Борис (Холчев Борис Васильевич), архимандрит

Жизнь архимандрита Бориса была тесно связана с церковью святителя Николая в Клённиках на Маросейке, настоятелем которой был св. прав. Алексий Мечёв. С сыном о. Алексия — священномучеником Сергием отца Бориса связывала глубокая долголетняя дружба. Духовным руководителем Бориса Васильевича был оптинский старец прп. Нектарий (Тихонов). Борис Васильевич был одним из первых молодых ученых, занимавшихся проблемами экспериментальной психологии. В 1920–1922 гг. он преподавал на кафедре психологии и логики Орловского педагогического института (одновременно выполняя обязанности секретаря церковно-приходского совета Воскресенской церкви г. Орла). В 1922–1927 гг. он научный сотрудник Московского психологического института медико-педагогической станции Наркомпроса и Московской психиатрической лаборатории. Готовился к защите диссертации. Однако о. Нектарий благословил его стать на путь свящества.

В 1927 г. Борис Холчев был рукоположен во диакона, в 1928 г. целибатом — во пресвитера. Служил в храме свт. Николая в Клённиках. После ареста о. Сергия Мечёва в 1929 г. окормлял членов маросейской общины.

В 1931 г. отец Борис был арестован вместе с 14 членами общины, осужден как член контрреволюционной группировки на 5 лет лагерей. Освободился в 1935 г. Из лагеря вернулся совершенно изможденным, с больными легкими. Жил в Орле, затем по распоряжению органов НКВД выехал в Рыбинск. На протяжении 10 лет тайно окормлял членов маросейской общины, служил литургию.

Некоторое время в Рыбинске и в деревне на берегу Волги, в 20 км от города, жил о. Сергий Мечёв. В 1941 г. состоялось их последнее свидание. В лесу, сидя на поваленном дереве, они долго беседовали. Отец Сергий сказал тогда, что скоро умрет. О смерти друга он узнал только в 1950 г., тогда же и совершил заочное отпевание отца Сергия в Крестовой церкви Архиерейского дома в Ташкенте.

В 1948 г. по приглашению епископа Гурия (Егорова) приехал в Узбекистан и был назначен в Свято-Сергиевский храм Ферганы, где вокруг него стали собираться верующие, сюда же приезжали со всей страны его духовные чада, члены маросейской общины. Приезд отца Бориса — «глубокого богослова, психолога, обладающего огромной эрудицией во всех областях знаний, прекрасно знающего литературу, искусство, современную науку»^[1] сыграл серьезную роль как в церковной жизни епархии в целом, так и в собирании здесь круга просвещенного единомысленного духовенства (Гонимы, но не оставлены : Ташкентская и Среднеазиатская епархия, 1943–1961 : монография. 2-е изд., испр., и доп. М., 2020. С. 107–108). По инициативе о. Бориса в ферганском храме был сооружен величественный иконостас — копия иконостаса Троице-Сергиевой лавры. Все иконы в этом иконостасе выполнены — также в копиях с оригиналов Троицкого собора лавры в Загорске художником-иконописцем Марией Николаевной Соколовой.

Епископ Ермоген (Голубев), назначенный на Ташкентскую кафедру после владыки Гурия, в 1953 г. перевел о. Бориса в Успенский кафедральный собор Ташкента. Отец Борис очень скоро приобрел заслуженную любовь своей паствы и стал ближайшим помощником епископа Ермогена, был председателем епархиального совета, духовником епархии, нес пастырские труды, являлся одним из лучших проповедников епархии, проводил огласительные беседы для взрослых перед крещением. Популярность о. Бориса далеко не всем пришлась по душе: на него посыпались доносы. В результате батюшке было запрещено принимать людей наедине. Тем не менее, до последних дней о. Борис оставался духовником епархии, многих окормлял как старец.

Во время монашеского пострига владыка Ермоген не изменил имени своего постриженника, поскольку, по его словам, новопостриженный всю жизнь свою «нес монашеский подвиг».

В последние годы жизни о. Борис сильно ослабел и почти полностью ослеп; часто болело сердце, мучали бессонница, постоянная боль в ногах. Утром 11 ноября 1971 г. мирно отошел ко Господу на руках своей духовной дочери, члена маросейской общины Е. С. Волнухиной. Погребен на Боткинском кладбище г. Ташкента.

________________

^[1] Булгакова Е. А. Воспоминания духовной дочери архим. Бориса (Холчева) // Глаголы жизни. 1992. № 2. С. 26.

*  *  *

Протоиерей Павел Адельгейм, протоиерей храма свв. Жен-Мироносиц в Пскове

Из бесед в Москве и Пскове в 2011–2013 годах

«В Ташкенте возникла своя микрокультура. В основе этой микрокультуры были: митрополиты Арсений (Стадницкий), Никандр (Феноменов), Гурий (Егоров), архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), кроме этого, было много священников. В основном они, вместе с монахами, прихожанами, составляли две группы: мечёвско-оптинская, довольно большой круг, и Александро-Невское братство. Эти два круга слились и стал единый круг. Пришли они из разных мест, а культура — общая. Все они были люди образованные. Это был очень живой круг общения. Туда входили и люди совершенно новые, которые хотели жить по-христиански. Я питался этими соками. Тут было огромное влияние личности, как о. Бориса (Холчева), так и владыки Ермогена (Голубева). <…>

После владыки Ермогена я, естественно, прилепился к о. Борису, и на мне был очень глубокий его отпечаток. Даже когда я приехал в Фергану, где он служил до меня, меня приняли с большой радостью, потому что я манерами, речью напоминал его, а там его очень любили. Так что мне несложно было в Фергане приобрести авторитет за счет о. Бориса.

Настоятелем кафедрального собора Ташкента был архиерей, а о. Борис был старшим священником. Он был очень щепетильный человек, и, хотя уже был в это время в преклонном возрасте и здоровье было плохое, в церковь он приходил ежедневно, утром и вечером. Он стоял все богослужение как свечка, он ни во что не вмешивался, но своим присутствием он создавал определенную дисциплину в алтаре, при нем уже было неудобно сидеть, разговаривать, анекдоты рассказывать. Пономари, конечно, забивались в пономарку, там немножко другая атмосфера была, а в алтаре всегда был очень строгий порядок. К о. Борису только иногда подходили во время богослужения, если были вопросы по чину, и он всегда отзывался.

Священников в соборе было много, но о. Борис, несмотря на возраст и слабое здоровье, нес седмицу наравне со всеми, т. е. служил ежедневно, утром и вечером, начиная с понедельника и заканчивая субботой. Мне, например, сейчас тяжеловато седмицу вести, я седмицу через седмицу несу, а о. Борис свою седмицу нес. Единственное, он не крестил младенцев, это было ему не под силу. Ташкент — это же огромный город, и в воскресный день бывало до ста младенцев. Поэтому их крестили молодые священники, а на о. Бориса владыка Ермоген возложил обязанность подготовки взрослых к крещению. Владыка, так же, как и о. Борис, считал подготовку к крещению необходимой, и о. Борис крестил взрослых после предварительных бесед. Оглашение, конечно, в то время не было длительным, обычно бывало три беседы, как правило, о. Борис в течение недели совершал крещение.

У владыки Ермогена было очень трепетное отношение к слову. Проповедовать в соборе в воскресные и праздничные дни разрешалось только о. Борису, он же проводил воскресные беседы после вечернего богослужения, обычно они шли минут сорок, на них собирался полный собор. Отец Борис не занимался богословием, он говорил о мечёвской общине, рассказывал об о. Алексии Мечёве, Оптиной, об Иоанне Кронштадтском (в Ташкенте были люди, которые его знали). Потом все собирались к нему в келью и там были беседы, к которым о. Борис всегда подготавливал какое-нибудь интересное чтение.

Отец Борис, особенно когда еще были силы, в конце 1950-х – начале 1960-х гг., часто собирал у себя весь круг тамошних. У него постоянно жили маросейские, кто-то приезжал, уезжал, кого-то пристраивали жить к знакомым — все время миграция была, и все собирались у о. Бориса на обед, а чаще получалось, что на ужин. Пока я был в Ташкенте, с о. Борисом были постоянные контакты. Он нередко приглашал нас с Верой (супругой. — О. Б.) к себе на ужин, и для нас всегда это было радостное событие. Отец Борис всегда находил что-то интересное почитать, рассказать, всегда можно было задать ему вопросы — я был только после семинарии, и вопросов у меня было много. Политики совершенно не касались, мы все были аполитичны.

Круг о. Бориса — [сестра] Мария Васильевна Холчева, Мария Петровна Лаврова и Елена Петровна — врачи. Ольга Осиповна Костецкая (мон. Макария) — очень известный человек, он ее очень уважал, инокиня Вера Николаевна (Кисилёва), мать Анастасия (Кузнецова), жила вместе с Верой Николаевной. Приезжали члены семьеи Мечёвых, часто бывала дочь о. Сергия, Ирина, приезжала Елена Сергеевна Волнухина, подолгу жила у о. Бориса. После освобождения из заключения <…> я с дочерью Аней почти полгода жили у него …» (О. В. Борисова. Гонимы, но не оставлены : Ташкентская и Среднеазиатская епархия, 1943–1961 : монография. 2-е изд., испр., и доп. М., 2020. С. 367, 369–370).

*  *  *

Воспоминания духовных детей

«Н. М. Иванова вспоминала, что батюшка имел какой-то свой психологический подход к человеку, был очень тактичен с людьми, никогда "не рубил с плеча": "У него не было ничего механического. Перед ним стояла личность, которую надо спасать, Божий человек. А батюшка был на это призван"...

Многие отмечали, что в разговоре с ним совсем не чувствовалось присутствие человека, а был "словно один Бог": "Когда замолкнешь, он скажет два-три слова, не больше, но именно те самые, которые тебе нужны". В то же время нельзя сказать, что строгость не была присуща отцу Борису. Протоиерей Александр Куликов вспоминал: "Строгость у него вообще была и в осанке, и фигуре, но душа добрая, ласковая… В нем чувствовалась вера, терпение и молитва… Его отношение к человеку — сама любовь… И полное понимание, простота и глубина в общении".

Такое же впечатление он произвел и на диакона Серафима Чуракова: "Отец Борис был немногословным, строгим, а глаза — полными любви и света. Неповторимые глаза"» (Марина Чижова. «Весь – мир, весь – тишина, весь – свет» ...)

*  *  *

Из высказываний архимандрита Бориса (Холчева)

«Цель Крещения должна быть одна: соединение с Богом, получение благодати Его. Не следует здесь искать здоровья, ума, способностей к ученью. Это — второстепенное, оно не должно заслонять главного.

Совершение всякого доброго дела может быть только при помощи Божией, а потому — первым делом обращайтесь к Господу, Матери Божией и святителю Николаю и просите указать пути к полезному.

Двойственность в мыслях не держите и старайтесь не допускать, и старайтесь веровать попросту, а испытательно, ища доказательств и сравнения в вере относиться к религии — нельзя найти конечной цели, и от сего многие страдают.

Надо трудиться, чтобы привлечь к себе благодать Божию, если не будет борьбы, труда, то и благодати не к чему будет прикоснуться.

Вечная память — это не память о великих людях, которые имели значение в истории. Когда мы поем "Вечная память", то просим, чтобы Бог не отверг усопшего в вечное забвение, но сохранил вечной его память, как о святых своих, живущих в селениях небесных.

Одно из основных свойств человека — способность осознания не только окружающего мира, но и самого себя… Нравственное воспитание заключается в осознании и развитии духовного начала, в содействии тому, что в Евангелии называется "голубиной простотой", которая не есть умственная простоватость, но может сочетаться со "змеиной мудростью"… Чтобы "превозмочь" естественного человека с его мучительной раздвоенностью, нужно, прежде всего, познать самого себя; понять, что в нас принадлежит добру, а что злу, и затем стремиться к тому, чтобы все способствующее добру развивалось, укреплялось, злое уступало место, уходило или преобразовалось и также начинало служить доброму.

Если и апостолы просили, говоря: "Господи, приложи нам веру", тем более мы должны взывать ко Господу. Будем молиться: "Да приидет нам помощь и милость от Господа". И Господь не оставит. Не унывайте, Господь милостив» (Там же).