет санатория «Крюково» от 6 августа 1915 г., в котором говорится, что «курс лечения в санатории составил 114 р. 50 коп.». После возвращения из ссылки его состояние еще ухудшилось, он очень мало выходил из дома.

Немощи телесные не сказались на твердости владыки Василия в отношении церковного раскола. «4 декабря, — рассказывал он в письме  Поваровым, — вызывали меня в ГПУ и предложили быть иерархом Украинской церкви. Конечно, недолго думая, я отказался решительно от столь "лестного" предложения. Желаю жить в мире с Богом и своею совестью и крепко до кончины жития моего сохранять сокровище Православия...»[3]. Двенадцатого марта 1926 г. вместе с другими украинскими архиереями владыка, годом ранее возведенный в сан архиепископа, выступил против григорианского раскола, подписав обращение к заместителю патриаршего местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) с осуждением раскольничьих организаторов. В еженедельной сводке ОГПУ за 21–28 января 1927 г. приводятся данные из письма архиепископа Василия сестре о том, что при встрече с митрополитом Михаилом (Ермаковым) в Малом Софийском соборе он так резко отчитал экзарха за соглашательскую позицию в церковных вопросах, что с тем случился сердечный приступ. В своем письме владыка объясняет, что подобные попытки улучшить положения Церкви безуспешны, а компромиссы будут лишь умножаться и приведут к пагубным последствиям. По поводу своего разговора с митрополитом Михаилом он пишет: «Не стесняясь, я ему все сказал, но он, видно, неисправим и намерен следовать Сергиевской программе, которая его погубит».

Служения архиепископ Василий не оставлял до конца своих дней. Так за четыре месяца до кончины, 30 октября 1932 г., он участвовал в хиротонии Александра (Петровского) во епископа Уманского в Малом Софийском кафедральном соборе совместно с архиепископом Киевским Сергием (Гришиным) и схиархиепископом Антонием (Абашидзе). А 3 ноября 1932 г. там же, в Малом Софийском соборе, был хиротонисан во епископа Новоград-Волынского Вячеслав (Шурко). И архиепископ Василий участвовал в хиротонии вместе с вышеназванными архиепископом Киевским Сергием, схиархиепископом Антонием и новым епископом Уманским Александром.

Сведения о последнем годе жизни и кончине архиепископа Василия содержатся в воспоминаниях В. П. Рыбинского. Он сообщает о бедственном материальном положении владыки, его подорванном здоровье, но наряду с этим свидетельствует: «Методичность свою он сохранил до старости. И в последние годы жизни он гулял в свои определенные часы. Но, конечно, ученой работы вести уже не мог». О смерти же владыки Василия, последовавшей 10 марта 1933 года, В. П. Рыбинский рассказывает так: «Кончина его была трогательна и такая, которая, по мнению верующих людей, посылается только праведникам: будучи тяжело больным, несмотря на запрещение врача, он все-таки пошел служить всенощную, сказав, будто бы: "хочу умереть в церкви". И, действительно, по дороге в церковь, около Успенского собора упал и моментально скончался. Сейчас же его перенесли в Братский монастырь, облачили, и всенощную, которую он хотел служить, ему пришлось слушать уже во гробе. П. П. Кудрявцев писал мне, что кончина арх. Василия произвела сильное впечатление и воспринята была подолянами именно как кончина праведника. Последнее место упокоения он нашел в церкви Братского монастыря, у ближайшего ко входу столба с правой стороны» (Василий (Богдашевский) (1861–1933), архиепископ Каневский, викарий Киевской епархии). В настоящее время за могилой архиепископа Василия на 17 участке киевского Лукьяновского кладбища ухаживают преподаватели и студенты Киевской духовной академии. 

О твердости архиепископа Василия в православной вере, о его стойкости в гонениях и смирении перед волей Божией свидетельствуют такие его слова: «Вера не дает человеку впадать в отчаяние, всегда его ободряет и утешает. Люди мало верующие, глядя на то, что мы переживаем, колеблются, а люди глубоко верующие знают, что все переживаемое нами только клонится к славе Церкви, к ее величию. Если переживем, то ясно увидим, как премудры Божии планы, как Церковь, управляемая Христом, несокрушима»[4].

М. Н. Томашевская

 __________________________________

[1] Письмо от 27.03.1924 // Архив РУ ФСБ по Архангельской обл. Д. П-3021. Л. 415 об. – 416 об.

[2] Письмо от 28.09.1924 // Архив РУ ФСБ по Архангельской обл. Д. П-3021. Л. 417 об. – 418 об.

[3] Письмо от 22.12.1924 // Архив РУ ФСБ по Архангельской обл. Д. П-3021. Л. 423–424.

[4] Письмо от 7.12.1925 // Архив РУ ФСБ по Архангельской обл. Д. П-3021. Л. 440.