Священномученик Александр Тетюев происходил из священнического рода Пермской губернии. После начальной школы поступил в городское училище, окончить которое ему не удалось. Однажды он и его товарищи решили пошутить: за ночь перевесили почти все городские вывески. Вывеску купца 2-й гильдии повесили сапожнику, вывеску сапожника — купцу и т. д. Отец на шутку посмотрел строго и решил сына наказать: забрал из училища и отдал на исправление в Соликамск в Троицкий монастырь. Два года пробыл Александр послушником, в том числе у архимандрита (впоследствии епископа) Хрисанфа (Клементьева). В монастыре начал усиленно заниматься и сдал экстерном экзамены за курс училища, получив право на преподавание в церковно-приходских сельских школах. Отец Хрисанф благословил Александра стать священником...

«Для непрерывного общения с церквами и наблюдения за их жизнью святитель Николай предпринимал ежегодные пастырские путешествия по Японии… Иногда к приезду Преосвященного приурочивается проповедь для язычников. В таких случаях заранее вывешивается объявление о прибытии в общину "известного проповедника" — епископа Николая. В назначенный час собирается публика и проповедь начинается...

«Никакие силы не погубят Церковь. Скорее государство погибнет, чем Церковь», — слова из протокола допроса протоиерея Владимира Воробьева (1875–1937). Вскоре после этого допроса его расстреляют по обвинению в участии «в контрреволюционной группе церковников» и антисоветской агитации...

«Ночью по-прежнему мороз; но как свыклись с жарою и дождями, так и теперь начинаем свыкаться с морозами: привык уже и спать одевшись. Сегодня утром прочитал канон святого Андрея Критского в русском переводе, не утерпел и предложил одному очень образованному господину, с которым я познакомился в Мукдене в штабе, дабы он понял, как чудно содержание наших книг богослужебных. И что же? Проходит час-другой времени, приносит этот господин мне книжечку и отдает со словами: "Нет, батюшка, что-то не понял я этого канона!" С грустью до боли положил я на походный столик заветную книжечку и вышел прогуляться. Прихожу в палатку. Книжки на столе нет. Ищу. Нет ее, неужели пропала? Иду в обоз, смотрю: под двуколкой, на чумизе лежит Ксенофонт и читает… канон покаянный. Это он убирал палатку и, заинтересовавшись книгой, взял. "Что же, нравится?» — спрашиваю. «Ох, батюшка, и в жизни-то лучше не читал; больно хороша: вся душа растаяла читавши. Какие мы грешники! Слава Богу, что теперь хоть немного страдаем!" — отвечает. Это факт. Видно, Господу угодно было, чтобы два человека совершенно разного образования и положения высказали свое мнение относительно одной и той же книги! Вот оно, мнение простеца, своего рода "рыбаря". Он прост душой и в простоте своей при этом чтении скорей и ближе почувствовал Бога как Отца и сознал себя как грешного сына»