Из воспоминаний Ирины Михайловны Картавцевой (2.8.1898–5.8.1983) о священномученике Петре (Звереве). С 1908 по 1918 г. Ирина Михайловна обучалась в Белевской женской гимназии Тульской губ. Начало ее гимназической жизни совпало с прибытием в город и назначением настоятелем Белевского Спасо-Преображенского монастыря иеромонаха Петра (Зверева), вскоре возведенного в сан архимандрита. В 1910–1913 гг. о. Петр духовно окормлял сестер Ирину и Веру Картавцевых. «В Церковь мы всегда ходили с сестрой вместе, держась за ручку. Один раз по какому-то делу мать послала нас к о. Петру, передать письмо. Дело было летом, помню, на нас были голубые платьица, рукава фонариками. Вошли мы в его довольно длинный зал и видим, что он стоит в конце с широко распростертыми руками. Когда мы подошли, он со словами: „Голубушки вы мои“, сразу захватил нас обеих в свои объятия, прижал к себе и так и разговаривал. На Троицын день кто-то преподнес б[атюшке] роскошный букет цветов, и громадный вдобавок. Там были и розы, и лилии, и чего только там не было. Цветы были из какой-то усадьбы. Когда мы с сестрой подошли под благословение, он отдал букет нам. Мы, конечно, были очень рады, и букет этот долго у нас стоял.

«Мы живем на этой земле временно и должны быть готовы к будущей жизни. Если мы очистились от грехов — это еще не все, мы должны готовить себя для обителей горних, должны жить в заповедях блаженства. Мы должны знать, что духовное делание мы только начинаем. Если же вы почувствуете, что ваша обитель не здесь, а там, тогда во всяком вашем делании вы будете помнить, что Господь вознесся на небо в Своей Пречистой Плоти, и тогда здешняя жизнь — жизнь на земле, будет для вас дорогой к небу. Мы будем следить тщательно за всяким своим поступком — возносит он нас, или низводит. Тогда вы почувствуете всю духовную радость праздника Вознесения, почувствуете, что он празднуется вовсе не просто для того, чтобы заполнить место между Святой Пасхой и Пятидесятницей, но что это есть путь, по которому мы все должны пройти…

«Ты спрашиваешь о военных слухах, — о них мне ничего неизвестно, кроме той войны, которую каждый человек ведет ежедневно. Молиться надо — это и есть школа молитвы. Я тебе теоретически этого не объясню. Молитве лучше всего учит суровая жизнь. Вот в заключении у меня была истинная молитва, и это потому, что каждый день был на краю гибели. Повторить теперь во дни благоденствия такую молитву невозможно. Хотя опыт молитвы и живой веры, приобретенной там, сохраняется на всю жизнь. Дело… не в количестве молитвы, дело в живом обращении к Живому Богу...

«Я, так же как и Вы, предаюсь воле Божией, — если иногда временами скорблю, но не унываю, — если иногда изнемогаю физически или нравственно, но не отчаиваюсь; никогда, с Божией помощью, не ропщу. А человечески глаголя, — иногда очень больно и тяжело бывает, — очень скорбно. Но ведь и Владыко наш, как Сын Человеческий, воздыхал: „Прискорбна есть душа моя до смерти”. И кто дерзнет укорить Его в нетерпении!.. И строить разные планы на будущее нисколько не осудительно, в особенности когда эти планы не имеют в виду ни личное благополучие, ни личную корысть...