Питирим (Нечаев Константин Владимирович), схимитрополит

Схимитрополит Питирим (в миру — Константин Владимирович Нечаев) родился 8 января 1926 года в городе Козлове (ныне Мичуринск) Тамбовской губернии. Его отец — Владимир Андреевич Нечаев, был протоиереем градского храма Илии Пророка, дед — Андрей Илларионович Нечаев — настоятелем Богоявленского храма села Селезни Тамбовского уезда. Мать — Ольга Васильевна Нечаева (Быстрова), также происходила из духовного сословия: была дочерью священника села Космодемьяново Тамбовского уезда. По воспоминаниям владыки, его род обосновался в Тамбове в 1685 году, когда «епископ Питирим^[1], назначенный на Тамбовскую кафедру из вяземских архимандритов, привез с собой родную сестру, духовника и небольшую группу священников-миссионеров для того, чтобы просветить мордву. В числе этих миссионеров были и мои предки, — таким образом, с конца XVII в. по епархиальным спискам прослеживается непрерывный большой перечень моих дедов и прадедов»^[2].

Константин был самым младшим из одиннадцати детей семьи Нечаевых. Когда отца Владимира арестовали в первый раз, ему было только четыре с половиной года. «После ареста отца жить в Козлове стало невозможно, — позже вспоминал владыка Питирим, — из нашего дома нас выселили, и никто даже не хотел пускать на квартиру. В конце концов, мы сняли комнатку у двух старушек-сестер. Избушка их была крохотная, низенькая и глубоко вросшая в землю. И комнатка, в которой ютились мы, была совсем маленькая»^[3]. Протоиерея Владимира Нечаева «арестовывали несколько раз — первый раз в 20-е годы, во время обновленческого раскола, потом — уже на моей памяти — в 1930-м году. Я запомнил, что пришли за ним ночью, и что небо было звездное. Тогда, в четыре с половиной года, я твердо решил, что буду монахом. Это решение было моим ответом на случившееся. Я понял тогда, что тоже буду священником, как папа, но мне не хотелось кого-то за собой тащить и заставлять переживать те трудности, которые выпали на долю нашей семьи»^[4].

В семнадцать лет, по окончании школы, Константин Нечаев становится студентом Московского института инженеров транспорта (МИИТ), в девятнадцать — иподиаконом Святейшего Патриарха Алексия (Симанского) и студентом открывшегося тогда в Москве Православного духовного института, преобразованного в 1946 году в Московские духовные семинарию и академию (МДАиС). Об этом времени рассказывал в своей книге «Академия у Троицы. Воспоминания о Московских Духовных школах» профессор Марк Харитонович Трофимчук: «В то время среди учащихся старших курсов заметно выделялся Константин Нечаев (будущий митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим, а тогда — иподиакон Патриарха Алексия I). Высокий, стройный, с внушительными усами, всегда в приличном костюме, он больше был похож на преподавателя, чем на студента. Из-за иподиаконства ему разрешалось пропускать занятия, но когда он появлялся, то сразу привлекал внимание. Он обладал безупречной дикцией, что нельзя было не заметить, когда он произносил молитвы, а впоследствии — когда давал возгласы за богослужением…»^[5].

В 1947 году Константин Нечаев успешно окончил Московскую духовную семинарию, а в 1951 году Московскую духовную академию — первым в списке и со степенью кандидата богословия, полученной за сочинение «Значение христианской любви в аскетических воззрениях преподобного Симеона Нового Богослова». Как подававший большие надежды, Константин Владимирович был оставлен в академии преподавателем и одновременно профессорским стипендиатом по кафедре истории и разбора западных вероисповеданий (его стипендиатская работа: «Каталог богословско-исторической литературы по западным вероисповеданиям и патрологии III–V веков», 1953 год).

40-е и начало 50-х годов минувшего столетия — «время, которое историки, выявляя внутреннюю противоречивость, даже парадоксальность духовной ситуации, назовут эпохой сталинского Церковного Возрождения, — писал работавший под началом владыки Питирима философ и историк Церкви Николай Николаевич Лисовой. — В годы Великой отечественной войны Церковь возглавила чрезвычайный духовный подъем нашего народа, благословив верующих и неверующих на защиту своей земли, самого русского права на жизнь. На волне всенародного нравственного подвига только и стало возможным церковное возрождение послевоенных лет. Душой и вождем этого движения стал Святейший Патриарх Алексий I (Симанский) — ближайший сподвижник Патриарха Сергия, носитель традиций еще дореволюционной русской церковности.

Митрополит Питирим — во всем ученик Святейшего Патриарха Алексия. Не только в том смысле, что церковный его путь на всех этапах осенен благословением великого первоиерарха: Патриарх Алексий рукоположил Константина Нечаева во иерея (в Елоховском соборе, в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, 4 декабря 1952 года), благословил к принятию иночества в 1959-м, рукоположил во епископа в 1963-м. Но еще важнее духовное влияние, которое имел наставник на ученика. От него унаследовал митрополит Питирим глубокий церковный традиционализм — как в богословском мышлении, так и в богослужении, и в неизменно патриотической гражданской позиции, и в самых формах церковного сознания и строительства»^[6].

С 1951 по 1992 годы последовательно проходил должности преподавателя, доцента, профессора, заведующего кафедрой Священного Писания Нового Завета в Московской духовной академии. С октября 1959 года — инспектор Московских духовных школ. Доктор богословия Московской духовной академии, а также доктор honoris causa Богословского факультета в Прешове (Словакия, 1983), Богословского факультета имени Яна Амоса Коменского в Праге (1985) и Гиссенского университета Германии. Научные интересы митрополита Питирима затрагивали области православной антропологии, мистического богословия и аскетического пути богопознания, — всего им было опубликовано более 100 богословских работ и статей в периодической печати, в том числе за рубежом. Он был членом Российской академии естественных наук, заведовал кафедрой теологии Московского института инженеров транспорта, был профессором кафедры ЮНЕСКО «Золотое наследие Руси». Владыка был членом правления Международного фонда славянской письменности и славянских культур, а также членом различных обществ дружбы с народами зарубежных стран...

«Одной этой деятельности оказалось бы для другого более, чем достаточно, чтобы наполнить до краев долгую и плодотворную жизнь, — продолжал Н. Н. Лисовой. — Но Владыке Питириму Бог готовил другое, не менее ответственное служение. В 1962 году, еще архимандритом, он был назначен главным редактором "Журнала Московской Патриархии" — единственного тогда печатного органа Русской Православной Церкви. Год спустя, с 1963 года, уже епископ Волоколамский, Питирим становится председателем Издательского отдела Московского Патриархата (с оставлением в должности профессора МДА).

Вспомним, что это было за время. Рубеж 1950–1960-х годов ознаменован разгулом так называемых "хрущевских гонений" — последней попытки тотального наступления на религию со стороны атеистического государства. По настоянию властей был отправлен на покой митрополит Николай (Ярушевич) — легендарный Николай Крутицкий, занимавший со времен войны два ответственнейших поста: председателя Отдела внешних церковных связей и председателя Издательского отдела Московского Патриархата. В сложных условиях Патриарх Алексий I нашел тогда мудрый и оптимальный выход — доверить эти посты молодым архимандритам, еще не известным и не успевшим сделаться ненавистными для Совета по делам религий. Наступает эпоха "молодого епископата". Во главе Отдела внешних церковных связей был поставлен 30-летний Никодим (Рогов), во главе Издательского отдела 36-летний Питирим.

Издательский отдел, созданный Патриархом Алексием в феврале 1945 года и связанный потом на протяжении более 30-ти лет с именем митрополита Питирима — это отдельная большая глава в истории современной Русской Церкви. Трудно поверить, но в условиях строжайшей цензуры, при господстве откровенно антирелигиозной идеологии, была создана уникальная церковно-издательская структура, восстановлено печатание Священного Писания (несколько изданий Библии и отдельно Нового Завета), богослужебных книг (Минея Праздничная, двенадцать томов Минеи Служебной, Триодь Цветная и Постная), восемь томов "Настольной книги священнослужителя". И главное — церковные периодические издания: ежемесячно выходивший "Журнал Московской Патриархии" и тридцать выпусков "Богословских трудов".

При этом Владыка Питирим огромное значение придавал не только содержательной, но и внешней стороне изданий. Они соответствовали современным издательским и полиграфическим требованиям, были актуальны и интересны для современного, не только церковного читателя. И журнал, и ежегодные церковные календари, и иная издательская продукция Отдела отличались насыщенностью зрительного ряда, яркостью и убедительностью фоторепортажей, портретных, иконописных и церковно-архитектурных репродукций. Владыка сам был большой любитель и мастер фотографии, свободно владел фото- и кинокамерой, тому же учил своих учеников и сотрудников.

Сегодня трудно себе представить, какое значение имели тогда для всех нас публикации Издательского отдела. Каждого тонкого номера журнала (объем был строго ограничен 80 страницами) ждали как глотка свежего воздуха, как живоносного источника в пустыне. Журнал впервые делал доступными для читателя творения святых отцов, проповеди великих иерархов, работы церковных историков и богословов.

Но, может быть, еще важнее — прорыв информационной блокады Русской Церкви, впервые достигнутая возможность свидетельствовать от ее имени если не граду, то миру. Стесненная и гонимая внутри страны, Церковь обрела голос и явила сокровенную духовную жизнь и несломленную силу Православной России зарубежному читателю. Вопреки утверждениям "научных атеистов" об "отмирании" религии в СССР, издания митрополита Питирима в слове и в фоторепортаже говорили о другом — о том, что церковная жизнь России продолжается, развивается богословское и литургическое творчество, бьется, пусть слабый, пульс религиозной мысли.

Информационный прорыв стал возможен благодаря тому, что митрополит Питирим, не ограничивая себя задачами собственно церковной журналистики, сумел сделать Издательский отдел мощным научно-исследовательским центром церковной истории и отечественной богословской мысли, привлек к работе талантливых и преданных Церкви светских молодых ученых и литераторов. В духовной жизни общества открылось вдруг новое внутреннее измерение.

...Современники, как в светском, так и в духовном мире, редко бывают справедливы. Своеобразная "медийная империя", созданная Владыкой Питиримом, вызывала в одних раздражение и ненависть, в других зависть и ревность — слишком он был независим в суждениях, широк в богословских поисках, независим даже цензурно и экономически ... В конце 1994 года Издательский отдел, в том виде, как он работал в прежние годы, был расформирован, а позже преобразован в Издательский Совет Русской Православной Церкви»^[7]. Владыка и большинство опытных сотрудников были уволены — как раз тогда, когда они готовились к празднованию 50-летия Отдела, созданного по решению Поместного Собора Русской Православной Церкви 1945 года.

«Владыка со смирением принял это решение и по-отечески утешал всех оставшихся без любимой работы, — вспоминал работавший в Издательском отделе в те годы протоиерей Игорь Бондарев. — Он никогда не жаловался и внешне не показывал свои переживания, но можно себе представить, как трудно человеку, когда становятся невостребованными накопленные знания и опыт, когда его лишают дела, на которое он положил много сил и которому отдал много лет своей жизни»^[8].

«Все, что произошло с его Издательским отделом, было для него незаживающей раной. Правда, он никогда не обнажал своих чувств ("душевного стриптиза" не признавал), никого кроме себя в случившемся не винил, никогда никому не жаловался. Догадаться о том, как сильна эта боль, можно было только по косвенным признакам, отчего у многих возникало обманчивое впечатление его самодостаточности, думали, что ему все ни по чем. Об этом очень откровенно сказано в одном из его стихотворений. Для кого–то это, быть может, звучит неожиданно, но Владыка писал иногда стихи — для себя, о чем знали, разве что его родные; нам попалось однажды несколько листов с его набросками, в основном незаконченными, которые мы после долгих усилий частично смогли расшифровать:

Есть молчаливые табу
На откровенность слов певучих.
Они застенчивы и замкнут тесный круг,
Кому слышны они и чей уловит слух
Боль, что суровела в гармонии созвучий…

О последних годах работы в отделе он вспоминал мало. Мы сами попали к нему незадолго до крушения, а работали уже после, оттого эта страница жизни Владыки, может быть, самая главная, остается у нас заполненной лишь пунктирно. Но думаем, что рано или поздно найдется, кому написать и об этом — sine ira et studio^[9]. Мы не будем повторять то, что знаем понаслышке. Зато можем вспомнить то, чего не наблюдал никто кроме нас.

Одна из нас договаривалась с Владыкой насчет главной своей работы как раз накануне открытия Архиерейского собора 1994 г. — воскресным вечером, на Брюсовом^[10]. В конце беседы он достал немного денег из кошелька и попросил: "Съезди, пожалуйста, завтра утром в храм Иоанна Воина на Якиманке, помяни за упокой святейшего Патриарха Алексия I, архимандрита Севастиана^[11] и протоиерея Александра^[12]. И за меня подай записочку". Просьба, конечно, была выполнена. Но удара это не отвело.

Выстоять сразу, притом, что такой удар мог бы сломить и не менее сильного человека, ему помогло явное свидетельство благоволения Божия. К вечеру накануне праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, 3-го декабря 1994 г., прихожанам Брюсова уже стало известно решение Архиерейского собора о реорганизации Издательского отдела и об отстранении от руководства им митрополита Питирима. Поэтому на всенощную собирались как к постели тяжело больного. После чтения Евангелия Владыка обратился к народу с кратким словом, чего уже к тому времени довольно давно не делал. Все замерли: что он скажет? А он сказал только о том, что на Соборе был прославлен в лике Новомучеников протопресвитер Александр Хотовицкий. "А мне привел Господь получить его собственный крест", — добавил Владыка просто и вытянул из–под облачения на цепочке небольшой крест с лилиевидными концами, с дарственной надписью о. Александру Хотовицкому. Крест был положен на аналой рядом с праздничной иконой, и все прикладывались к нему, подходя на помазание. В самый день праздника после Литургии Владыка неожиданно для многих благословил служить благодарственный молебен и уехал на продолжавшиеся соборные мероприятия. В таких обстоятельствах это произвело на всех шоковое впечатление. Потом мы услышали от него самого, что такой молебен на Введение благословил служить еще Патриарх Сергий — в память о победоносном наступлении под Москвой в 1941 г. День этот, помимо всего прочего, был памятен лично для Владыки: это было сорокалетие его иерейской хиротонии. Вообще он всегда говорил о необходимости благодарить Господа, опять–таки цитируя Патриарха: "Благодарение — это рука, протянутая за новыми благодеяниями". На одной из служб он дал прихожанам постоянное "задание": каждый раз прибавлять к утреннему и вечернему правилу молитву: "Утверждение на Тя надеющихся, утверди, Господи, Церковь, юже стяжал еси честною Твоею кровию". В те дни он попросил возобновить себе читательский билет в Ленинку, говоря, что ему "надо жизнь заново начинать". Всерьез собирался туда ходить, — говорил, что это была его давняя "хрустальная мечта", но жизнь пошла по–другому. В слове, произнесенном в Брюсовском храме на новый, 1995 год, он отвечал на свои собственные вопросы и сомнения: как жить дальше. И ответ увидел в самом евангельском чтении на новолетие: "Дух Господень на мне, егоже ради помаза мя благовестити нищим, посла мя исцелити сокрушенныя сердцем, проповедати плененным отпущение и слепым прозрение, отпустити сокрушенные во отраду, проповедати лето Господне приятно". "Каким бы ни был трудным нынешний год, — сказал он, — мы должны всегда помнить, что каждый год — это лето благости Божией".

Той зимой он все ездил по московским святыням, — приходилось слышать, что его видели то в Хамовниках у "Споручницы грешных", то в Сокольниках у Иверской, то у мученика Трифона на Рижской, то у "Нечаянной радости" в храме Илии Обыденного. Так Владыка не только выстоял сам, но не дал разлиться гневу и ропоту среди своих верных прихожан и почитателей. Он выстоял, хотя потрясение, конечно же, не прошло бесследно. Впоследствии создавалось впечатление, что он до конца продолжал ждать и опасаться какого–то нового удара, — временами казалось, что он перестраховывается, терпит то, что не надо было бы терпеть. Но ему было виднее, как себя держать. Так, на Брюсовом одно время часть клира относилась к нему с неявной, но ощутимой неприязнью, мелкие знаки неуважения бросались в глаза на каждом шагу и возмущали верную Владыке часть паствы. Он же все переносил молча и пресекал любые попытки так или иначе за себя заступиться, — в результате отношения, хотя и не стали идиллическими, постепенно смягчились и относительно нормализовались. Вообще обижаться за него случалось нередко, особенно учитывая безответность, с которой он принимал свои обиды. Помнится, когда праздновали перенесение мощей святителя Питирима Тамбовского, все, конечно, ждали, что он поедет на торжества, и сам он до последнего ждал приглашения, но его не пригласили. Так он в тот год на свои именины и не служил — присутствовал на Брюсовом, но не выходил из алтаря.

Он всеми силами старался не привлекать к себе внимания, никогда не давал публичных благословений — ни на издания, ни на общественные мероприятия. Не хотел, чтобы его даже заподозрили в какой бы то ни было конфронтации. Некоторые упрекали его в "отсутствии позиции". "Моя позиция — послушание Церкви", — отвечал он твердо. Кому–то это казалось слабостью, — на самом деле выбор Владыки требовал не только огромной внутренней силы, но и невероятного усилия, тем более, что по природному своему характеру он отнюдь не был "кротким агнцем". Это было страшное искушение. Но поза "неправедно гонимого" была Владыке органически чужда. Как–то он проронил: "К чему приводят всякие "позиции", мы на Украине видим". Он на корню пресекал случавшиеся иногда попытки церковных группировок самой разной ориентации — от про–старообрядческой до неообновленческой, — объявить его вдохновителем того или иного современного течения. Беспрекословно подчинялся требованиям священноначалия, о епископате и Патриархе всегда отзывался с уважением. Когда его пытались спровоцировать на осуждение нынешнего состояния Церкви, он резко возражал: "Храмы открываются, служба идет. Можно только радоваться и Бога благодарить"...

…Как–то так получилось, что нам эта "болевая" сторона открылась очень быстро. Но наши силы были слишком малы, чтобы в корне что–то изменить. К сожалению, очень бывало обидно за Владыку, когда его участие в каких–либо мероприятиях изначально планировалось как чисто "представительское". Но даже в этих случаях он все же надеялся кого–то "расшевелить", призвать к какой–то плодотворной и полезной деятельности, увы, обычно тщетно. Он сам это понимал, иногда говорил доверительно: "Конечно, все, что ты сейчас видишь, может навести только на грустные размышления…" Но все же следует особо подчеркнуть, что вопреки бытующему мнению, Владыка не был сломлен, не пал духом. По образному выражению одного близкого ему человека, он был подобен "хризантеме, не побиваемой никакими морозами". Ему органически чуждо было уныние — как по личному, так и по государственно–историческому поводу. Особая "духовная бодрость" была его отличительной чертой в любых жизненных обстоятельствах. В немощи человеческой только ярче высвечивалась сила Божия"»^[13].

...«Месяца за два до смерти он объявил, что "ушел в затвор". Внешне затвора не получалось, к нему потоком текли какие–то люди, в основном военные, его затвор был, очевидно, внутри себя, в своих потайных глубинах. Незадолго до кончины он надиктовал на кассету свои последние распоряжения, касающиеся собственных похорон, — как все устроить, чтобы никому не было в тягость^[14], и как решить судьбу его церковных реликвий^[15]».

Скончался митрополит Питирим 4 ноября 2003 года, в день празднования Казанской иконы Божией Матери, на 78-м году жизни. Утром 7 ноября в Богоявленском кафедральном соборе была совершена заупокойная литургия по почившему митрополиту Питириму. После литургии Патриарх Алексий II в сослужении членов Священного Синода и собора архиереев совершил чин отпевания, перед которым произнес надгробное слово. «Вся жизнь покойного архипастыря была посвящена служению Церкви Христовой», — подчеркнул Святейший Патриарх.

Владыка Питирим погребен в Москве на Даниловском кладбище, где ранее упокоились его родители — протоиерей Владимир и матушка Ольга, а также его родные братья и сестры.

*   *   *

Незадолго до кончины митрополит Питирим принял схиму с именем священномученика Питирима, епископа Великопермского и Устьвымского^[16].

________________

^[1] Питирим Тамбовский (в миру — Прокопий; 27.2.1645–28.7.1698) — святитель. Канонизирован в 1914 г. Небесный покровитель митрополита Питирима (Нечаева). Память его празднуется 28 июля/10 августа. Согласно семейному преданию род Быстровых (предков митрополита Питирима по материнской линии) восходил к племянникам святителя Питирима.

^[2] Русь уходящая: Рассказы митрополита / Сост. Т. Л. Александрова, Т. В. Суздальцева. М., 2004. C. 9.

^[3] Там же. С. 20.

^[4] Там же. С. 19.

^[5] Московские Духовные школы в Новодевичьем монастыре // Московские епархиальные ведомости. 2008. № 7–8.

^[6] Преданный служитель Церкви : О церковной и общественной деятельности митрополита Питирима (Нечаева) : [Сборник трудов и воспоминаний] / Сост. Е. С. Полищук, Н. Балабанова. М., 2009. С. 41.

^[7] Там же. С. 42–44.

^[8] Там же. С. 46–47.

^[9] Без гнева и пристрастия (лат).

^[10] Храм Воскресения Словущего на Успенском Вражке располагается в Брюсовом переулке между Тверской и Большой Никитской улицам.

^[11] Духовный отец владыки Питирима — преподобный Севастиан Карагандинский.

^[12] Настоятель храма Иоанна Воина Александр Воскресенский также был духовником владыки.

^[13] Пленный рыцарь : Воспоминания о последних годах митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима (Нечаева) / Т. Л. Александрова, Т. В. Суздальцева. М., 2006. С. 32–39.

^[14] «Он, в частности, просил не устраивать никаких отдельных поминок, а просто раздать поминальные кушанья на кладбище...».

^[15] Пленный рыцарь : Воспоминания о последних годах митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима (Нечаева) / Т. Л. Александрова, Т. В. Суздальцева. М., 2006. С. 113–114.

^[16] Жизненный путь митрополита Питирима: факты и даты // Православие.Ru / Сретенский монастырь. М., 2011. URL: pravoslavie.ru/43974.html