Красновский Виталий Аникитич, протоиерей

Родственники

Показать всех

Образование

Дата поступления
Дата окончания
Учебное заведение
Комментарий
1879
1883
Московская духовная академия
Развернуть

Места служения, должности

Дата начала
Дата окончания
Место служения, сан, должность
не позднее 1888
не ранее 1923
Московская епархия, г. Москва, церковь святителя Алексия, митрополита Московского, протоиерей
Показать все

Другие сведения

В 1891 г. отец Виталий рассказал о явном чуде Божием, явленном на нем во время смертельной болезни:

«...На мне, недостойном, пишущем эти строки, лежит великий долг, не ограничиваясь благодарением, в свое время вознесенным Господу, поведать во всеуслышанье своим согражданам и соотечественникам, что сотворил со мной Господь и как Он помиловал меня. Прошло уже полгода с того времени, как явил мне Господь предстательством великого целителя Пантелеймона чрезвычайное благодеяние, сохранив жизнь мою для меня и семьи моей. Но долгое время, за немощью, я не возвещал об этом, в чем смиренно прошу прощения.

Недели за две до праздника Рождества Христова в 1890 году я стал чувствовать себя весьма дурно. Ни на один день не оставляло меня лихорадочное состояние, которому я часто подвергался с давних пор. От болезненного состояния, среди которого я нес, однако, и службу, и внеслужебные труды, к наступлению праздника я был крайне изнурен. Первый день праздника прошел для меня, впрочем, весьма хорошо, что много меня ободрило. Но вот с вечера второго дня я опять занемог, на третий день чувствовал себя хуже, на следующий еще хуже и т. д. По различным причинам я не мог оставить церковной службы и, приписывая немощь обычному своему лихорадочному состоянию, боролся с собой до тех пор, пока наконец 30 декабря не слег в постель с самого же утра и был в каком-то оцепенении. Болезнь приковала меня к постели и быстро усиливалась. Началась страшная головная боль, невыносимая ломота во всем теле, как будто каждую кость у меня дробили на несколько частей, стали преследовать страшные видения; начался бред. Окружавшие меня врачи определили тиф; но их мнения расходились относительно формы его. По обильной сыпи, покрывающей все тело, одни из них полагали сыпной тиф, но уступили мнению старшего, основывавшегося на других признаках, и остановились на том, что это тиф брюшной. Можно себе представить, как должна была отразиться такая тяжелая болезнь на крайне изнуренном перед тем организме! Между тем температура держалась уже в сорок градусов. Придя немного в себя, 4 января я пригласил к себе отца духовного и приступил к причащению Святых Таин. Тут я еще мог немного приподняться и присесть на постели, хотя и не спускал ног. Но со следующего дня совсем обессилел и без посторонней помощи не мог приподняться. Таким образом, длился только еще, может быть, одиннадцатый день болезни, которая тянется несколько недель, но упадок сил был крайний. По временам приходя в себя, я видел, что дело клонится не к добру, и стал подумывать о смерти. Не сама по себе смерть страшила меня и не какая-нибудь привязанность к чувственности заставляла меня волноваться и желать жизни. Пусть я и недостойный, речи нет, но все же, думал я, если я разрешен отцом духовным и удостоен причащения Святых Таин, я могу умереть в мире с Богом и людьми и с непоколебимой надеждой на действенность молитв церковных, какие возносились бы тогда за усопшего. Другое было для меня невыносимо, мучительно тяжело. Я имею кроме жены пять малолетних детей, из которых нет ни одного старше шести лет. Если в настоящее время, при неослабных хлопотах матери и почти постоянной помощи близких людей, едва можно бывает обходиться двумя прислугами, то что же, думал я, будет по смерти моей, когда семья не только не в состоянии будет жить за прислугами, но и угла не будет иметь и буквально останется без куска хлеба? За свою короткую службу я не мог составить семье достаточного обеспечения. Весь ужас положения семьи, в случае моей смерти, чувствовался всеми, кто сколько-нибудь близко стоит ко мне. Эти тяжелые думы о возможном несчастье для семьи еще более уносили мое здоровье, и я надолго впадал в бред. Выпала однажды минута, когда я пришел в сознание, и вот среди тяжелых дум вдруг проблеснула у меня твердая надежда на помощь Божию, что Бог не оставит семьи моей в случае ее сиротства, без Своего промышления. «Что же я все говорю о детях, жалко мне их! жалко! — проговорил я вслух. — Неужели Бог-то меньше меня любит их?!» С этой мыслью я успокоился, успокоили меня и ближайшие родственники, обещавшие возможное с их стороны попечение о моих детях.

Среди таких мучительных дней семейного несчастья окружавшие меня стали искать утешения и для себя, и для меня в заступничестве великого угодника Божиего и целителя Пантелеймона, славного своими чудесами, к которому прежде всего спешит Москва во всякой скорби. Сходили в часовню, отслужили о моем здравии молебен, приобрели шейный образок угодника, который, по прибытии домой, и возложили на меня, взяли святой воды, освященной древом Креста Господня, которую я тогда же и стал употреблять, и попросили в возможно скорейшем времени прибыть ко мне в дом со святыми мощами. Назначено было это на 11 января. Я чрезвычайно рад был этой благой мысли и делу окружавших меня, но в то же время крайне опасался, что со святыми мощами прибудут уже по смерти моей. До назначенного дня оставалось еще четыре дня, а между тем я был уже в таком положении, хуже которого только смерть. Кажется, все, чем держалась жизнь, порвалось и разрушилось во мне; жар, этот мучительный жар, иссушил во мне все жизненные соки. Бывали такие приступы болезни, что, кажется, остается дохнуть и проститься с жизнью, — приступы, во время которых именно умирает человек. Мне тяжело было не только говорить и слушать разговор, но даже видеть, издали видеть кого-нибудь невыносимо было. Бред стал постоянно преследовать меня: я забыл дни, числа, забыл, где я, не знал, кто окружает меня. Температура, как оказалось после, поднялась выше сорока градусов, пульс весьма угрожал. Где было искать надежды на благоприятный исход? Да и какая медицина в силах повернуть такого рода болезнь? А эта болезнь не длилась у меня и трех недель. Кто мог сказать, что она не продлится четыре и пять недель? И то и другое составляло обычное течение болезни. Но что же было бы тогда? Неизбежная смерть. И у меня действительно возникало предчувствие смерти, твердая уверенность в скорой неизбежности ее. Когда я пробуждался и приходил в сознание, одного только желал я: чтобы святые мощи застали меня в живых. Тем временем возносились за меня усердные молитвы к Богу во многих местах. Господь продлил, однако, жизнь мою до назначенного дня. Что было во весь этот день до вечера, я не помню, как не помню и предыдущих дней. Одно я видел — как приготовляли стол и все необходимое для молебна, но и то вспомнилось мне уже после. Лежу я в забытьи, в безнадежном состоянии, вдруг пробуждает меня звонок. Я прихожу в сознание и говорю: «Мощи приехали»; мне не доверяют, потому что было много звонков по разным надобностям и до назначенного времени прибытия святых мощей оставалось еще часа два. Однако мое чувство подсказало мне правду. Действительно прибыли святые мощи. У меня явилось тогда опасение, как бы пение и ладан не утомили меня и не впасть бы мне опять в бессознательное состояние, однако это опасение с началом же молебна распалось. Едва началось благоговейное и, как заметно было, сердечное и участливое к больному пение молебна, я тотчас же почувствовал, как что-то возбуждающее проникает в мое тело, точно жизнь в меня вливается. Весь молебен я был в сознании, насколько мог, едва поднимавшейся рукой полагал на себе крестное знамение. Все дети, какими бы они малолетними ни были, объяты были каким-то тяжелым чувством, что отражалось на их личиках, и на коленях молились Богу. Окончился молебен, меня окропили святой водой, приложили к святым мощам, пронесли надо мной ковчег, и святые мощи отбыли.

Сейчас же наступило время измерения температуры. К необычайной радости моей и всех окружающих меня, жар заметно упал и более не возвращался, я уже не впадал в бессознательное состояние, дело пошло на выздоровление, и в настоящее время благодаря Богу я несу службу так же, как и прежде. Может ли кто- нибудь в этом случае оспаривать так явно совершившееся надо мной чудесное исцеление? Не от моей семьи зависел день прибытия святых мощей и молебствия перед ними, никто не мог сказать, что в этот именно день должен был совершиться поворот в моей болезни; напротив, скорее всего, можно было ожидать по роду болезни, что она еще продлится не одну неделю, если бы хватило на это моих сил. Однако так именно и случилось, что в час прибытия святых мощей ко мне возвратилось сознание и более не покидало меня, в час молитвы я почувствовал оживление, с того же вечера пала температура и возврата болезни, которого часто можно ожидать в этих случаях, в продолжение целых двадцати дней не было. А я, повторяю, был на краю погибели, буквально во вратах смерти. Можно судить, до какой степени упали мои силы, когда целых шесть дней, после того как возвратилось ко мне сознание и температура упала, я не мог изменить своего положения на постели, не только спать — не мог повернуться с одного бока на другой, но и головы и ног поднять ни на йоту не мог.

Какое положение дадут мне, в том я и оставался совершенно беспомощным. Не всегда в состоянии был я сказать и целую фразу, это стоило для меня большого труда. Много ли теперь нужно было, чтобы я так безвременно оставил семью?! И однако милосердием Божиим жизнь моя спасена! Чтобы ни говорили противники чудес, какими бы случайными совпадениями ни старался кто объяснить подобные явления, но что касается моего выздоровления, то, насколько я мог видеть и чувствовать свое положение, я глубоко убежден — и никто разубедить меня не может в том, — что только благодатная сила удержала за мной жизнь. У меня, семьи моей и окружавших меня не оставалось более никаких надежд. И вот теперь, побуждаемый днем памяти исцелителя, когда возносятся похвалы ему, я считаю своим священным долгом усугубить их, возвещая о новом его заступничестве. Думаю, что явление милости Божией по молитвам угодника, испытанное мной, не для меня только важно, но дорого и для всякого верующего сердца, потому что оно исполнит его новым религиозным воодушевлением и в случаях скорбных заставит его искать себе утешения в небесной помощи в ходатайстве за нас святых угодников Божиих перед Престолом Его.

Слава Прославляющему святые Своя!» (История о Чудесном исцелении).

Развернуть
Сообщить о неточностях или дополнить биографию