Мясоедов Владимир Витальевич, протоиерей

19 февраля был арестован, заключен в тюрьму на 10 дней и едва не расстрелян. Обстоятельства ареста подробно описаны протоиереем Владимиром в рапорте епархиальному архиерею. «19 февраля с. г., — писал он, — по обвинению меня большевиками в контрреволюционной деятельности, я был арестован и препровожден в Сычевскую тюрьму, где и пробыл ровно 10 дней. Поводом к моему аресту послужило желание волостного комитета отобрать от церкви арендную плату за церковные лавки, которой всегда пользовалась церковь. 25 января — в день празднования иконы Божией Матери „В скорбех и печалех утешение“ — я собрал прихожан, и, после речи о тех скорбях и печалях, которые переживает наша Родина, о тех гонениях на Церковь, какие в последнее время особенно сильно стали проявляться со стороны врагов Церкви, я упомянул и о желании комитета отобрать церковные лавки „в народное достояние“. При этом я уяснил народу, что хозяином церковного имущества являются все верующие прихожане этого храма, а не волостной комитет, который может состоять не только из людей другой веры и другого прихода, но даже и из врагов Церкви, что приказание комитета наполняет сердца верующих христиан скорбью и печалью. На мою речь все собравшиеся — а их было не менее тысячи — горячо стали на мою сторону и решительно заявили: „Церковных лавок не дадим“. Из этой тысячи выделилась небольшая кучка — 15–20 человек — большевиков с требованием перенести собрание из храма в народный дом. Прихожане категорически отказали им в этом. Было шумно. Я всеми силами уговаривал не оскорблять большевиков, говорил, что в Церкви партийности не должно быть, что для Церкви одинаково дороги все православные христиане, к какой бы они по своим политическим убеждениям партии ни принадлежали. Решением прихожан большевики остались недовольны и, выходя из храма, угрожающе кинули по моему адресу: „Провокатор“, „Мы все-таки поставим на своем“. Это грозное „поставим на своем“ они настойчиво стали приводить в исполнение.

2-го февраля в народном доме ими устроен волостной сход, на котором при обсуждении вопроса о церковных лавках некоторые из большевиков были побиты и изгнаны. Это печальное обстоятельство и было главной причиной моего ареста: меня обвинили в подстрекательстве к этому избиению. Мне поставили в вину мою речь, произнесенную 2-го февраля, в которой я снова говорил о гонениях на церковь, о нападении на Александро-Невскую Лавру, об убийстве о. П. Скипетрова, о Голгофе, на которую, быть может, придется идти истинно верующим христианам и особенно защитникам веры Христовой, призывал объединяться вокруг своего храма и не давать его на разграбление. Предупредил прихожан и от тех статей, в которых топчется в грязь наша вера святая (газета „Народная беднота“). Более я ничего не сказал.

Инцидент 2-го февраля в народном доме сильно взбаламутил большевиков, и они 7-го февраля, собравшись в деревне Печеничене Воскресенской волости, вынесли постановление о моем аресте. Несмотря на всю мою невиновность, несмотря на ходатайство всех прихожан не подвергать меня аресту, я 19-го февраля все-таки был арестован и препровожден в тюрьму. Мне грозили даже расстрелом. Но по молитвам прихожан и по милости Божией я 1-го марта был освобожден из тюрьмы.

 Не могу умолчать о той любви, которой окружил меня приход в эти тяжелые для меня и скорбные дни. Провожать меня собралась тысячная толпа. Слышались истеричные рыдания, вопли, проклятия по адресу большевиков. Во мне видели страдальца за веру, мученика. Свидетельствуюсь, — я не заслужил этой любви от народа».

Статья об этом происшествии, помещенная в областной газете, подтверждает все изложенное священником в рапорте епархиальному архиерею. Два большевика были избиты в народном доме, сообщала газета, за то, что «они в своих речах компрометировали духовенство и, между прочим, подняли на собрании вопрос о переходе… доходов из церковных лавочек (которые дают ежегодно 2 000 руб. доходу) в ведение С.К.Д.». «Неизвестно, — пишет газета, — каким бы и без того ужасным финалом закончилось это зверское избиение невинных т. большевиков, если бы одному из них не удалось вырваться из рук обезумевшей толпы, а другому, тяжело избитому, с окровавленным от побоев лицом, удалось умолить толпу о спасении. Этот печальный эксцесс произошел на почве антибольшевистской агитации перед мирянами священником приходской церкви Мясоедовым, который давно агитировал с амвона перед темным деревенским людом, разжигал в его сердцах ненависть к большевикам, увещевая его в том, что большевики — это враги не только народа, но и Бога, и что, если власть большевиков не падет, то мир ожидает новое горе: восстанет тогда сын на отца и отец на сына и будет по всей земле плач, голод и болезни». Газета приводит и слова протоиерея В. Мясоедова о том, что «он сам первый готов идти пострадать за правду на Голгофу»[1] (Духовенство Смоленской епархии в гонениях ... С. 67–69).

__________________

[1] Известия Смоленского Совета. 1918. 3 марта (№ 39(67)).