«Никакие силы не погубят Церковь. Скорее государство погибнет, чем Церковь», — слова из протокола допроса протоиерея Владимира Воробьева (1875–1937). Вскоре после этого допроса его расстреляют по обвинению в участии «в контрреволюционной группе церковников» и антисоветской агитации.

У каждого православного священника в 20–30-е годы XX века был выбор: сохранить верность пастырскому долгу и подвергнуться гонениям или отречься от сана и как-то устроиться в жизни. Была еще возможность примкнуть к обновленчеству, поддерживаемому советской властью ради разрушения Церкви, — то есть совершить грех раскола, и этим также существенно облегчить себе условия жизни.

Отец Владимир не отрекся от сана и раскольником не сделался. По семейному преданию, сохраненному Ольгой Алексеевной Дурбажевой, ему предлагали отречься показательно, публично, в зале оперного театра. Взамен обещали хорошую должность в Саратовском университете, приличную квартиру и зарплату. Дочь Надежда была свидетельницей разговора родителей после очередного такого «заманчивого» предложения властей: «Володечка, я больше так не могу, у меня нет никаких сил. Подумай, что будет с нашими детьми», — плакала мама. Ответ отца: «Олечка, успокойся. Бог моих детей не оставит». Вспоминая эту сцену, Надежда Владимировна каждый раз со слезами говорила: «Если разобраться, что папа в жизни дал маме? Ночные обыски, аресты, ссылки, нужда, болезни, страх за жизнь детей в обезумевшем мире. Но это была такая любовь, такое бережное и нежное отношение друг к другу, что такого я в жизни больше не встречала. И ради этого можно было вынести все!».

На фото: Поклонный Крест, установленный в микрорайоне Радужный г. Уссурийска (Ист.: дума-уссурийска.рф)